В сетях шпионажа, или «Час крокодила» - Резванцев Александр Александрович
Иван плакал, разливая водку, и пытался поймать наши руки, чтобы поцеловать их, а мы с Яшей прятали руки за спины.
Я подумал тогда, что человеку для полного счастья нужен, в сущности, один пустячок — малая толика человечности.
Вербовка на идейной основе
Разведка, несмотря на свою таинственность и засекреченность, во все времена была точным сколком общества, ее породившего и ею же обслуживаемого. Советская разведка эпохи застоя не являлась исключением из этого правила. В 70—80-е годы в организме красной империи уже копошились трупные черви. От гниющей головы сильно пованивало. Гангрена быстро поражала все государственные структуры, не исключая спецслужб, где наличие влиятельных связей стало, как и повсюду, почти непременным условием получения престижной должности, а значит, и повышения в воинском звании. В разведке доморощенные острословы разработали принципы волосатой руки, косяка и струи, в соответствии с которыми осуществлялась кадровая политика. Ребят со связями почему-то называли «блатными зямами», хотя люди эти не могли иметь никакого отношения к еврейской нации по той простой причине, что евреев в советские спецслужбы не брали. Блатные тихо презирали бессвязных, последние в свою очередь сильно недолюбливали блатных. Не знаю, как в спецслужбах решается кадровый вопрос теперь, но, принимая во внимание высокую степень коррумпированности власти и всего общества, полагаю, что дела там обстоят по-старому, если не хуже…
Игорь, он же Гоша, Ванюшкин был смазлив, кудряв и спортивен. Его любили отец с матерью, а также жены, своя и чужие, да и судьба была к нему благосклонна с колыбели: он оказался единственным ребенком в элитной, хорошо обеспеченной семье. Его высадили в жизнь, как высаживают из теплицы на хорошо удобренную грядку любимый помидор. Высадили и не сводили с него глаз, дабы с ним не приключилось какого-нибудь лиха. После окончания Института восточных языков и женитьбы на некрасивой, но породистой девочке отец Игоря собрал семейный совет, на котором обсуждался один-единственный вопрос: кем быть? Папа полагал, что Гоше самое место в МИДе, мама же считала, что Внешторг хоть и прозаичнее, но доходнее. Победила, как всегда, мама, но тут Гоша вдруг выдал такое, что родители даже привстали с дивана, на котором сидели рядышком, а помалкивавшая доселе жена тихо ойкнула.
— Хочу стать разведчиком!
Спроси у Гоши сегодня, зачем он тогда брякнул это, вряд ли ему удалось бы вспомнить, каковы были побудительные мотивы такой опрометчивости: то ли желание разыграть семью, то ли блажь, то ли стремление самоутвердиться, то ли на подвиги потянуло, а может, на приключения. Во всяком случае, прыжок был выполнен, двухметровая высота взята, и он завис над планкой, ожидая реакции публики.
Первой пришла в себя мама.
— Ты сдурел, сын мой, — сказала она. — Вон их сколько сидит, разведчиков-то. Не успевают менять!
Папа, который ни разу в жизни ни в чем не согласился с женой, был вынужден принять сторону сына.
— Это нелегалы да черная кость сидят. Наш сидеть не станет. У него будет диппаспорт. Опять же разведчики все работают из-под крыши: они те же дипломаты и внешторговцы, только с двойным дном.
Гоша ухмыльнулся и обратился к жене:
— А ты что молчишь? Быть мне разведчиком аль не быть?
— Как решишь, Гошенька, — ответствовала юная супруга, опустив глаза долу.
Она была влюблена в мужа и никогда ему не перечила.
На другой день папа позвонил Пал Палычу, Пал Палыч — Иван Иванычу, тот еще кому-то, и бюрократическая машина завертелась, медленно набирая обороты. Вскоре объективка на Гошу попала в управление кадров внешней разведки с хитрой резолюцией высокого лица: «Осуществить проверку и по возможности оформить». Кадровик, коему предстояло исполнить это указание, был мужиком битым-перебитым и хорошо умел читать между строк. Он происходил то ли из погорельцев, то ли из неудавшихся оперработников, и управление кадров было его последним пристанищем в структурах спецслужб, пристанищем, за которым маячила плохо оплачиваемая неизвестность. Немудрено, что парень этот боялся собственной тени. Спецпроверка Игоря Ванюшкина по месту жительства затруднялась тем, что его родители относились к касте неприкасаемых и потому никаким проверкам не подлежали, а Ванюшкин жил вместе с ними. Пришлось ограничится проверкой по месту учебы. Собрав нужное количество бумаг, характеризующих Гошу, кадровик принялся за написание обобщающей справки, старательно выпячивая положительные качества кандидата и приглаживая негативы. Конечно, абсолютно всего замазать было никак не возможно, и если бы кто-нибудь из источников сообщил, что Гоша украл у него трешку, наблевал по пьянке на лысину проректора или непочтительно отозвался о товарище Брежневе, то не видать бы ему разведки, как своих ушей. Однако подобных гадостей во всех агентурках и установках не содержалось, а выражения типа «пустозвон, верхогляд, склонен к завышенным самооценкам» кадровик перекрыл отработанным словосочетанием «его аналитические способности еще не получили должного развития». Гошу зачислили в спецшколу, а после ее окончания и стажировки в соответствующем линейном отделе центрального аппарата разведки направили на работу в одну из стран Среднего Востока под крышу посольства…
Эль-Джихар буквально плавал на нефти. Он возник среди горячих зыбких песков на берегу пролива с матерным названием, которое с русского на арабский переводилось вполне поэтично: «Врата слез». Врата вели прямиком из Европы в Азию, а может быть, из Азии в Европу, поэтому вкупе с нефтью они сделали крошечный эмират центром соприкосновения геополитических интересов великих и не очень великих держав. Эмир Эль-Джихара был добрым малым. Он щедро делился нефтедолларами с немногочисленными подданными. За короткий срок ему удалось построить в своем княжестве нечто вроде коммунизма в одной отдельно взятой пустыне. Уровень жизни в Эль-Джихаре был чрезвычайно высок, а социальные гарантии незыблемы. И все это при полнейшем несоблюдении основного принципа коммунизма: эмират был погружен в лень и дрему, а бездельники трескали тут за обе щеки. Приезжего уже в аэропорту поражал тот факт, что местные таксисты, небрежно поигрывая массивными золотыми перстнями, число которых превышало количество пальцев на руках и ногах, соглашались везти клиента в недалекий город, выглядывавший из-за пальм, барханов и нефтяных вышек, как минимум за полсотни баксов. Напряженно работали в Эль-Джихаре лишь иностранные разведки.
Резидент советской разведки в Эль-Джихаре генерал Сорокин был пролетарием по происхождению и убеждению, поэтому блатных зям не привечал, тем более что последние доставляли ему немало мороки. Они были, как правило, заносчивы, развязанны и работой себя не утруждали. Сидели целыми днями по прохладным кабинетам и смотрели телевизор, положив по-американски ноги на стол, или же шлялись по магазинам, удовлетворяя барахольные претензии хищных и завистливых жен. Свою бездеятельность оправдывали тем, что их якобы слишком плотно опекает эмирская наружка. в то время как у эмира вообще не было никаких спецслужб. Информацию о происках своих противников он в изобилии получал от иностранных разведок, которые из шкуры выскакивали вон, чтобы снискать его расположение и доверие.
— Правда, что ты мастер спорта по прыжкам в высоту? — спросил Сорокин у Гоши, мрачно глядя на него поверх очков.
— Правда.
— Это здесь не понадобится. Бегаешь как?
— Первый разряд.
— А вот это может пригодиться.
Впрочем, на поверку Игорь Ванюшкин оказался не таким уж плохим парнем. Он был прост в общении, коммуникабелен, легко устанавливал контакты с нужными людьми, знал массу анекдотов, играл на гитаре, пел бардовские песни и был душой любой компании. На него с вожделением поглядывали молодые послиха с торгпредшей, но он чужих баб близко не подпускал, неукоснительно следуя завету отца, считавшего, что в условиях заграницы моральный кодекс следует блюсти с особым тщанием, ибо там, случись что, позвонить некому.
