Мартин Монестье - Смертная казнь. История и виды высшей меры наказания от начала времен до наших дней
В протоколе указано, что, когда Равальяка наконец разорвали, «народ ринулся со шпагами, ножами и другим подручным инструментом, чтобы резать и рвать его тело, куски растаскивали и жгли потом по всему городу… Швейцарские стражники воспользовались своим положением и утащили несколько кусков, которые спалили во дворе Лувра».
Некоторые авторы пишут, что дети делали из них гирлянды, а крестьяне уносили внутренности в свои деревни. «Женщины вгрызались зубами в куски плоти, а одна, говорят, даже впилась в сердце».
Как пишет Калландро, «Равальяка не сожгли, его разорвали».
После казни Равальяка следующего четвертования народ ждал почти полтора века. На этот раз смерти предали Робера Франсуа Дамьена, некогда служившего у парижских иезуитов, а потом у некой Верней-Сентрез, провинциальной мещанки.
5 января 1757 года в Версальском дворце этот помешанный ударил короля Людовика XV складным ножом в правый бок в тот момент, когда монарх садился в карету, чтобы ехать в Трианон. Было холодно, и король укутался в две меховые шубы, которые смягчили удар.
Разрывание с помощью деревьев на римский и древнегреческий манер. Гравюра. 1591 г. Частн. кол.
У суверена пошла кровь, но рана оказалось легкой. Королевский врач Мартиньер осмотрел рану и счел, что она неопасна.
Дамьена арестовали на месте. В самом Версальском дворце его пытали калеными щипцами стражники, которым помогал хранитель печатей Машо Руйе.
Прошел слух, что лезвие было отравлено, и король исповедался, попросил соборовать его и отслужить мессу в личных покоях. Однако все обошлось. По некоторым свидетельствам, король потребовал «громкого отмщения». По другим — монарх якобы хотел, «чтобы ему вообще не причиняли боли», и во всем виноваты чересчур усердные судьи и придворные. Короля можно было упрекнуть — что и сделал народ — разве что в том, что после осуждения он не помиловал преступника и «за неопасный удар обрек его на столь ужасную смерть».
Дамьена перевезли из Версаля в парижскую Консьержери и заключили в камеру. К тюрьме приставили сотню солдат — власти и король верили в серьезный заговор.
Дамьен пытался покончить жизнь самоубийством, перекрутив себе гениталии, и его привязали к постели крепкими кожаными ремнями, закрепленными на вбитых в пол кольцах. «Его освобождали только для отправления естественных надобностей». Он провел в таком состоянии два месяца.
Четвертование Равальяка. Через час пришлось заменить выбившихся из сил лошадей. Гравюра. Частн. кол.
Его подвергли обычной и десятичасовой, чрезвычайной, пытке, чтобы он выдал сообщников. Таковых у него не было, и он лишь твердил: «Я не собирался убивать короля, если бы я хотел, то сделал бы это. Мой удар направлял Господь, он хотел, чтобы все стало как прежде и мир воцарился на земле». Его желудок был растянут водой, руки изодраны, лодыжки разбиты сапогами, грудь и конечности обожжены раскаленным железом, но он оставался непреклонен.
К концу чрезвычайной пытки Дамьен не мог больше ни двигаться, ни стоять. Его сунули в кожаный мешок, оставив снаружи только голову, на шею надели веревку и в таком виде принесли на оглашение приговора судей парламента. Вердикт был тот же, что и вынесенный сто пятьдесят лет назад Равальяку: «Привести на Гревскую площадь и поднять на возведенный там эшафот. Вырвать соски, содрать плоть с рук, бедер и икр, правую руку, в которой он держал нож, покушаясь на жизнь короля, жечь серой, а на места вырванной плоти лить смесь из расплавленного свинца, горячего масла, вара, горящей смолы, воска и серы. После чего тело его растянуть и разорвать четырьмя лошадьми, сжечь на костре, а прах развеять по ветру».
Техника четвертованияВсе искусство и сложность четвертования состояло в том, что лошади должны были тянуть с одинаковой силой. Для этого каждое животное за удила держал помощник палача. Четыре помощника внимательно следили за тем, чтобы лошади работали синхронно, без рывков и нагрузка на каждую из отрываемых конечностей была бы равномерной. Для палача главная проблема заключалась в том, что из-за неслаженных действий помощников одна из конечностей казнимого могла оторваться раньше других, если какая-то из лошадей рванет слишком рано или невпопад. Палач лично покупал животных для казни, выбирая их в зависимости от физических данных осужденного. Безусловно, казнь восьмидесятилетней Брунгильды не представляла трудностей в отличие от разрывания того же Равальяка или Дамьена: с первым лошади выбились из сил через час, со вторым — через полтора. Обычно ноги приговоренного привязывали к более сильным лошадям, чтобы отрывание конечностей происходило одновременно.
Казнь состоялась в четыре часа пополудни на Гревской площади. С утра собралась огромная толпа, настоящее море людей. Кто-то залез на крышу. Дворяне платили за окна на вторых и третьих этажах по сорок луидоров.
Посреди площади под охраной солдат стояли два широких низких эшафота.
Первый предназначался для сжигания греховной руки и отрывания плоти. Второй — для четвертования. Казнь приводили в исполнение двое: Жильбер Сансон, палач Реймса и почетный палач Парижа, и его племянник, Шарль-Анри Сансон, назначенный на должность палача Парижа. Последнему, ставшему впоследствии самым знаменитым в этой известной династии мастером заплечных дел, в то время было всего девятнадцать лет. Позже именно он казнит Людовика XVI. Оба палача облачились в традиционную форму: короткие синие штаны, красная куртка, с вышитой черной виселицей и лестницей, на голове треуголка, на боку шпага. Им помогали пятнадцать подручных, все в кожаных сыромятных фартуках.
На Гревскую площадь прибыла процессия во главе с четырьмя тяжеловозами, купленными накануне Шарлем-Анри Сансоном за четыреста тридцать два ливра. Дамьена вытащили из мешка и подняли на первую платформу, пока кюре де Сен-Поль читал молитву. Приговоренного распластали, стянув грудь и бедра двумя железными обручами, которые закрепили под эшафотом. Жильбер Сансон вложил в руку Дамьена нож, с которым тот покушался на короля, и привязал его шнурком. Потом палач поднес жаровню к огню, и воздух наполнился едкими парами серы. Осужденный испустил ужасный крик и заметался. Пятью минутами позже кисти не стало. Он поднял голову, взглянул на обрубок руки и заскрипел зубами. Кровь не шла, запекшись от серного ожога. Помощники палача сняли Дамьена, положили на землю и раздели, оставив на нем только короткие штаны. Один из них, Легри, взял длинные, раскаленные на углях щипцы и принялся за грудь, руки и бедра жертвы. Раз за разом щипцы вырывали из тела куски, оставляя ужасные раны, которые другие помощники заливали расплавленным свинцом, кипящей смолой и серой. По всей Гревской площади разносился омерзительный запах горелой плоти.
«Опьянев от боли, — пишет историк Робер Кристоф, — Дамьен словно бы подбадривал своих истязателей. После очередного нанесенного ему увечья он кричал: «Еще! Еще!», брызгал слюной, плакал, казалось, его глаза вот-вот вылезут из орбит. В конце концов он потерял сознание». Дамьен очнулся, когда его перетащили на второй эшафот, меньшего размера, не более метра в высоту. Он обессилел от страданий и находился в состоянии шока. Его положили на пару балок, соединенных посередине на манер андреевского креста, разведя ноги и руки в стороны. Торс сжали двумя досками, закрепив на кресте, чтобы ни одна из лошадей, к которым привязали конечности, не смогла утащить сразу все тело. Каждое животное подгонял помощник с кнутом. По сигналу Шарля-Анри Сансона ужасная квадрига рванула в четыре стороны. Привязь держала крепко, конечности неимоверно растянулись, осужденный страшно закричал. Через полчаса Шарль-Анри Сансон приказал развернуть двух лошадей, к которым были привязаны ноги, чтобы вывернуть осужденному суставы, подвергнув его «разрыванию Скарамуша», то есть поднять ноги жертвы вверх, чтобы четыре лошади тянули конечности в одном направлении. Наконец бедренные кости вылетели из суставов, но конечности по-прежнему не отрывались.
Через час, когда взмыленные лошади, которых хлестали кнутом, выбились из сил, Жильбер и Шарль-Анри Сансон стали выражать беспокойство. Одно из животных рухнуло на землю, и его с трудом заставили подняться. Подгоняемые криками и кнутом лошади еще долго растягивали Дамьена.
Четвертование невозможноКюре де Сен-Поль упал в обморок, многие зрители также лишились чувств. Но не все были столь впечатлительны.
Робер де Вильнев в «Музее казней» пишет, что «в то время, как Дамьен кричал, женщины отдавались присутствовавшим на казни богачам».
Казанова в «Мемуарах» подробно описывает, как граф Тиррета де Тревиз четырежды взял сзади даму, которая, склонившись у окна, смотрела на казнь. В конце концов Шарль-Анри Сансон попросил хирурга Бойера пойти в ратушу и сказать судьям, что «четвертование невозможно осуществить, если не удалить крупные сухожилия». Бойер возвратился с разрешением, но у палачей не нашлось достаточно острого ножа, чтобы разделать тело, и тогда слуга Легри разрубил суставы топором. Его забрызгало кровью.
