Светлана Кузьмина - История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие
Гражданская лирика Ахматовой воплотила основные настроения блокадного Ленинграда («Ленинград в марте 1941 года», «Птицы смерти в зените стоят», «А вы, мои друзья последнего призыва!»). В стихотворении «Мужество», написанном в 1942 г. в Ташкенте, куда Ахматова была эвакуирована, звучит мысль о важности сохранения в неприкосновенности и чистоте русского языка, без которого нет русской нации и русской истории:
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова —
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!
Мальчик, сосед по коммунальной квартире, Валя Смирнов, погибший под бомбежкой, увековечен в пронзительных строках:
Постучись кулачком – я открою.
Я тебе открывала всегда.
Я теперь за высокой горою,
За пустыней, за ветром, за зноем,
Но тебя не предам никогда…
Начиная с 1940 г. и почти до конца жизни Ахматова работала над «Поэмой без героя». Эпиграфом к ней выбраны слова: «Deus concervat omnia» (в переводе с латинского – «Бог хранит все»). Эти же слова были на гербе графа Шереметева, помещеном на Фонтанном доме в Петербурге, где Ахматова жила Около 30 лет. По странной закономерности последние часы земного бытия поэта были проведены в бывшем доме графа Шереметева в Москве, с тем же гербом и той же надписью [135]. Геральдическая виньетка «Бог хранит все» замкнула жизнь Ахматовой в своеобразную символическую рамку, объясняющую основной смысл и предназначение ее творчества.
«Поэма без героя» (1940–1965) отразила эпоху Серебряного века, перешедшую затем в эпоху революции и Советской власти, народный порыв к свободе во время Великой Отечественной войны. В поэме создается образный ряд знаковых фигур Серебряного века. Дешифровка раскрывает не только их реальные прототипы – В. Маяковский, А. Блок, О. Мандельштам, О. Глебова-Судейкина, М. Кузмин и другие, – но и указывает на смысл названия поэмы. Автор скорбит об утрате «героя», что ведет к невозможности исторического катарсиса (в греческом смысле – освобождение, духовное преображение и переосмысление трагедии). Точная фиксация атмосферы Серебряного века с его творческим и анархически безответственным духом экспериментаторства как в области поэзии, так и в реальной жизни, «зеркальные отражения» в знаковых для эпохи 1910-х годов формах проецируются на дальнейшую судьбу России, ее мученичество и героизм в годы Великой Отечественной войны. Заканчивается поэма образом расколотой родины, распавшейся надвое России:
От того, что сделалось прахом,
Обуянная смертным страхом
И отмщения зная срок,
Опустивши глаза сухие
И ломая руки, Россия
Предо мною шла на восток.
И себе же самой навстречу
Непреклонно в грозную сечу,
Как из зеркала наяву, —
Ураганом – с Урала, с Алтая,
Долгу верная, молодая,
Шла Россия спасать Москву.
В 1946 г. Ахматова вместе с М. Зощенко стала предметом резкой критики, развернувшейся в духе партийной кампании по ужесточению политики в области культуры. Ее вновь перестали печатать (до 1950 г.). Из-за невозможности публикаций Ахматова интенсивно занималась художественным переводом, в том числе была переводчицей всех французских текстов АС. Пушкина, включенных в издававшееся Полное Собрание Сочинений (т. 1—17. М.; Л., 1937–1959).
Созданные циклы «Cinque» и «Шиповник цветет» – драма о невоплощенной любви, «невстрече». Жизненные факты, незначительные на первый взгляд, преображаются в поэзии Ахматовой. Так, например, в Москве она, как правило, останавливалась у Ардовых, живших на Ордынке, названной так в память о дороге, по которой Дмитрий Донской шел на Орду. Поэт соотносит исторические события и свою судьбу. Чувство сопричастности глубоко личного к неким надличным и национально значимым событиям – одна из главных черт поэтики Ахматовой:
По той дороге, где Донской
Вел рать великую когда-то.
Где ветер помнит супостата,
Где месяц желтый и рогатый,
Я шла, как в глубине морской.
И встретить я была готова
Моей судьбы девятый вал.
Последний прижизненный сборник стихов «Бег времени» (1965). Ее поздняя лирика перерастает границы собственно лирического жанра и стремится к лиро-эпике. Это достигается за счет точно выбранных изобразительных средств и высокого трагического напряжения смысла.
Она посвящала стихотворения А. Блоку, В. Маяковскому, М. Булгакову, Б. Пастернаку. Ее поэзия вобрала в себя основных действующих лиц русской культуры разных эпох – Серебряного века, революции, сталинского режима, Великой Отечественной войны, 60-х годов оттепели. Ей посвящали свои стихотворения ее современники – Н. Гумилев и О. Мандельштам, М. Цветаева, Б. Ахмадулина, Е. Рейн, Д. Бобышев, И. Бродский, на творчество которых Ахматова оказала несомненное влияние, как и на русскую поэзию XX в. в целом. Поэтический диалог с Ахматовой, который вначале велся Н. Гумилевым и О. Мандельштамом, М. Цветаевой и Б. Пастернаком, а затем другими поэтами, мог бы составить своеобразную антологию развития русской поэзии и первой, и второй половины XX в. Портреты Ахматовой создавали разные художники: А. Модильяни (1914), Н. Альтман (1914), Ю. Анненков (1921), К. Петров-Водкин (1922). Все они увидели в Ахматовой редкое гармоничное сочетание женской грациозности и очарования с силой человеческого духа, хрупкости с силой вдохновения, интуиции и дара ясновидения. Для многих Ахматова стала символом женственной русской души, способной вынести тяжелейшие истытания, которые таинственным образом положительно влияют на ее духовное совершенство и силу. Обладая высоким авторитетом среди читателей на родине, официальное литературное признание Ахматова вначале получила на Западе. Ей была вручена в Италии премия «Этна – Taormina» (1964), в Англии присвоено звание почетного доктора Оксфордского университета (1965).
Ахматова вошла в историю русской литературы не акмеистской, с изломанной и самоуглубленной «манерой» (по характеристике Блока), а лиро-эпическим поэтом XX в., чья муза была узнаваема и любима и в годы Великой Отечественной войны, и в годы перестройки, и в конце XX столетия. Несмотря на разгромную партийную критику в 1946 г., читатели всегда высоко ценили поэзию Ахматовой. Как в жизни, так и в своем творческом бессмертии Ахматова верна себе и своему «ремеслу», высокому искусству слова, приобретающему, а не утрачивающему свои вечно сущие смыслы и значения.
СочиненияАхматова А. Сочинения: В 2 т. М., 1986.
Ахматова А. О Пушкине. Статьи и заметки. Л., 1977.
Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). М., 1996.
ЛитератураАхматовские чтения. Вып. 1: Царственное слово. М., 1992.
Виленкин В.В. В сто первом зеркале. М., 1987.
Жирмунский В.М. Анна Ахматова. Л., 1975.
Кормилов СИ. Поэтическое творчество Анны Ахматовой. М, 1998.
Мочульский К. Поэтическое творчество Ахматовой // Литературное обозрение. 1989. № 5.
Найман А. Рассказы об Анне Ахматовой. М., 1989.
О русской поэзии XX века. СПб., 1997.
Павловский А.И. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. М., 1991.
Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой: В 2 т. М., 1997.
Осип Мандельштам
Активным участником «Цеха поэтов», публиковавшимся на страницах акмеистических журналов «Гиперборей» и «Аполлон», разделявшим принципы акмеизма, был Осип Эмильевич Мандельштам (1891, Варшава – 1938, пересылочный лагерь «Вторая речка» под Владивостоком), крупный поэт XX в., прозаик и литературный критик.
Первая книга стихов «Камень» (1913, второе издание – 1915, третье – 1923) Мандельштама выявила его высочайшее поэтическое мастерство и преклонение перед русской классикой: А. Пушкиным, К. Батюшковым, Ф. Тютчевым. Его творчество ориентировано на мировую культуру, смелую и усложненную метафоричность, синтез различных традиций. Поэтика раннего Мандельштама полигенетична, изоморфна наследию мировой культуры, каждое слово является «пучком смыслов» (определение из его «Разговора о Данте»), авторство выявлено прежде всего в синтаксисе – ритмическом рисунке стихотворения, адекватном «Я» автора.
Звук осторожный и глухой,
Плода, сорвавшегося с древа
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной.
Так открывается первый сборник «Камень». Это четверостишие оксюмеронно: напев – не молчит среди глубокой тишины, плод сорвался – четыре строки написано. Акт творчества и падение (смерть) созревшего плода отождествлены, но все окутано живой тайной: это было и будет. Поэт лишь максимально точно зафиксировал одно (среди миллиона других) событие мировой космической жизни. И этот момент (звук падающего созревшего плода) и есть тот самый звук (поэтический смысл высказывания) данного четверостишия, смысловые коннотации которого бесчисленны.
