Марьяна Скуратовская - Принцессы Романовы: царские дочери
11 мая 1788 года Екатерина II писала своему любовнику Потемкину: «Любезный друг, князь Григорий Александрович. Вчерашний день великая княгиня родила дочь, которой дано мое имя, следовательно, она – Екатерина; мать и дочь теперь здоровы, а вчерась материна жизнь была два часа с половиною на весьма тонкой нитке… Я матери спасла живот, ибо жизнь ее была в немалой опасности, от единого ласкательства и трусости врачей, и, видя сие, ко времени и кстати, удалось дать добрый совет, чем дело благополучно кончилось, и теперь она здорова».
Радостью от спасения невестки и внучки поделилась императрица и с постоянным своим корреспондентом бароном Мельхиором Гриммом: «Великая княгиня родила, слава Богу, четвертую дочь, что приводит ее в отчаяние. В утешение матери я дала новорожденной свое имя…»
Крещение великой княжны Екатерины Павловны произошло 21 мая в Царском Селе. В церковь малышку внесла статс-дама Екатерина Романовна Дашкова, в то время возглавлявшая Академию наук, а императрица даровала внучке орден Святой Екатерины. Сентиментальные особы вспоминали об этом, когда Екатерина Павловна подросла: дескать, знаком судьбы было то, что назвали девочку в честь ее великой бабки, в церковь ее несла одна из величайших женщин России и орденом ее наградили еще при рождении… Будто бы политическому уму и воле Екатерины суждено было вернуться в новом облике – ее красавицы-внучки.
Очаровательной внешностью великая княжна Екатерина отличалась с самого младенчества. Когда она подросла, ее называли «истинной красой царского дома и России». Тем более что старшие сестры, Александра и Елена, которые могли бы соперничать с ней красотой, к тому моменту уже скончались. А из оставшихся трех великих княжон Екатерина, бесспорна, была красивейшей.
В сентябре 1790 года императрица пишет о ней барону Гримму: «О ней еще нечего сказать, она слишком мала и далеко не то, что были братья и сестры в ее лета. Она толста, бела, глазки у нее хорошенькие, и сидит она целый день в углу со своими куклами и игрушками, болтает без умолку, но не говорит ничего, что было бы достойно внимания».
Год спустя ее мать, Мария Федоровна, в письме к своим родителям рассказывает о дочери: «Это маленькая красивая куколка, душка, очень смешная, как самая младшая, она избалованное дитя мамаши. Признаюсь, что я часто играю с ней, она так чувствительна к ласке…» Екатерина так и осталась любимейшей из дочерей Марии Федоровны. Они всю жизнь были очень близки.
Дмитрий Левицкий. Портрет великой княжны Екатерины Павловны
Великая княжна подросла и была передана, как и все ее сестры, под строгий надзор баронессы Ливен. Училась Екатерина лучше всех в своей семье. Она с легкостью говорила и писала не только на французском и немецком, но и на русском, что было редкостью для аристократок тех времен. Великая княжна изучала математику, историю, географию, политическую экономию и во всем преуспела. Равно как и в светских науках: великая княжна Екатерина Павловна была ловкой и отважной наездницей, грациозной танцовщицей, она играла на клавикордах, рисовала и даже увлекалась гравировкой, как и ее мать.
Чем старше Екатерина Павловна становилась, тем очевиднее были для окружающих ее достоинства. Один из современников писал: «…в ней нет нисколько женской пустоты, религиозной сентиментальности. Она обладает особенной силой мышления, во взоре светятся чистые мысли, высшие интересы».
И красотой великой княжны тоже все восхищались в один голос.
«Если бы я был художником, я послал бы вам только ее глаз, вы увидели бы, сколько ума и доброты вложила в него природа», – писал граф Жозеф де Местр, сардинский посланник в России.
«Она была настоящая красавица с темно-каштановыми волосами и необыкновенно приятными, добрыми глазами. Когда она входила, сразу становилось светлее и радостнее», – вспоминала Анна Петровна Керн, возлюбленная и муза Пушкина.
«Великая княжна Екатерина Павловна – красавица необыкновенная; такого ангельского лица и вместе с тем умного лица я не встречал в моей жизни; оно мерещится мне до сих пор, так что я хотя и плохо владею карандашом, но могу очертить его довольно охотно», – говорил известный театрал и мемуарист С. П. Жигарев.
Ее отец, император Павел I, тоже оказался одним из тех, кто высоко оценил духовные и интеллектуальные достоинства великой княжны Екатерины. Он едва не одарил свою четвертую дочь короной…
В 1801 году отношения императора со старшим сыном, цесаревичем Александром, испортились окончательно. Павел никак не мог простить Александру любви к нему Екатерины Великой и того, что императрица хотела короновать внука в обход сына, в обход его, Павла, так долго ждавшего корону! Александр, осторожный и дальновидный, вел себя покорно и скромно, и все равно Павел ему не доверял, и был даже момент, когда он подписал приказ об аресте старшего сына, будучи уверенным, что тот стоит во главе заговора против императора, против своего отца… Заговор действительно существовал, и Павлу предстояло пасть его жертвой. Но имел ли цесаревич какие-то отношения с заговорщиками – до сих пор не известно. В общем, Павел не хотел видеть своим наследником Александра, да и никого из своих сыновей. Он пригласил ко двору племянника своей жены принца Евгения Вюртембергского. И решил женить его на Екатерине Павловне, а потом назвать их своими наследниками. Евгению и Екатерине было по тринадцать лет. Конечно, их обоих подобный замысел только пугал, а Екатерину еще и сердил – она обожала своего старшего брата Александра! Евгений же был не в восторге от перспективы стать мужем этой надменной и агрессивной девицы, которую он уже тогда боялся… К счастью для всех, Павел I не успел привести в действие свой замысел: вскоре он был убит в том самом Михайловском замке, который несчастный император выстроил как свою личную крепость, куда, по его мнению, никакие злоумышленники пробраться не могли. На трон взошел Александр I. И Екатерина, и Евгений вздохнули с облегчением. По отцу Екатерина не горевала. Впрочем, о нем горевали только самые младшие дети, не успевшие познать на себе «прелести» его взрывного нрава, да супруга Мария Федоровна, верно и нежно любившая Павла, несмотря на его измены и на чудовищное поведение в последние годы.
* * *«Екатерина Павловна, сестра императора… будь ее сердце равным ее уму, могла бы очаровать всякого и господствовать над всем, что ее окружало. Прекрасная и свежая, как Геба, она умела и очаровательно улыбаться, и проникать в душу своим взором. Глаза ее искрились умом и веселостью, они вызывали доверие и завладевали оным. Естественная, одушевленная речь и здравая рассудительность, когда она не потемнялась излишними чувствами, сообщали ей своеобразную прелесть. В семействе ее обожали, и она чувствовала, что, оставаясь в России, она могла играть самую блестящую роль!» – заявляла графиня Роксана Эдлинг, фрейлина великой княгини Елизаветы Алексеевны.
Похвала графини Эдлинг тем более ценна, что фрейлина Елизаветы Алексеевны не относилась к числу друзей великой княжны Екатерины Павловны. Дело в том, что Екатерина Павловна никогда не дружила со своей невесткой. А графиня Эдлинг, как и все приближенные очаровательной и печальной Елизаветы Алексеевны, обожала ее, сочувствовала ей и осуждала императора, сделавшего жену несчастной, открыто ей изменявшего. Екатерина Павловна брата поддерживала во всем, в том числе и в его связи с красавицей Марией Нарышкиной. Для младшей сестры Александр был непогрешим, любое его решение она воспринимала как единственно правильное и любой его поступок – как мудрый и достойный. Впрочем, Елизавета Алексеевна и сама золовку едва терпела. Она писала своей матери: «Я никогда не видела более странную личность. Она идет по дурной дороге, избрав образцом мнений, поведения и манер своего братца Константина. Она говорит тоном, который не подошел бы и женщине в 40 лет, не говоря уж о 19-летней девушке!» Константин Павлович обладал настолько вздорным и агрессивным характером, что это даже привело его к разводу с герцогиней Саксен-Кобургской. Сравнивая Екатерину с Константином, Елизавета Алексеевна откровенно злословила. К тому же она была не права: Екатерина никогда не относилась к числу поклонников Константина. Она обожала одного только Александра. А он обожал ее…
Александр ласково звал Екатерину «обезьянкой» и производными от этого слова – «Бязяна», «Бизямс», «Бизям-Бизямовна». Находясь в разлуке с сестрой, император писал ей ежедневно. Он лично занимался вопросом ее замужества. Точнее, ревниво отваживал от Екатерины Павловны тех женихов, которые, по мнению старшего брата, были ее недостойны.
Некоторые из историков – например Анри Валлотон и Анри Труайя – считают, что отношения между Екатериной и Александром были не совсем теми, которые подобают брату и сестре… что между ними даже существовала кровосмесительная связь. В качестве доказательства приводят письма Александра к сестре, действительно несколько странные.
