Михаил Геллер - Машина и винтики. История формирования советского человека
Ленин, убедившись, что бесплатный коммунистический труд пока недостижим, излагает новую концепцию труда в переходный период, при социализме: «Социализм предполагает работу без помощи капиталистов, общественный труд при строжайшем учете, контроле и надзоре со стороны организованного авангарда… Причем должны определяться и мера труда, и его вознаграждение». Партия, «организованный авангард», должна контролировать, надзирать, определять норму и оплату труда. Троцкий, в полном согласии с концепцией Ленина, дополняет ее откровенным определением принудительного труда: «Мы идем к типу труда, социально регулируемого на базе экономического плана, обязательного для всей страны, т. е. принудительного для каждого рабочего. Это — основа социализма…» Совершенно согласен с Лениным и Троцким Николай Бухарин: «…С точки зрения пролетариата, как раз во имя действительной, а не фиктивной, свободы рабочего класса необходимо уничтожение так называемой «свободы труда». Ибо последняя не мирится с правильно организованным «плановым» хозяйством и таким же распределением рабочих сил. Следовательно, режим трудовой повинности и государственного распределения рабочих рук при диктатуре пролетариата выражает уже сравнительно высокую степень организованности всего аппарата и прочности пролетарской власти вообще». Вожди октябрьского переворота правильно оценили значение принудительного труда, его связь с планированием и прочностью власти. Полвека спустя советские юристы назвали важнейшими элементами «социалистической организации труда»: «планомерное привлечение граждан к труду и распределение их между отдельными отраслями, отдельными предприятиями, подготовка кадров, регулирование заработной платы, обеспечение социалистической организации производства, охраны и дисциплины труда…»
На заре революции вожди партии пришли к выводу, что принудительный труд на основе железной дисциплины является не временной мерой, обусловленной чрезвычайными обстоятельствами революционной ломки, но «закономерностью» социалистического строительства. Анонимный автор статьи в правительственной газете «Известия» в 1919 г., выражая распространенные в партийном руководстве взгляды, настаивал: «Политическая диктатура пролетариата требует и экономической диктатуры… Необходимо ввести дисциплину на каждом предприятии и назначить диктатора… Без таких мер, как сдельная работа, премии, штрафы, увольнения и диктаторские меры специалиста-администратора, экономика страны… не будет восстановлена…» В 80-е годы, когда советское государство считало себя «супер-державой» и требовало «паритета» с США, экономические словари выделяют слово «дисциплина», как основу основ социалистической системы. Кроме статьи дисциплина», в словарях имеются статьи: дисциплина государственная; дисциплина плановая; дисциплина производственная; дисциплина технологическая; дисциплина трудовая. Политический словарь Дополняет этот набор термином: дисциплина нравственная.
Наиболее удачная формула отношения к труду, как идеологической категории, сочетающей общественно полезную деятельность с воспитательной функцией, была предложена председателем ВЧК Дзержинским. Излагая в феврале 1919 г. цели концентрационных лагерей, действовавших уже более полугода, Дзержинский предлагал «оставить эти концентрационные лагеря для использования труда арестованных, для господ проживающих без занятий, для тех, кто не может работать без известного принуждения… за недобросовестное отношение к делу, за нерадение, за опоздание и т. д.» Председатель ВЧК чеканит формулу: «Предлагается создать школу труда…» Концентрационный лагерь — высшая форма принудительного труда — должен был вызывать страх у тех, кто не был арестован, учить работать тех, кто был арестован.
Сталинский гимн «труду в СССР» на воротах советских лагерей, восхваление воспитательных достоинств труда в сегодняшних советских лагерях, свидетельствуют о неизменности отношения к трудовой деятельности в Советском Союзе.
Вписанный в первую же советскую конституцию закон — «кто не работает, тот не ест» — не был так однозначен, как могло бы казаться. Революция, перевернувшая социальную пирамиду России, узаконила новую иерархию так же и в трудовой деятельности. Работа перестала равняться работе. Было необходимо работать, но вид труда определял положение человека в новом мире. Конституция прежде всего отнесла крестьянский труд к низшему разряду человеческой деятельности по сравнению с промышленным трудом: первый был индивидуальным, порождал мелкую буржуазию, второй — коллективным, порождавшим класс, которому предназначалось будущее. Иерархия труда была отражена в конституционных правах: во время выборов в советы голос одного рабочего равнялся пяти голосам крестьян; значительная группа крестьян, «использовавших наемный труд», вообще лишалась права голоса. Торговля, объявленная непродуктивным трудом, была ненужной, вредной деятельностью — пережитком капиталистических отношений. Частная торговля была ликвидирована, торговцы лишены права голоса, готовилась замена государственной торговли, существовавшей в годы военного коммунизма только на бумаге, социалистическим распределением.
Частная торговля, разрешенная в годы НЭПа, оставалась малопочтенным занятием, допущенным из милости в социалистическую систему буржуазным элементом. Уголовный кодекс делал границу между разрешенной «торговлей» и строго наказуемой «спекуляцией» чрезвычайно зыбкой, неопределенной. Слово «нэпман», определявшее всех представителей «частного сектора», было синонимом замаскировавшегося врага, который будет неминуемо разоблачен. Минуло семь десятилетий после революции, но отношение к торговле, к сектору обслуживания остается прежним: это труд низшей категории, обязательно ассоциирующийся с обманом, воровством, коррупцией.
Период НЭПа был временем испытания, сравнения двух систем: государственного сектора и частного сектора. Несмотря на все административные и финансовые препятствия, воздвигаемые на пути развития частных предприятий (прежде всего сельского хозяйства, но также небольших фабрик, иностранных концессий, магазинов и т. п.), их успех не вызывал сомнений и в значительной степени способствовал восстановлению страны. Экономический успех частного сектора подчеркивал его идеологический вред. Сохраняя и развивая капиталистические отношения в государстве, приступившем к строительству социализма, частники задерживали приход к цели, мешали воспитанию нового человека.
Возвращение к системе военного коммунизма, но в значительно усовершенствованном виде, стало неизбежным. Сталин дает сигнал к второму «большому прыжку» в конце двадцатых годов.
Период «реконструкции», как называли годы первых пятилеток и коллективизации, создает благоприятные условия для выработки советской модели народного хозяйства с особым, советским отношением к труду. Гигантские армии малоквалифицированных, часто неквалифицированных рабочих (в большинстве своем вчерашних крестьян) используются для сооружения гигантских комбинатов, заводов, плотин, железных дорог. Трудовая деятельность носит преимущественно экстенсивный характер, позволяющий успешно использовать стратегию «больших батальонов». Индустриализация становится войной, в которой масса, толпа, под водительством комиссаров — представителей партии, использующих, строго контролируя, техников, совершает подвиги, неудержимо продвигаясь вперед. Каждый построенный завод, каждый кубометр бетона или километр железнодорожной дороги, изображаются как выигранные битвы войны, победа в которой неизбежна.
Милитаризация труда, на необходимости которой настаивал Троцкий в 1920 г., осуществилась в конце двадцатых годов. Сталин отказался от некоторых внешних форм троцкистской модели, сохранив ее суть, подтвердив точность формулы Троцкого: «Милитаризация труда… неизбежный и основной метод организации нашей рабочей силы… в соответствии с нуждами социализма в период перехода от господства капитализма к коммунистическому государству».
Армия становится моделью рабочего класса. В стране, которая изображается осажденной крепостью Красная армия защищает границы от внешнего врага, рабочий класс и колхозное крестьянство ведут войну с природой, с техникой, с внутренними врагами, мешающими строить социализм. Как от бойцов Красной армии, так и от бойцов «трудового фронта», требуются дисциплина и энтузиазм. Дисциплина обеспечивается предельным обострением трудового законодательства в 1929—34 гг. «История советского государства и права» констатирует: «Трудовые законы периода первой пятилетки повышали ответственность работника за выполнение трудовых обязанностей». Имеется в виду — уголовная ответственность. Например, «выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции» наказывался «лишением свободы на срок не ниже 5 лет». Впервые «вводилась также уголовная ответственность за злостное нарушение трудовой дисциплины». Были изданы «уставы о дисциплине» для рабочих отдельных отраслей промышленности — наподобие армейских дисциплинарных уставов. Было установлено «единоначалие», дававшее директору предприятия диктаторские права, в том числе увольнения и передачи в суд рабочих. В 1933 г. профсоюзы, которые давно уже защищали только интересы администрации, были тем не менее сочтены излишними и ликвидированы, путем слияния с народным комиссариатом труда. Они были восстановлены во время войны.
