Герд- Хельмут Комосса - Немецкая карта: Тайная игра секретных служб: Бывший глава Службы военной контрразведки рассказывает.
Действительно, для референта, особенно для молодого человека, работа в министерстве обороны была очень непростой. Если человек в своей прежней работе руководствовался принципом «приказ и послушание», то здесь речь шла о согласованиях и подписаниях, визированиях в других службах. Из воинских частей поступали требования, из аппарата министра и статс–секретаря тоже поступали требования и запросы. Помимо этого, были согласования с другими ведомствами, в первую очередь с министерством иностранных дел. Человека могло охватить отчаяние!
С Хельмутом Шмидтом для бундесвера началась новая эра, штаб буквально бомбардировался запросами из его ведомства. Например, почему командир части в Бремен—Шваневеде приказал одной из своих рот, возвращавшихся в казарму, совершать марш под песню? Не было ли это милитаристским выпадом? Или почему, запрашивал статс–секретарь Вилли Беркхан, рота на марше исполняла песню «Увидимся снова на Одер- ском пляже»? Это же чистой воды фашистская или реваншистская выходка! Необходимо было незамедлительно принять дисциплинарные меры в отношении командира роты. В любом случае количество телефонных звонков увеличилось и возникла довольно объемная переписка. Если статс- секретарь Беркхан был недоволен результатами расследования, вся процедура запускалась заново с самого начала. Совсем напряженной ситуация становилась, если какой–то местный партийный секретарь был недоволен ответом военного ведомства в Бонне. В конце концов, солдат был подчинен интересам политики. Однако часто возникало впечатление, что мало кто из тех в Бонне, кто занимался военной политикой, читал военного философа Карла фон Клаузевица или понял прочитанное. Если же возникала необходимость, как это иногда случалось в Академии командного состава, процитировать его, например, в торжественном докладе, в дальнейшем было достаточно просто указать, что, согласно Клаузевицу, война является продолжением политики с использованием других средств. Как правило, этого было достаточно для ответа образованного штабного офицера, хотя следует признать, что некоторые выпускники Академии командного состава в Гамбург-Бланкензее за время учебы полностью прочитали его книгу «О войне».
Подобного рода запросы зачастую сильно мешали штабам родов войск выполнять их профессиональную плановую работу. Так как в первую очередь необходимо было реагировать на все запросы из «барака» — штаб–квартиры СДПГ на Кобленцерштрассе — и из аппарата министра. Эти запросы необходимо было отрабатывать незамедлительно. Необходимо с пониманием относиться к тому, что в таких обстоятельствах очень непросто заниматься еще и принципами применения ядерного оружия. Ну ладно, НАТО все сделает как надо — так, наверное, думали некоторые в Бонне.
Что я говорю своим солдатам перед их демобилизацией?
Был конец квартала. Через несколько минут солнце зайдет за горизонт, думал я. Стоя у окна своего кабинета, я наблюдал, как небольшая группа уволенных солдат срочной службы торопливо шла в сторону ворот казармы. Их походка показалась мне слегка неуверенной. Ну вот, день демобилизации подходит к концу. В дверь постучали. Это был штабной офицер по личному составу, подполковник Шмидт, он прервал ход моих мыслей. «Ребята рады, что возвращаются домой», — сказал Шмидт и указал на группу молодых людей. Тогда мне пришла в голову одна мысль. «Скажите, господин Шмидт, как вообще в дивизии происходит увольнение в запас?» После некоторой паузы Шмидт ответил: «Господин генерал, это — чисто рутинная процедура. Военнослужащие получают документы, затем производится повторное построение роты, сдается снаряжение и — домой к мамам».
«Но увольнение в запас, — спросил я, — должно же сопровождаться каким–то достойным аккордом?» Выходило таким образом, что каждый командир роты сам решал, где и как его люди простятся с армией.
Вот уже и караул выходит, чтобы спустить флаг. В это время года темнеет рано, думал я.
Ребята, которые спешили к воротам казармы, остановились, встали по стойке «смирно» с равнением на знамя и ждали, пока закончится церемония. Мне пришла в голову мысль. Я думал, каким образом увольнение в запас можно было бы оформить достойно и празднично. Я думал о том, что каждый командир, занимающий высокий пост, в конце своей службы удостаивается чести торжественного марша воинского подразделения. А что получает обычный солдат за свою службу? Шмидту эта идея понравилась, и решение было быстро принято. Я приказал ему при демобилизации очередной партии военнослужащих 15 декабря во всех подразделениях 12–й танковой дивизии выбрать представителей среди демобилизованных и доставить их в штаб дивизии в Файтсхёххайм, где состоится праздничная церемония прощания. Затем в зале я запланировал откупорить бочку пива.
Подполковник Шмидт был толковым офицером и прекрасно соответствовал своей должности офицера по работе с личным составом. Правда, в его речи всегда присутствовала легкая ирония, но даже эта ирония была мне симпатична. В штабе 12–й дивизии в его лице у меня был хороший помощник.
Солдатская служба часто рутинна по своему характеру. Все уже когда–то кто–то делал. В большинстве случае все проходило хорошо. Почему нужно менять что–то, что в течение многих лет хорошо работает? Инструкторы были хорошо подготовлены, мотивированы и имели большой опыт. Распорядок службы существовал годами и хорошо зарекомендовал себя, т. е. для внедрения каких–то новшеств не было оснований. Главный принцип немецких армий, тактика выполнения задачи, к сожалению, в будничной жизни часто упирался в собственные границы. Все проходило по плану. Подготовка личного состава проходила по плану, так же, как и учения на местности, обучение вождению и боевая подготовка. На все виды деятельности в войсках есть свои регламенты. Очевидно, регламента для праздничных проводов военнообязанных не было. Я никогда не был особым сторонником рутины. Мне часто и очень сильно хотелось что–нибудь изменить, как в этом случае с проводами демобилизованных. Предполагаю, что и эта процедура вскоре тоже превратилась в рутину.
В этом случае с проводами демобилизованных я решил кое–что изменить. 15 декабря 1981 г. я стоял в гарнизонном зале перед собравшимися демобилизованными 12–й танковой дивизии и прощался с ними после завершения их срока службы.
Мое намерение состояло в том, чтобы прежде чем отпустить домой солдат, которые служили нашей стране, им необходимо за их верную службу высказать благодарность государства. Заинтересованный читатель будет удивлен тем, что кое–что из того, что командир дивизии тогда сказал своим солдатам, до сегодняшнего дня осталось важным и значимым. Международное положение изменилось, это естественно, но самое главное в солдатской службе остается актуальным на протяжении десятилетий. Тогда я сказал своим солдатам 12–й танковой дивизии в том числе следующее:
В эти дни в очередной раз тысячи молодых людей после прохождения воинской службы покидают бундесвер и возвращаются к гражданской жизни. Эта процедура, это событие повторяются из года в год и, кажется, уже стало совершенно рутинным мероприятием. Для виновников сегодняшнего торжества это завершение значительного этапа в их молодой жизни. Это событие является поводом для того, чтобы собрать представителей демобилизующихся солдат здесь, в штабе дивизии, и в их лице попрощаться со всеми их сослуживцами и в качестве напутствия высказать несколько соображений, которые имеют для меня особое значение (…).
Вначале Вас, конечно, будет переполнять радость: вы возвращаетесь к семье, к подруге, к прежней профессии, снова получаете возможность больше зарабатывать и устраивать свою жизнь по собственному усмотрению. Но очень скоро Вы почувствуете, что служба в армии накладывает отпечаток на Вашу дальнейшую жизнь и что последствия этого опыта имеют долгосрочное действие. В этой связи позвольте мне в качестве напутствия высказать несколько соображений.
Служба в армии есть служба во имя мира. Не позволяйте ввести себя в заблуждение тем многочисленным группам, которые полагают, что мир без оружия был бы более надежным миром. Ваше понятное стремление к миру, которое я безгранично разделяю, может привести Вас к опасному убеждению в том, что там, где нет оружия, не может возникнуть война. Эти в большинстве своем молодые люди, за спинами которых стоят старшие, создают картину такого мира, которого не существует, — далекого от реальности и искаженного мышления, подменяющего трезвый анализ действительности своими желаниями.
Мы лучше знаем, как дело обстоит. До тех пор, пока не удалось изменить человека — а я с большим пессимизмом отношусь к идеологам, которые пытаются изменить человека, — не получится на планете изжить насилие и стремление к власти, не получится искоренить идеологии, которые стремятся расширить сферу своего влияния, в том числе и с помощью силы (…).
