Теодор Бенк - Колыбель ветров
Насколько я мог судить, Бобровый растянулся до двух миль в длину и имел около мили в ширину. Потухший вулкан занимал бульшую часть острова, поднимаясь над крутыми рифами на 2900 футов [25]. Сейчас сквозь туман пробивался лишь слабый свет, а моросящий дождик еще больше затемнял все вокруг. И тем не менее земля эта находилась в такой манящей близости, что я принял решение исследовать ее берега, взял себе в спутники кока Флога и первого помощника капитана Кена, и мы спустили лодку.
Плавание в лодке оказалось нелегкой задачей. Нам пришлось орудовать веслами в густых зарослях морских трав. В них было очень трудно продвигаться, но мы с Флогом, перегибаясь за борт, расчищали путь ножами, в то время как Кен подтягивал лодку на веслах.
Наконец, мы втащили лодку на берег, а чтобы ее не смыло волной, подложили камни.
Внезапно сзади нас на берегу за валуном метнулась какая-то тень; затем показалась другая - на острове водились голубые песцы. Потревоженные столь неожиданным вторжением в их владения, они тявкали на нас с мокрых холмов.
У самого берега на рифах покачивался дохлый морской лев. Стояла ужасная вонь, но мы все же подошли ближе, чтобы лучше его рассмотреть. Флог подобрал прибитый к берегу шест и попытался перевернуть им тушу, но она оказалась слишком тяжелой. Его шест просто воткнулся в разлагающийся жир.
Я повел своих спутников по сухому ущелью, размытому водой, но не успели мы пройти и семидесяти футов, как Флог взмолился о привале.
- Боже мой, да ведь я моряк, а не козел. Я весь в мыле!
Он хотел побыть с Кеном у берега и поискать песцов, пока я буду взбираться дальше. Давая согласие, я нарушал одно из своих правил - не подниматься на незнакомые склоны в одиночку. Это было безрассудством.
Я продвигался медленно, так как приходилось выбирать дорогу между гигантскими валунами, попадавшимися на всем протяжении высохшего русла. На высоте тысячи футов я подошел к отвесному склону, уходившему в облака; с него осыпались мелкие обломки пород, а по обе стороны от меня вставали крутые откосы. Влажные камни готовы были сорваться при малейшем прикосновении. Резкий ветер, со свистом гулявший по склону, на который я силился вскарабкаться, нагнал туман и дождь. Вскоре я промок и едва переводил дух. Теперь под ногами осыпалась рыхлая вулканическая порода, влажная и скользкая. Я все чаще падал на колени, соскальзывая с крутого склона, ободрал себе ладони о застывшую магму и весь перепачкался в пепле и грязи. Всякий раз останавливаясь и думая, не вернуться ли мне назад, я поглядывал вверх. Путь вперед исчезал в тумане и казался таким манящим и полным таинственности, что мне опять хотелось подняться хотя бы чуточку выше.
Кольцо кратера могло находиться совсем недалеко, возможно всего в нескольких ярдах выше. И вот я карабкался и срывался, карабкался и срывался...
Теперь рыхлая порода осталась позади, и я карабкался уже по зеленому ковру. Тут рос главным образом карликовый корявый ивняк, этот упорный маленький альпинист, которому удается взбираться, пожалуй, на самые неприступные склоны. Кустарник предохранял почву от оползней, а поэтому здесь могли произрастать также и другие более прихотливые растения - травы, колокольчики, анемоны.
Однако их ковер был скудным, а к тому же тонким и до такой степени непрочным, что на ощупь напоминал ветошь, наброшенную на что-то неровное. Время от времени под тяжестью моего тела от зеленого ковра отрывался клок и сползал со склона.
Встречный ветер дул все сильнее и сильнее, и мне удавалось сохранять равновесие, только пригибаясь и чуть ли не касаясь носом усыпанной влажным пеплом земли. Все кругом было покрыто туманом; из серой дымки проступали лишь ближайшие скалы, напоминавшие чудовища. Мне стало страшно. Что, если одна из этих громадин, сорвавшись, скатится мне прямо на ноги? Как же я тогда спущусь? И будет ли слышен мой голос сквозь такой шум ветра? Далее склон оказался настолько крутым, что мне пришлось ползти на четвереньках. К счастью для меня, склон был покрыт не одним пеплом, попадалась и растительность - иначе удержаться на нем было бы невозможно.
На этой высоте окружавшие меня скалы имели другую окраску. Они были не серые, а оранжево-красные. Должно быть, кратер находился совсем поблизости. Порывы ветра достигали такой силы, что приходилось опасаться, как бы меня не сдуло со склона.
Чтобы удержаться и не позволить ветру смести себя вниз, следующие несколько ярдов я вынужден был ползти на четвереньках, а то и прямо на животе, плотно прижавшись к влажному моховому покрову. Дыхание мое было настолько затруднено, что я даже не мог подуть на пальцы и согреть их. На свою беду, я было засунул их в рот, но только наглотался мокрого пепла. В конце концов пальцы окостенели так, что отказывались служить.
И тут я неожиданно почувствовал, что склон стал более отлогим. Впереди показался гребень горы. Подтянувшись к нему, я обнаружил, что смотрю вниз на другой склон. Это был кратер. Хотя края его были очень круты, мне удалось съехать вниз.
Внутренний склон походил на внешний. Только ветер дул здесь еще сильнее. Он забирался под одежду и холодил все тело. Висевшую на плече сумку, в которую я собирал образцы растений, ветер швырял, точно белье на веревке. Я взглянул на ладони - они кровоточили. По-видимому, удерживаясь на склоне, я ободрал их о камни и пемзу. Вся кожа на руках покрылась морщинками, как это бывает, когда долго держишь руки в воде. Но я добрался до кратера, и эта мысль наполнила меня восторгом. Я осматривался вокруг на удивительное, необычное скопление кружащегося тумана, на красные скалы и пропитанные влагой чахлые растения. Право же, волнующая возможность заглянуть в этот кратер, где некогда бурлила лава, была достаточным вознаграждением за столь трудное восхождение. Некоторые скалы были до странности уродливой и неприглядной формы, напоминая огромные куски клинкера [26]. Когда же этот гигант в последний раз ревел и выбрасывал докрасна раскаленные бомбы? Должно быть, это произошло в очень давние времена.
Я снова полез вверх, чтобы обследовать кольцо кратера. Сердце мое колотилось при каждом шаге. То была непрерывная борьба с ветром, который, казалось, решил непременно сбросить в темневшую внизу пропасть и меня вслед за влажным пеплом и кусками камня. Я вымок до нитки, но это было уже несущественно - ведь я попал в такое интересное место, где можно было собрать множество образцов, а время мое было весьма ограничено.
Я всячески пытался собирать растения, но лишь немногие из них удавалось положить в сумку; остальные, стоило мне их сорвать, уносило ветром. От такой работы можно было закоченеть, и к тому же скатываемые ветром обломки породы больно ударяли меня всякий раз, когда я тянулся за растением.
Наконец, я решил отказаться от своей затеи. Но не раньше, чем сделаю несколько снимков. Может быть, при таком тусклом освещении фотографирование окажется всего лишь тщетной попыткой, подумал я про себя. А может быть, кое-что и получится.
Сделав снимки, я стал быстро спускаться. Теперь задача заключалась в том, чтобы удержаться от слишком быстрого спуска.
Ветер подталкивал меня сзади, а крутизна склона и рыхлый пепел под ногами ускоряли спуск. Вскоре я уже просто скользил по пеплу, вызывая большие оползни, а когда, наконец, добрался до подножия и подошел к берегу, то был немало удивлен, не обнаружив лодки на месте.
Внезапно с моря донеслись громкие гудки, которыми Эриксон старался привлечь наше внимание. Лодку, на которой мы приплыли, унесло в море, но она застряла в водорослях. Джордж Флог и Кен подбежали ко мне, и мы вместе пытались найти выход из создавшегося положения. Хотел ли того Эриксон или нет, но ему ничего не оставалось, как подвести катер ближе к берегу. Другой лодки на борту не было. Осторожно маневрируя, он подошел настолько близко, что, зацепив длинным багром лодку, ее вытащили из зарослей. Затем Рыжий сел на весла и отправился за нами на остров. Команда судна радостно встречала прибывших.
ГЛАВА XVI
У нас был волчий аппетит. Джордж приготовил позавтракать, и пока мы подкреплялись, я рассказывал присутствующим о кратере. После того как тарелки были унесены, я положил под пресс те несколько растений, которые удалось собрать. Поскольку мои спутники проявляли острый интерес к моим занятиям, я подробно рассказывал о каждом растении.
- Это карликовая ива, она вырастает до нескольких футов - но не вверх, а во все стороны. А это анемон. Алеуты называют его орлиным цветком. Раньше они употребляли его белые цветы в качестве наживки при ловле рыбы.
На вершине горы между ветвями ивняка я нашел колокольчики. Там росли разнообразные травы и осоки, но самыми приятными цветочками были бледно-розовые камнеломки: они росли между двумя гигантскими валунами на высоком кряже и пропитались туманом, произрастая прямо на пепле. Было похоже, что мне привелось найти новую разновидность камнеломки.