Питер Хопкирк - Большая Игра против России: Азиатский синдром
Поход длиною в 1000 миль через степь и пустыню оказался ужасно суровым как для людей, так и для животных. Большая часть лошадей пала задолго до того, как они достигли земель эмира. Хотя казахи, через чьи земли пришлось идти, не доставили им особенных хлопот, в одном месте экспедиция наткнулась на сотню валявшихся в пустыне трупов — остатки бухарского каравана, подвергшегося Нападению бандитов. Это послужило мрачным напоминанием о проблемах, с которыми столкнутся их собственные караваны, если алчных казахов предварительно не привести к повиновению. Спустя более двух месяцев после начала пути они добрались до первой бухарской крепости, а на следующий день встретили предусмотрительно посланный самим эмиром караван, везущий свежие фрукты, хлеб и корм для их лошадей. Вряд ли на что-то подобное могли бы рассчитывать наступавшие с севера силы вторжения. Четыре дня спустя они разбили лагерь перед воротами города и стали ждать приглашения эмира.
Здесь-то Эверсманну и выпал шанс. Пользуясь всеобщим возбуждением, вызванным прибытием «оросов», он под видом купца умудрился проскользнуть незамеченным в город и найти жилье в караван-сарае. Когда члены миссии и их эскорт расположились в кишлаке вне городских стен, этот таинственный персонаж, о котором мало что известно, взялся за работу, собирая информацию, простиравшуюся от военных вопросов до сексуальных наклонностей жителей Бухары. Позднее он писал: «Если бы меня не сдерживал стыд, я мог бы собрать невероятные факты». Видимо, в Бухаре творились вещи, которые были запрещены «даже в Константинополе». Как рассказывает Эверсманн, люди не имели понятия об «утонченных чувствах», но думали только о сексуальных удовольствиях. Не помогали и жестокие кары, настигавшие тех, кто был схвачен при удовлетворении своих «чудовищных и преступных желаний». Сам эмир тоже не составлял исключения. Как сообщал доктор, в городе, где практиковались «все ужасы и мерзости Содома и Гоморры», он, в дополнение к своему гарему, наслаждался услугами «тридцати или сорока развращенных существ».
Маскировка Эверсманна, точные детали которой неизвестны, видимо, оказалась исключительно убедительной, так как даже тайная полиция эмира, повсюду имевшая своих информаторов, за его трехмесячное пребывание в Бухаре ничего не заметила. Но сам он прекрасно понимал, какую опасную игру ведет. Он писал, что задать вопрос или просто прогуляться по улице было достаточно, чтобы вызвать подозрение и в результате этого привлечь к себе нежелательное внимание. Всю разведывательную информацию, которую удавалось собрать за день, он должен был записать «ночью и скрытно». Однако в конце концов везение доктора закончилось. К несчастью, местный житель, знавший доктора по Оренбургу, опознал его и выдал тайной полиции. Доктор собирался отдать все свои заметки одному из членов миссии, а сам присоединиться к каравану, который двинется в Кашгар в китайском Туркестане, где предполагал собрать аналогичную разведывательную информацию для своих хозяев. Но его предупредили, что, как только он покинет город и тем самым лишится защиты русских, его убьют.
Даже убедившись в двуличии русских, эмир не позволил испортить сердечные отношения, которые установились у него с могущественным соседом. Видимо, именно потому Эверсманна следовало убрать тихо, когда его путь и пути его спутников разойдутся. Так что доктор поспешно изменил свои планы и решил присоединиться к миссии, которая выполнила все свои задачи (включая тайное составление плана городских стен) и теперь пережидала зиму — самое мерзкое время года в Центральной Азии, чтобы вернуться в Оренбург.
10 марта 1821 года с декларациями о нерушимой дружбе русские покинули столицу эмира, из которой он правил страной, по размерам почти равной Британским островам. Пятнадцать дней спустя они покинули последние его земли. Единственно о чем они сожалели, как Муравьев в Хиве, — это о своих соотечественниках, которых обнаружили в Бухаре среди рабов. Некоторые из них так долго находились в рабстве, что практически забыли родной язык. «Глядя на нас, — писал один из членов миссии, — они не могли сдержать слез». Но что бы члены миссии ни чувствовали, они мало что могли сделать для этих несчастных, разве что сообщить об их судьбе, как Муравьев. Да еще мечтать о том дне, когда Центральная Азия перейдет под управление России и такие жестокие варварские обычаи будут навсегда запрещены.
Если Санкт-Петербург и вынашивал мысли о захвате Бухары, из этого фактически ничего не вышло. Действительно, прошло еще четыре десятилетия, прежде чем Бухара оказалась под властью царя. Однако Муркрофту опасность возвращения русских с победоносной армией представлялась достаточно реальной. Во время собственного пребывания в Бухаре, где его радушно принял эмир, Муркрофт сделал еще два неприятных открытия. Одним стало то, что на базарах предпочитают товары русского производства, даже если они хуже по качеству тех, которые он со спутниками привезли в Бухару, преодолев столько трудностей и опасностей. Не менее обескураживающим было и другое открытие — что быстроногих и выносливых лошадей, о которых он столько мечтал, в стране эмира больше нет.
Вконец удрученный этой последней неудачей, Муркрофт решил вернуться домой до того, как перевалы в Северную Индию в связи с наступлением зимы занесет снегом. Прихватив с собой тех немногих лошадей, которых удалось заполучить, он со спутниками двинулись обратно по той же дороге, которой пришли. Однако, уже форсировав Оксус, Муркрофт решил предпринять еще одну, последнюю попытку купить лошадей в отдаленной деревушке, расположенной в пустыне на юго-западе. По слухам, там их еще можно было найти. Оставив Требека и Гутри в Балхе, с горсткой людей он отправился в путь. Больше его никогда не видели.
* * *Судьбу Муркрофта и его спутников всегда окружала тайна. Официально он умер от лихорадки где-то около 27 августа 1825 года. Ему было под 60, по индийским стандартам он был стариком, который несколько месяцев жаловался на боли в сердце. Его тело, слишком разложившееся, чтобы установить причину смерти, вскоре было доставлено обратно в Балх его людьми и похоронено там. Через некоторое время умер Гутри, вскоре за ним последовал и Требек, обе смерти внешне выглядели вызванными естественными причинами. Однако скончался и переводчик экспедиции, долго проработавший с Муркрофтом. Этого было уже слишком для простого совпадения, и вскоре по Индии начали циркулировать слухи, что их убили, вероятнее всего, отравили русские агенты. Другая версия, гораздо менее сенсационная, состояла в том, что их убили, чтобы завладеть их имуществом. С точки зрения биографа Муркрофта доктора Олдера, он почти наверняка скончался от какой-то лихорадки; возможно, его воля к жизни была окончательно сломлена открытием, что в кишлаке, с которым он связывал свои последние надежды, не оказалось лошадей той породы, которую он так долго разыскивал.
Но есть в этой истории еще один поворот. Больше двадцати лет спустя после вероятной даты его смерти два французских странствующих миссионера, успевших добраться до расположенной в 1500 милях к востоку Лхасы до того, как их выдворили из Тибета, услышали любопытную историю. Их уверяли, что там двенадцать лет прожил англичанин по фамилии Муркрофт, выдававший себя за кашмирца. И только после его смерти по дороге в Ладак открылась вся правда — в его доме нашли карты и планы запретного города, которые, видимо, составлял этот таинственный чужестранец. Ни один из французских священников никогда прежде не слыхал о Муркрофте, но они писали, что кашмирец, утверждавший, что ему прислуживал, подтвердил историю тибетцев. Когда отчет об их странствиях в 1852 году впервые был опубликован на английском, это невероятное сообщение вызвало в Великобритании настоящую сенсацию. Возник вопрос, действительно ли разложившееся тело, погребенное его спутниками в Балхе, принадлежало Муркрофту — или кому-нибудь другому.
Биограф Муркрофта не исключает полностью возможность, что тот фальсифицировал собственную смерть, чтобы не возвращаться домой, где он столкнулся бы с критикой и официальным осуждением. Тем не менее он считает, что это в высшей степени невероятно, против этого свидетельствуют «слишком много фактов и возможностей». Доктор Олдер заключает, что только временное умопомрачение, «возможно, под влиянием приступа лихорадки, могло бы стать причиной действий, до такой степени несогласующихся с характером Муркрофта, его биографией и всем, за что он боролся». Вот одно из возможных объяснений рассказанной французами истории: когда после смерти Муркрофта и его спутников караван распался, один из слуг-кашмирцев мог добраться до Лхасы вместе с принадлежавшими Муркрофту картами и бумагами. Когда затем по пути домой в Кашмир слуга умер, бумаги, на которых стояла фамилия Муркрофта, вполне могли обнаружить у него дома. Невежественные и всегда крайне подозрительные относительно намерений чужестранцев тибетцы вполне могли решить, что это карты их страны, что покойный слуга был тем англичанином, чье имя стояло на картах и который, очевидно, все эти годы за ними шпионил.
