Рамон Менендес Пидаль - Сид Кампеадор
А решение Бога, то есть факихов, оказалось неблагоприятным для него. Прежде чем в конце ноября снова отплыть в Африку, Юсуф снова посоветовался с факихами Испании и Магриба, прося у них совета, как ему вести себя по отношению к эмирам аль-Андалуса, прежде всего в связи со священной войной. Факихи составили фетву в более определенных выражениях, чем он мог предположить: они заявили, что эти царьки сделались недостойны царствовать над мусульманами и, значит, с ними надо поступать как с неверными. На сомнения Юсуфа в связи с тем, что, прибыв первый раз в Испанию, он поклялся оставить таифским эмирам их государства, факихи ответили: «Эмиры не выполнили своих обещаний; более того, они заключили союз с Альфонсом против тебя, чтобы предать тебя в руки христиан. Отстрани их, и перед Богом ответим за тебя мы, а если мы грешим, то на вечную муку Он обречет нас; но если ты оставишь их в покое, они передадут землю ислама христианам, и в этом виновен будешь ты». Севильские факихи со своей стороны особо клеймили султаншу Румайкию, прекрасную поэтессу с изощренными и неистовыми причудами: она-де окутала Мутамида вихрем постыдных наслаждений, она увлекла его в бездну открытого распутства, доведя до того, что эмир не является в мечеть на пятничную молитву.
Эти заключения Юсуф разослал самым знаменитым богословам Ирака, и все, в том числе знаменитый философ Газали и знакомый нам Туртуши, находившийся там в изгнании, согласились с мнением своих здешних коллег и со своей стороны позволили Юсуфу исполнить приговор Аллаха, вынесенный андалусским эмирам.
И приговор был приведен в исполнение силой оружия. Эта задача была возложена на опытного альморавидского полководца Сира ибн Абу Бекра, двоюродного брата Юсу-фа, которого тот оставил в Испании, и уже в декабре Абу Бекр начал войну с Мутамидом и взял Тарифу.
Мутамид, поздно раскаявшийся в том, что поставил интересы ислама выше интересов Испании, обратился за помощью к императору, и тот был вынужден пойти на интервенцию в поддержку Мутамида. В это самое время Сид старался укрепить свое положение в Леванте для борьбы с африканцами.
Сид ведет войну с эмиром Сарагосы
Положению Сида угрожала враждебность Мустаина Сарагосского. Конечно, Мустаин до крайности боялся Юсуфа, и сторонники альморавидов его ненавидели и презирали за то, что он, будучи не очень ревностным мусульманином, как все Бени-Худы, заключал союзы с христианами; но Мустаин был прежде всего честолюбцем и, чтобы сохранить сарагосский трон или расширить владения, был готов искать благоволения альморавидов.
С 1089 г., когда Беренгер осаждал Валенсию, Мустаин сохранил два укрепления, воздвигнутых им для борьбы с этим городом: одно в Пойо-де-Хубалья, другое в Лирии. Родриго, желая одним махом покончить с притязаниями сарагосца, разбил лагерь перед Хубальей и, отпраздновав там Рождество 1090 г., отправил Мустаину угрожающее письмо, потребовав оставить оба укрепления. Но сарагосец отказался, сославшись на то, что прежде аль-Кадир должен оплатить ему расходы на тот злополучный поход, в который он в 1088 г. в обществе самого Сида ходил ради выручки Валенсии, когда ее осаждал покойный эмир Тортосы и Дении.
Тогда Сид осадил Лирию, которая в недавно истекшем 1090 году не выплатила положенную дань в 2000 динаров. Во время этой осады христианские рыцари немало нажились, потому что отправлялись оттуда в набеги и рейды, разоряя земли эмира Сарагосы; от награбленного поживился также город Валенсия, куда везли всю обильную добычу для продажи по дешевке. Жители Лирии, измученные боями, голодом и жаждой, уже пришли в отчаяние, когда Сид получил известия, побуждавшие его уйти отсюда ради помощи Альфонсу в его планах.
Альфонс собирается атаковать Гранаду
Император, не желая сталкиваться с Сиром, осаждавшим Севилью, хотел заставить его раздробить силы и ради этого решил напасть на Гранаду, несомненно рассчитывая на помощь сторонников свергнутого Абдаллаха.
Кончался март 1091 г., и Альфонс приказал собрать в своем королевстве чрезвычайную подать, добившись от инфансонов, неподатной категории, согласия единственный раз так же уплатить налог, как и вилланы, во имя войны с альморавидами. Король уже объявил, что идет войной на Гранаду, чтобы заставить ее платить дань, и приказал всем графам и властям своих королевств готовить оружие и припасы.
Письмо королевы к Кампеадору
Когда поход стал неизбежным, королева Констанция решила упростить королю примирение с Сид ом, добившись, чтобы он принял участие в войне: нужно было объединить усилия короля и Сида в борьбе с альморавидами. С этой целью она, будучи женщиной разумной и мудрой, по словам ее приближенного Алона Грамматика, сама написала Кампеадору и устроила так, чтобы в то же время ему написали другие его кастильские друзья. Все сообщали изгнаннику о близком походе короля Альфонса на Гранаду, чтобы вырвать этот город из-под власти аль-моравидов, и все умоляли его и советовали ему ни в коем случае не медлить и поспешно отправиться со всем войском на соединение с армией короля, уверяя, что тем самым он вновь обретет благоволение и любовь дона Альфонса.
Сид получил эти письма во время осады Лирии, когда это укрепление было уже на грани сдачи. Но желание королевы, возможность помириться с королем заставили его без колебаний немедленно снять осаду. Проделывая долгие переходы, Кампеадор двинулся на поиск христианского войска, пока не застал его в Мартосе.
Узнав о прибытии Сида, Альфонс верхом выехал по дороге ему навстречу и встретил его с большим почетом. От Мартоса оба двинулись к Пинос-Пуэнте, откуда открывалась Гранадская долина.
Под Гранадой. Король снова негодует на Сида
Король велел своему войску поставить палатки у подножия черноватых голых скал Сьерра-Эльвиры, близ терм и руин пристроенного к ним римского поселения, которое арабы назвали Хадира-Эльвира и сделали центром этого округа. Теперь оно стояло в развалинах, потому что его жители ушли в новую столицу — древний Илиберис, то есть Гранаду.
Христиане с жадностью смотрели на плодородную долину и на чудесную панораму возрождающегося города, контрастирующую с пустынными и бесплодными урочищами горного хребта, которыми они прошли. Еще не минуло восьмидесяти лет с тех пор, как берберский род Зири-дов сделал Гранаду столицей своего эмирата, но красная Альгамбра, предшественница нынешней, уже возвышалась в античном акрополе над жилой застройкой среди зелени холма, прочно утвердив свой профиль на фоне далекой белизны Сьерра-Невады; дворцы этой огромной крепости, изобилующие немыслимыми богатствами, возбудили жажду сокровищ даже в таком суровом человеке, как Юсуф, когда он, арестовав Абдаллаха, приказал перекопать полы, подвалы, даже сточные канавы эмирского жилища, чтобы найти золото и жемчуг низложенного эмира.
Сид прибыл к развалинам Эльвиры последним и, оставив стан Альфонса позади, в сьерре, прошел ближе к городу Альгамбры, спустившись в долину и разбив лагерь на ровном месте, чтобы надежнее обеспечить безопасность монарха и принять на себя первый удар в предстоящем сражении. «Мескладерос» 1081 и 1089 годов вменяли ему в вину, что он якобы подвергал особу короля опасности со стороны мавров, и теперь Кампеадор хотел избежать новых обвинений такого рода. Но он опять не угадал. Монарх плохо воспринял подобную услужливость своего вассала; несомненно, он примирился с Сидом главным образом под давлением королевы и теперь, испытав ревнивую досаду, сказал придворным, избавив их на сей раз от труда опередить его в злословии: «Гляньте, какое оскорбление, какую обиду нанес нам Родриго: пришел сегодня, позже нас, уставших от долгой дороги, и обошел нас, поставив свои палатки перед нашими». Все поддержали короля, осудив Сида за высокомерие и гордыню, и вследствие такой мелочности дух этой христианской армии начал падать, и ее деятельность была парализована.
Альфонс простоял под Гранадой шесть дней, но он не попытался штурмовать город (возможно, оттого, что его расчет на сторонников свергнутого бербера внутри города не оправдался), а альморавиды не вышли наружу для сражения. И вот король приказал возвращаться в Толедо другой дорогой; когда же он встал лагерем в замке Убеда, возвышающемся на склоне в долине Гвадалквивира, Родриго, не ведая о недовольстве короля, велел поставить свой лагерь прямо на виду у него, у самой реки. Увидев в этом новое проявление дерзкой заносчивости, король уже не мог сдерживать своего раздражения, и когда Сид поднялся, чтобы приветствовать его, принял его крайне неласково: осыпал обвинениями во множестве мнимых проступков, срываясь на оскорбительный крик, и чем больше оправдывался Кампеадор, тем больше распалялся Альфонс и наконец не придумал ничего лучше, чем арестовать того, кто только что стал его вассалом ценой отказа от покорения Лирии.