Марина Могильнер - Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
Несколько слов о «рядовом» преподавателе философии коллегиума 1760–1770-х годов, уже упомянутом Лаврентии Кордете (он многие годы преподавал и философию)[312]. Впечатляюще выглядит «философский» отдел его личной библиотеки. Кордет собрал несколько вариантов пособий Баумейстера (на латыни и русском), философские труды Иоганна Голтиба Гейнекция (Johann Gottlieb Heineccius)[313], профессора философии в Галле, в которых он выступил последователем философско-юридических взглядов Х. Вольфа и Г. Гроция[314]. Конечно, сложно ответить на вопрос, как Лаврентий Кордет понимал и интерпретировал идеи, содержащиеся в работах, составивших его обширную библиотеку, которые он изучал, готовясь к занятиям. Можем лишь процитировать слова Г. С. Сковороды[315], его товарища по коллегиуму, который, характеризуя Кордета, заметил, что «о философских его субтильностях, даже до четвертого неба проникающих, нет чего уже и говорить»[316]. Несомненно, важным штрихом к портрету Кордета является тот факт, что он долгие годы вел переписку с Самуилом Миславским, обсуждая в письмах вопросы преподавания в коллегиуме, сам же Самуил Миславский, в свою очередь, состоял в переписке с Ф. Баумейстером[317].
Епископы, составлявшие инструкции для преподавателей коллегиумов с указаниями, как и по каким книгам преподавать, нередко сами же эти книги приобретали и передавали в коллегиумы. После смерти епископа Черниговского и Новгород-Северского Кирилла Лящевецкого (1770), который всегда помогал Черниговскому коллегиуму, осталась обширная библиотека, которую он еще при жизни обещал передать в коллегиумское собрание[318]. Среди книг епископа было немало тех, которые использовались в учебном процессе (труды Барония, Пуффендорфа, Фрейера, Вольфа, Баумейстера, Квенштедта, Герхарда, Бингама, Бруккера, Будде)[319]. Собрание свидетельствует о целенаправленном интересе к работам европейских ученых-современников: философов, богословов-пиетистов, историков, правоведов.
С 1770-х годов в православных коллегиумах (а в конце века и в других семинариях) философию преподавали по изданию Ф. Баумейстера, к которому были добавлены выдержки из работ Ф. Прокоповича, Вейссенса, Винклера, пособий Канзия и Гольманна. Примечательно, что преподаватель Харьковского коллегиума[320] Яков Толмачев, не удовлетворяясь этим, перевел в учебных целях с латинского логику, философию и моральную философию Баумейстера[321]. Разные издания Баумейстера (на латинском и русском) закупались коллегиумами в таком большом количестве[322], что можно с уверенностью говорить о том, что их имел каждый студент. Неудивительно, что пособия Баумейстера оказывались вместе со студентами коллегиумов в отдаленных уголках Украины. В романе Г. Ф. Квитки-Основьяненко «Пан Халявский» описан эпизод, когда сын помещика, которого обучал студент коллегиума «на кондициях», разрисовал книги своего учителя, в числе которых оказалась логика Баумейстера[323].
Выявление круга пособий, которые были положены в основу изучения курса философии в коллегиумах, показывает, что в нем были репрезентированы основные направления прежде всего немецкого просветительства, рациональная философия Лейбница-Вольфа.
Кстати, в Московской академии преподавание философии по Ф. Баумейстеру началось лишь с 1777 года, но и в начале 1780-х годов этот переход происходил непросто[324]. Подобные трудности зафиксировали и историки Казанской духовной академии[325]. Только в Московском университете преподавание философии происходило по тем же пособиям, которыми пользовались и в православных коллегиумах[326].
В конце XVIII века в философском курсе появился еще один сегмент — история философии, и по свидетельству рапортов преподавателей[327] ее учили по пособию Иоганна Якоба Бруккера (Johann Jakob Brucker)[328], который считается одним из родоначальников критической историко-философской науки, использовавших модифицированную версию исторического скептицизма[329].
Современные исследователи при изучении истории образования делают выводы о значении пособий по философии как важной составляющей трансфера новых образовательных идей, в том числе тех, которые были выработаны в Галле, на восточнославянские земли. Так, Г. Мюльпфордт отметил, что «представителем» Галле в этом регионе был не сам Христиан Вольф, а учебники, написанные по его философской системе, и именно учебники Баумейстера, Тюммига, Готтшеда распространились в европейских странах и России[330]. Этот и другие историки рассматривают «немецкую книгу» как самостоятельное социокультурное явление, которое в этот период было одним из основных критериев развития процесса взаимовлияний национальных культур[331]. В поле зрения исследователей попали прежде всего столичные учебные заведения Российской империи. Изложенные факты, по нашему мнению, позволяют утверждать, что в этом процессе свою роль играли и православные коллегиумы.
Содержание курса богословия, который читался в православных коллегиумах, также претерпело изменения. В 1750-е годы перешли от системы, находящейся под влиянием иезуитской традиции преподавания богословия, к системе Феофана Прокоповича, которая была плодом синтеза разных богословских направлений[332]. Примечательно, что в инструкциях преподавателям коллегиумов советовалось, кроме курса Ф. Прокоповича, обязательно обращаться к «новейшим иноверным учителям»[333]. В частной переписке епископ Самуил Миславский советовал профессору богословия коллегиума читать и использовать для подготовки к занятиям проповеди известного лютеранского богослова, профессора в Гельмштадте, позже в Галле, Иоганна-Лоренца Мосгейма (Johann Lorenz Mosheim)[334]. Подобные рекомендации преподаватели коллегиумов не только выполняли, но и развивали. Например, преподаватели Харьковского коллегиума Иоакинф Карпинский[335] и Сильвестр Лебединский[336] написали богословские пособия в русле работ Прокоповича и протестантского богослова Голлазия[337]. Названные учебные пособия свидетельствуют о приобщении православных коллегиумов к европейскому богословскому дискурсу, восприятии подходов так называемого богословского рационализма. Эта программа вполне могла стать основой богословского факультета. Кстати, биографии Иоакинфа Карпинского и Сильвестра Лебединского являются достаточно типичными примерами карьеры многих преподавателей православных коллегиумов, которые после завершения этого этапа их деятельности нередко возглавляли другие семинарии, становились епископами и на новом месте воплощали свои курсы в практику этих семинарий. Иоакинф Карпинский впоследствии был ректором нескольких семинарий (Коломенской, Вологодской, Новгородской), Сильвестр Лебединский — ректором Тамбовской и Казанской семинарий (при нем она стала академией), и в этих учебных заведениях они читали свои курсы богословия. Можно привести много подобных примеров. Они позволяют подойти к ответу на вопрос о влиянии изменений, происходивших в самих православных коллегиумах во второй половине XVІІІ века, на другие учебные заведения (прежде всего духовные) Российской империи. Для более основательного ответа необходимы исследования содержания учебных курсов других семинарий.
Интересно отметить, что учителя Черниговского коллегиума под руководством Иоанна Максимовича еще в 1710 году издали книгу «Богомысліе», которая была переводом работы «Meditationes Sacra et exercitium pietatis» лютеранского теолога, профессора университета Иены Иоганна Герхарда (Johann Gerhard). Указом Сената 1720 года к черниговской типографии были применены санкции, которые объяснялись тем, что в книге «явилась многая люторская противность»[338]. Запреты не повлияли на то, что произведение И. Герхарда было в личных библиотеках преподавателей коллегиумов (например, в библиотеке профессора богословия Харьковского коллегиума Платона Малиновского[339]). Названный пример показывает, что и до середины XVІІІ века в среде коллегиумских преподавателей наблюдался интерес к трудам немецких протестантских ученых-богословов.
Во второй половине XVІІІ века изменились и маршруты образовательных путешествий студентов коллегиумов. Если многие преподаватели (и основатели) коллегиумов первой половины века завершали свое образование (слушая отдельные курсы) в иезуитских коллегиумах и академиях, то впоследствии для продолжения образования их направляли в немецкие протестантские университеты. Известны случаи, когда епископы направляли лучших студентов для обучения в Германию за свой собственный счет (на рубеже 1760–1770-х годов епископ Самуил Миславский за свой счет отправил в Германию двух студентов Харьковского коллегиума для подготовки к учительскому званию[340]). Проследив судьбы студентов и преподавателей, их академические биографии, можно утверждать, что эти поездки повлияли на привнесение в преподавательскую практику коллегиумов учебных и научных достижений немецких протестантских университетов. Первую партию (из двух человек) в «немецкие университеты» направили еще в 1727 году из Харьковского коллегиума. В их числе был Кирилл Флоринский[341], который по возвращении преподавал поэтику и философию[342]. Заметим, что студенты не проходили в немецких университетах всего курса обучения, а слушали отдельные дисциплины (поэтому они не зафиксированы в матрикулах этих университетов). Большие трудности при анализе этих фактов связаны с тем, что епископы старались не докладывать в Синод о направлении студентов за границу, не называли университетов[343] и не рапортовали об успехах студентов. Связано это с тем, что когда эта информация проявлялась, то удержать преподавателя в коллегиуме было невозможно, его сразу забирали в столичные академии[344]. И все-таки в воспоминаниях профессора Харьковского университета Ильи Тимковского (он учился в Переяславском коллегиуме и Киево-Могилянской академии) прозвучало, что он рос среди «голов», которые учились в Кенигсберге, Лейпциге, Лейдене, Геттингене, Оксфорде и Эдинбурге[345]. В это время были достаточно распространены случаи, когда представители местной элиты Гетманщины или Слободской Украины, пребывая в европейских странах в деловых поездках, посещали университеты, слушали там отдельные курсы. Некоторые из них становились и преподавателями коллегиумов. В одном из нереализованных проектов создания «формального университета» на базе Киевской академии (1766)[346] в качестве «главных побуждений» его появления отмечалась склонность народа к образованию, которая «доказывается тем, что никогда меньше 1 тыс. учеников не бывает в Киеве, в Чернигове до 800, а в Переяславе до 300», «отцы отдают, а молодые люди своею охотою обучаются»[347]. «Природной же остроты люди, познавшие… классы в малороссийских академиях… будучи иногда нищи и бедны, вояжи и странствия в Германию и Италию и далее предпринимают, откуда и возвращаются прямо учеными»[348]. Общеизвестно, что Григорий Сковорода именно во время деловой поездки слушал лекции в европейских университетах, а со временем стал преподавателем в Переяславском и Харьковском коллегиумах.
