Елена Никулина - Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века
Другим новшеством в самом конце XVIII века стало использование – пока очень незначительное – секретных агентов-осведомителей. В штате они не состояли; но их труд оплачивался – либо на постоянной основе (корнет Семигилевич и майор Чернов получили в 1800 году 400 рублей), либо по выполнении конкретного задания (так, не названным по именам «людям» – скорее всего, слугам – было выплачено по 10 рублей за доставленные сведения). В документах имеются и другие упоминания о расходах «по особо порученным от его императорского величества секретным делам, касательно некоторых людей по разным губерниям».[150]
После упразднения Тайной экспедиции ее сотрудники были определены на новые места с учетом их пожеланий и без потери в зарплате.
Глава 3. Хозяйство тайного сыска
Крепость и подворье
Местопребыванием Тайной канцелярии в Северной столице стала Петропавловская крепость. Там же находились в предварительном заключении подследственные. В 1715 году в крепости была «взята в разработку» группа взяточников и казнокрадов, среди которых главным был петербургский вице-губернатор Я. Н. Корсаков. В 1718 году шло следствие по делу царевича Алексея, содержавшегося в Трубецком бастионе, где он и преставился 26 июня – через день после вынесения приговора. В казематах этого бастиона, находившегося на наибольшем удалении от парадных Петровских ворот, были устроены первые арестантские помещения, остававшиеся там даже после того, как в 1724 году в бастионе разместился Монетный двор.
При Петре I колодники сидели в камерах внутри крепостных стен – казематах или «казармах» «у Кронверских», «у Васильевских», «у Невских» и «у Петровских ворот»; в Алексеевском равелине (такие же помещения использовались под склады артиллерийских припасов и пороха или под архивы правительственных учреждений, в том числе архив Коллегии иностранных дел). Подследственных Тайной канцелярии могли размещать на гарнизонной гауптвахте; более знатных заключенных содержали в домах обер-коменданта и гарнизонных офицеров. Только со времен Екатерины II в крепости появились специальные тюремные корпуса, о которых еще пойдет речь ниже. Руководство и чиновники Тайной канцелярии обретались в отдельном, более комфортабельном помещении – так называемом «первом комендантском доме»: в документах упоминаются не только «казармы», где содержались колодники, но и «передняя светлица», «светлица секретарская», «судейская светлица» и восемь маленьких «конторок».[151]
В марте 1731 года Сенат во исполнение императорского указа повелел Ушакову «для отправления оных дел канцелярии быть в Преображенском на Генеральном дворе и именовать оную канцелярию тайных розыскных дел ‹…›. К тем делам определить сенатского секретаря Василья Казаринова и давать ему то жалование, по чему сенатским секретарям по штату определено: по шести сот рублев в год; подьячих определить тех, которые в доношении вашем написаны, кроме канцеляриста Гуляева ‹…›; и сторожей двух; заплечных мастеров двух же человек определить вам по своему рассмотрению; на дачу той канцелярии служителем жалованья и на кормовые колодникам и посылаемым в городы на прогонные деньги и на прочие канцелярские расходы отпускать ту сумму, которая положена была по штату на бывший Преображенской приказ по три тысячи по шестидесят рублев на год по ассигнации штатс-конторы; ‹…› для караулов в канцелярии и у колодников и посылок определить сержанта капрала, да солдат 30 человек с переменою лейб-гвардии из московского баталиона».[152]
Так Тайная канцелярия возродилась – сначала на «историческом» месте – под Москвой на «Генеральном дворе» Преображенского приказа, но уже в январе следующего года вместе с другими центральными учреждениями переехала в Петербург и снова разместилась в Петропавловской крепости.
В 1730-е годы для прикрытия куртины между двумя западными бастионами (Зотова и Трубецкого) был построен Алексеевский равелин – треугольное фортификационное сооружение, названное в честь царя Алексея Михайловича. Новое укрепление отделялось от основной части крепости рвом с водой (засыпанным в конце XIX века) и стало на долгие годы скрытой от глаз посетителей тюремной частью крепости.
Тайная канцелярия в разное время занимала в крепости разные строения, которые ныне не сохранились: в 1732 году она была размещена в бывшей Главной аптеке, в 1738-м переехала в деревянный дом на северном берегу крепостного канала недалеко от собора, а в 1748 году – в другое специально для нее выстроенное каменное здание вблизи Меншикова бастиона; ей же принадлежали Смирительный и Казенный комисский («комиссии проекта нового Уложения) дома, места расположения которых не установлены.[153] Однако известно, что новые «деревянные покои» в Алексеевском равелине начали строить в декабре 1769 года по распоряжению тогдашнего генерал-фельдцейхмейстера Г. Г. Орлова. К концу века они пришли в «великую ветхость», и на их месте в 1797 году сенатский архитектор Петр Патон возвел каменный «трехугольный» одноэтажный дом; подрядчиком при строительстве стал рижский купец Ветошников, выигравший «тендер» с торгов за сумму в 23 640 рублей.[154] Об этих помещениях мы еще расскажем читателям, когда речь пойдет о «клиентах» Тайной канцелярии.
К середине века в распоряжении Тайной канцелярии имелось в крепости почти два десятка зданий. В них было 42 колодничьи палаты – в «Старой тайной», «Старой оптеке», бывшей гарнизонной бане, в «старой Трезиной» (то есть канцелярии архитектора Доменико Трезини); в караульнях и казармах у крепостных ворот, в новом Иоанновском равелине и неизвестных помещениях «против магазейна», «на Монетном дворе», или «в доме у печатей».
Об интерьерах собственно канцелярских помещений мы имеем скудные сведения. Сидевший в крепости в конце 1750-х годов немецкий пастор Теге так описал их: «Пройдя ряд комнат, в которых сидели секретари и писцы, я введен был в длинную, прекрасно убранную присутственную залу. За столом, покрытым красным бархатом, сидел один только господин». Возможно, за бархат пруссак принял сукно, к тому времени уже несколько десятков лет покрывавшее стол следователя; во всяком случае, в канцелярской расходной книге 1718 года указано, что «сукно красное» было куплено для стола дьяка Ивана Сибелева. Там же упоминается о заказе сундуков «с нутряным замком» для хранения дел.[155]
Особым следственным изолятором и тюрьмой, кроме Петропавловской крепости, служил Шлиссельбург, расположенный недалеко от столицы, но в неприступном месте – на Ореховом острове на Неве, у ее истока из Ладожского озера. Именно в этой крепости содержали царицу Евдокию Федоровну (1725–1727), князей Долгоруковых (1738–1739), Бирона (1740–1741), Н. И. Новикова (1792) и свергнутого императора Ивана Антоновича.
Можно сказать, что в ведении Тайной канцелярии находилась также часть «немецкого кладбища» на Выборгской стороне – там хоронили арестантов, умерших от болезней или усердных трудов следователей.
Московский филиал Тайной канцелярии при Петре I занимал бывшее подворье рязанских архиереев в начале Мясницкой улицы, принадлежавшее митрополиту Стефану Яворскому.[156] В послепетровское время его архивы хранились в селе Преображенском. С другой стороны, указ Московской сенатской конторы от 18 марта 1762 года предписывал асессорам, секретарям и канцелярским служителям Московской конторы Тайной канцелярии «быть же при сенатской конторе у исправления о присылаемых по важности колодниках и представлениях дел в прежних их должностях особой экспедицией; и те дела им исправлять в тех покоях, где межевая канцелярия находилась».[157] Возможно, какое-то время так и было, но в 50-х годах XVIII века контора опять оказалась в Преображенском.
Строения ветшали, и в 1748 году Василий Казаринов жаловался начальству на отсутствие нормального архивохранилища «по силе генерального регламента» и невозможность для чиновников быстро получать информацию по прежним делам. Секретарь Михаил Хрущов направил в августе 1751 года в Петербургскую канцелярию доношение «о ветхости тайной конторы покоев и казарм и острога и протчего и о строении за тою ветхостию тайной конторы вновь». К тому времени «острог почти весь сгнил и в некоторых местах скважины и весь валитца, через которые скважины может человек пролезть; и на малые казармы звено повалило; и оные казармы и на них тако ж и на больших казармах и над конторою крышки весьма ветхи, от чего во время дождя превеликая течь; в нужниках нижние окошки сгнили, в которые может человек без нужды пролезть – за ветхостию их чинить никак невозможно».
Столичное начальство обеспокоилось возможностью побега арестантов и разрешило провести ремонт. Однако явившийся в контору для осмотра «фронта работ» архитектор Василий Обухов вынес вердикт, что ворота и застенок «весьма ветхи» и острог придется возводить вновь. Затем обсуждением сметы и строительством новых зданий занялся Сенат. Хрущов меж тем запросил канцелярию, где возводить новые строения: «на том же ли, или вблизости того на другом где месте, или же на Генеральном дворе», пояснив: «Ежели повелено будет строить против старых покоев, то оные покои весма будут тесны и колодников спрашивать повытчикам неудобны. А паче казарм весма мало, что по важным делам колодников сажать негде. И буде на прежнем месте повелено канцелярским служителям для исправления дел сидеть, тако ж и колодников где будет содержать? А по мнению тайной конторы надлежит старых покоев до того времени, покамест вновь сделают, не ломать, а те новые покои строить, уступя от конторы и от солдатской караульни вперед к горе, в праву сторону, или на том месте, где старое генерального двора строение имеется. Но токмо тайная контора сама собою, не доложа Тайной канцелярии, такого к строению места определить опасна». Опытный секретарь беспокоился не только об удобстве доставления колодников на допросы, но и о хранении документов и предлагал обязательно «для хранения дел ‹…› сделать каменную архиву за железными решетками, дверьми и затворами и к ней небольшую палату, где приказным служителям для разбирания дел сидеть».