Владимир Берг, фон - Последние гардемарины (Морской корпус)
Не долог ужин беженца. Поел. Сыт. И слава Богу! Наступает вечер тихий, теплый. Полная луна освещает белые домики Сфаята голубым серебром и кладет фиолетовые тени на дорожки; оливы, кактусы и алоэ кладут свои узоры на белое шоссе.
По шоссе в «Гефсиманском» саду прогуливаются преподаватели Корпуса, чтобы проветрить головы от дневных уроков и подышать воздухом прохладного вечера и говорят, говорят жадно ненасытно о философии, о звездах, о политике, о России, о тоске по родине, о мечтах, о будущем.
Ходят группами и в каждой центр – дама Сфаята, – умиротворяющее начало, поэзия жизни, источник вдохновения. В такие вечера так хорошо, так красиво певали песни свои Гардемарины III-й роты, жившие одно время внизу в бараке.
Хорошо они умели песни русские певать:
Ночью, «лунными нарядами»
Под оливами гулять,
Милых девушек Сфаята
Сердцем воина пленять.
Крепость, в которой устроился Морской Корпус, находилась на вершине высокой горы. Вершина эта кончалась плоским холмом, поросшим жесткой травою и колючим кустарником. В этой толще французские военные инженеры и саперные войска искусно врезали крепкий форт, окруженный глубоким рвом и высоким валом. Вал, широкой каменной стеной, кольцом обнимал всю крепость и замыкался высокими каменными воротами, с толстой железною решеткой.
На воротах в камне была выбита надпись: «Джебель Кебир».
Начиная с этих ворот, вся крепость и внутренние здания были выстроены из крепкого камня, как бы вросшего в окружающие его дикие, острые, грубо изломанные каменные холмы. В широкие окна крепостных стен, кроме стеклянных рам были вделаны толстые чугунные решетки.
В эту мертвую, мрачную, серую крепость широкой волной влилась молодая, веселая, бодрая русская жизнь в лице 320 жизнерадостных Гардемарин и Кадет.
Из нижнего лагеря «Сфаята», извиваясь белой змеей, шла по краю горы на Кебир шоссейная дорога, с внутренней стороны ее обрамляли дикие камни, колючие кусты шиповника и густые заросли серебристой полыни, с внешней стороны тянулись ели и сосны и кружил обрыв горы, убегавший полого в широкую долину с полями и рощами кудрявых маслин.
Шоссе кончалось на плоской широкой площадке у самой крепости, ворота которой, глубоко спрятанные в вырезах горы, неожиданно открывались вам на встречу.
С этой строевой площадки открывалась зрителю восхитительная панорама на всю Бизерту с ее горами, озером, пальмовыми аллеями и прелестной бухтой Средиземного моря.
Эта площадка служила Морскому Корпусу, как бы «Шканцами» – священным местом корабля; на ней служились молебны, выносился знаменный флаг (39 флотского Черноморского экипажа). Проходил «церемониальным» маршем весь батальон Корпуса, читались приказы, и речи начальствующих лиц, устраивались парады в храмовой праздник Корпуса 6-го ноября, в приезды французского Адмирала барона Эксельманс, Ген. Дюжонши и Маршала Петена, Вице-Адмирала Кедрова, Контр-Адмирала Беренса, Военно-Морского Агента во Франции Капитана 1-го ранга Владимира Ивановича Дмитриева, коим Морской Корпус был всецело обязан всем своим существованием в этой французской колонии. Повернувшись налево кругом, спиною к городу и морю вы входите в железные ворота Кебира.
На этом месте встречает рапортом дежурный по Корпусу офицер всех старших офицеров, кому по уставу положена такая встреча. Проходите ширину рва, перед вами вырастают серые стены форта и глубокий проход во внутренний двор под могучими сводами. Дежурный Гардемарин с палашом и дудкою отдает честь.
Входите под гулкие своды. Справа и слева серые деревянные двери.
Первая слева – Динамо-машина с русского судна, освещает весь форт электрическим освещением. Вторая – в карцера; третья – караульное помещение арабского караула крепости. Направо длинный коридор с казематами, превращенными в Классы Морского Корпуса и два из них гордость и слава Инспектора Классов Кап. 1-го ранга Александрова. Первый – физико-электротехнический, 2-й естественный кабинет. Как венец просветительного творчества, показываются эти кабинеты всем русским и иностранным гостям, и преподносятся на последнее, после осмотра рот, кухонь, помещений, как редкий десерт. Ах, этот Естественный Кабинет Александра Захаровича Имшенецкого! Чего только в нем нет! Вместо стен – во весь рост человеческие скелеты, люди в коже и без кожи, листья, травы, цветы и плоды. Картины флоры и фауны Африки. Зеленые лягушки служат барометром, Террариум, где живут ядовитые змеи, тарантулы, сколапендры, смертоносные скорпионы. Коллекции дивных бабочек, крошечных и громадных, пестрых, ярких жуков, минералы; заспиртованные рептилии на столе, где стоит микроскоп, ползает по руке Гардемарина ручной уж; белая крыса мирно греется на груди кадета – помощника строгого профессора, у которого на плече сидит хамелеон и ловкой стрельбой липкого языка ловит мух. Все, что мы видим в нем создано, собрано, найдено, поймано руками гардемарин и кадет на прогулках и экскурсиях под просвещенным руководством преподавателя естественной истории и географии. Обойдя все казематы-классы со скамьями, железными столами и досками из линолеума, на которых вы увидите меловые бином Ньютона, дифференциальное исчисление, чертежи корпуса корабля с бимсами, шпангоутами и пиллерсами, и длинные формулы по Девиации, вы выходите опять под своды ворот и проникаете в левую половину форта.
Там коридор и в нем казематы – ротные спальни. Похоже на кубрик дредноута: двухэтажные железные рамы – на них толстые дубовые доски-стеллажи. На досках тюфяки, набитые соломой, две простыни из бязи и серое солдатское одеяло; на нем у каменной стены подушка, над ней на шелковой ленточке маленький образок – последнее благословение, оставшейся в России, матери.
На крюках у рам висит белье и одежда, под нижней койкой тяжелые танки, подбитые гвоздями. В черных пирамидах русские ружья, возвращенные корпусу французами. «Мы должны вас считать беженцами; но мы видим в вас образцовую воинскую часть», говорил Маршал Петэн.
Под единственным окном в конце каземата, ротный образ в венке живых цветов, перед ним лампада, а под ним наш ротный флаг и расписание ротного дежурства. Походная сумка с учебными книгами и личными вещами в ногах под тюфяком.
И все имущество гардемарина и кадета от №-ра ружья до носка и платка носового находится в описи у Отделенного Начальника и в книге Ротного Командира.
И часто проверяется наличие на форту. Вы проходите спальни вглубь коридора. Там на картонном барабане тянуть нитку через жбан горячего воска – делают собственные свечи для церкви. (Изобретение ктитора Капитана 1-го ранга Александрова). Сладко пахнет медом и ладаном – дверь в Церковь открыта.
Вы входите в полутемный каземат. Там – в стране Магометанских мечетей и католического костела поставил отец Георгий свою Русскую православную Церковь в пещерном каземате высокого Кебира. С низкого, сводчатого потолка спускаются зеленые гирлянды пушистого вереска и туи, в них вплетены живые цветы. Гирлянды темной рамой окружают белый иконостас с Царскими вратами.
На иконостасе образа Христа Спасителя и Св. Павла Исповедника.
Справа и слева две белых хоругви и знаменный флаг. Белые покрывала на аналоях сшиты из бязи и золотых позументов, паникадило из жести. Через узкую бойницу падает луч солнца на Тайную Вечерю над Царскими вратами.
В этой церкви бедной и скромной, уютно-ласковой свершал все службы и требы церковные для Морского Корпуса и семей, Заместитель Епископа Северной Африки, Митрофорный Протоиерей отец Георгий Спасский – Настоятель Церкви Св. Павла Исповедника, Духовник Морского Корпуса и его законоучитель, лектор, оратор и писатель.
«Бизерта в Африке;
Песок, пустыня, над ними пальмы и цепи гор.
В горах тех крепость и в ней
Ты церковь там морякам опять создал.
Ее украсил Ты образами, лампады светлые возжег;
Иконостас обвил цветами.
И словом оживил чертог.
И каземат угрюмый ожил,
И в нем запел прекрасный хор;
Ты с нами там так долго прожил и нам открыл души простор.
Ароматом белых лилий была речь Твоя полна, шелест крыльев херувимов проносился иногда.
В душу льется без усилий веры пламенной волна.
Помнишь ночи, где под небом чудных звезд-очей продвигались батальоны зажженных свечей.
Ты их вел и крестным ходом путь в Сфаят свершал, мимо крепости и вала, всех благословлял.
Окруженный паствой верной,
Шел Ты на шоссе, по дороге камни, скалы,
Кактус, алоэ»…
Но вот вы вышли из Церкви, опять мимо рот идете и выходите на длинный узкий двор, окруженный бастионами и валами со всех сторон. Во дворе три жилых барака вытянулись в одну линию фронтом. В самом дальнем – сперва жили Владивостокские мичмана, затем Гардемаринская, a после их окончания кадетские роты; уютный уголок был отделен под «кают-компанию». Во втором была мастерская – столярно-слесарная и походная кухня; а в третьем, дверью выходящей прямо на выход из форта, в небольшой скромной комнате с голыми стенами, в углу висел золотой образок, под ним простая кровать, под ней чемодан; другой у стены – заменял платяной шкап. Стол, два, три стула, лампа над столом.
