Френсис Кроуфорд - Две любви
- Так что же? - спросила она.
- Что же? - ответил Бернар.- В крестовом походе нет веры.
- Вот чего я опасаюсь,- ответила Элеонора.- Вот почему я прошу вас отправиться с нами. Вот отчего король неспособен руководить людьми без вас. А вы все-таки не хотите идти.
- Нет,- возразил он.- Я этого не хочу.
- Вы всегда обманываете мои ожидания,- сказала королева, вставая и пустив в ход оружие, к которому обыкновенно прибегают женщины, как к последнему средству.- Вы встали впереди всех и не хотите предводительствовать. Вы возбудили у людей желание подвигов, а сами не хотите их исполнить. Вы представляете их идеал, в который сами не верите, и мирно возвращаетесь в Клервосское аббатство, предоставляя людям самим выходить из затруднений в опасности и нужде. И если доверчивая женщина приходит к вам с отягченной совестью, вы говорите ей, что она не в состоянии заслужить прощение. Вероятно легко быть, таким образом, великим человеком.
Она стала удаляться, произнося эти последние слова, и сошла с возвышения на пол. Громадная несправедливость ее суждения сделала лицо Бернара холодным и суровым, но он ничего не ответил на эти слова, зная, что это бесполезно. У нее, может быть, только у нее одной из всех женщин было нечто неуловимое. Он мог ее сожалеть, мог прощать, мог просить за нее... но не мог говорить с ней, как с другой женщиной.
Много раз, прежде чем она достигла двери, он хотел ее вернуть и старался найти в своем уме и в сокровищнице своего сердца слова, способные тронуть ее. Но тщетно: пока она находилась перед его глазами, их души были оледенелыми. Ее рука коснулась занавеса, чтобы выйти, и она в последний раз взглянула на него.
- Вы не хотите идти с нами? - спросила она.- Если мы не будем иметь успеха, мы сложим всю вину на вас; если мы перессоримся и обратим оружие друг против друга,- грех будет на вас; если наши армии потеряют храбрость, будут рассеяны и разрезаны на куски,- их кровь падет на вашу голову; но если мы будем победителями,- прибавила она, выпрямляясь во весь рост,- честь нашей победы будет относиться к нам одним, а не к вам.
Занавес упал позади нее, когда она произнесла последние слова, оставив аббата в невозможности отвечать. Но она не произвела впечатления, так как Бернар не был человеком, которого озабочивала бы угроза. Когда она ушла, его лицо сделалось печально и спокойно; затем подумав, он взялся за перо, которое лежало возле страницы, наполовину исписанной.
Королева прошла из внешнего зала в прихожую, закутываясь в свой плащ. Ее губы были сжаты, а глаза выражали жестокость, так как она обманулась в своих ожиданиях. Желание услышать слова Бернара, убеждение, что он должен следовать за армией, не были единственной целью ее прихода. Она стремилась вернуть то сильное впечатление, под властью которого была в полдень и взяла крест, а женщина, обманутая в своих чувствах и желаниях, опаснее и злее сильного мужчины, обманутого в своих ожиданиях.
Она пришла к Бернару одна. Более, чем какая-либо женщина, она ненавидела, чтобы за ней следовали придворные, и наблюдали низшие лица, когда она желала остаться одна. Уверенная в себе и храбрая без преувеличения, она часто спрашивала себя, не приятнее ли быть мужчиной, чем даже самой красивой женщиной в свете, какой была она.
Она остановилась на минуту в прихожей, накинула капюшон плаща на голову и полузакрыла лицо. Наружная дверь была приоткрыта; единственный светильник, наполненный оливковым маслом и висевший посреди свода, бросал слабый свет в темноте. Пока Элеонора накидывала капюшон и почти бессознательно устремляла глаза в темноте, слабый блеск стали сверкнул во мраке. Этот блеск исчезал и снова появлялся, так как с наружной стороны двери прохаживался взад и вперед мужчина, ожидая кого-то. Королева хоть и желала прийти одна к монаху, но у нее не было никакой причины прятаться; она сделала два шага к порогу, совершенно открыла половинку двери и высунулась.
Человек остановился и не торопясь повернул голову, в это время на него упал свет. Его глаза обратились к королеве, темный абрис которой выделился на светлом фоне, освещенном извне. Она немного вздрогнула, как бы желая скрыться; затем заговорила нервным тоном вполголоса, несколько смущенная этим присутствием, на которое она не рассчитывала.
- Что это? - спросила она.- Зачем вы здесь?
- Потому что я знал, ваше величество,- ответил спокойно Жильберт,- что вы здесь.
- Вы это знали,- спросила королева.- Каким образом?
- Я видел вас... я следовал за вами.
Королева чувствовала под своим капюшоном, как горячая волна крови прилила к ее лицу. Жильберт остановился перед дверью и таким образом представлял прекрасное зрелище при свете, падавшем от светильника. Он был бледен, но не такой, как Бернар, худощавый: это была сильная, крепкая худоба молодости, а не поста и аскетической жизни; он был серьезен, но не печален, энергичен, но не вдохновлен, а его лицо было скорее благородно, чем красиво. Элеонора любовалась им несколько минут, прежде чем продолжала допрос.
- Вы следовали за мной,- сказала она.- Зачем?
- Чтобы добиться от вашего величества одного слова.
- Ответа на вопрос, который вы задали мне сегодня? - спросила она.
- Да.
- Разве это так спешно? - заметила Элеонора. Королева слегка засмеялась, а Жильберт вздрогнул от удивления.
- Ваше величество,- возразил он,- писали мне так настойчиво...
- Так вы любопытны, только благодаря повиновению? - сказала королева.Мне это нравится. Вы будете вознаграждены. Но я изменила мнение. Если бы надо было написать письмо вновь, я не написала бы его.
- Это было письмо друга,- возразил Жильберт.- Разве вы хотите от него отречься?
Лицо Жильберта выражало неизмеримое разочарование. В своем томительном беспокойстве он приблизился к Элеоноре и оперся рукой на косяк двери. Королева отстранила его и улыбнулась.
- Разве оно было такое дружественное? - спросила она.- Я не помню... Но я это сделала ненамеренно.
- Государыня,- сказал Жильберт.- Какое же ваше намерение?
Голос молодого человека был решительный и немного холодный.
- О! - воскликнула королева.- Я совершенно его забыла. Она еще раз слегка засмеялась и наклонила голову.
- Если ваше величество,- возразил Жильберт,- нуждались во мне, может быть, я понял бы это. Беатрисы здесь нет. Я рассматривал сегодня каждую из ваших дам, я искал во всех рядах... ее не было. Я спрашивал вас, где была она, но вы не пожелали мне ответить и разгневались...
- Я разгневалась!.. Вы бредите?..- воскликнула королева.
- Я думал, что вы разгневались, потому что изменились в лице и не хотели более со мной говорить.
- Вы не правы. Только дурак может разгневаться, благодаря своему незнанию,- сказала королева.
- Все ваши слова загадочны,- возразил Жильберт.
- А вы недостаточно ловки, чтобы их угадать. Полно! Для доказательства, что я не была разгневана, я прогуляюсь с вами по деревне. Теперь поздно.
- Ваше величество, одна? - спросил Жильберт.
- Если вы следили за мною,- возразила Элеонора,- то вы это хорошо знаете. Пойдемте.
Она слегка отстранила его, чтобы выйти, и минуту спустя они прошли темное пространство перед церковью. Жильберта не легко было удивить, однако при мысли, что он прогуливается в такой поздний час по маленькой французской деревушке с самой могущественнейшей государыней Европы, он дал себе отчет, что им руководит судьба.
Дорога была неровная и поднималась в гору по другую сторону площади. В продолжение нескольких минут они молча шли друг возле друга. Издалека доходил до них звук множества грубых голосов, поющих застольную песню.
- Дайте мне вашу руку,- внезапно сказала королева.
Говоря это, она протянула свою руку, как бы опасаясь споткнуться. Исполнив ее требование, Жильберт пошел в шаг с ней, и они продолжали двигаться друг возле друга. Он никогда до сих пор так не ходил под руку и, может быть, никогда не был так близко ни к какой другой женщине. Им овладело неописанное волнение: он чувствовал, что его шаги не так тверды, а голова пылала, руки же были холодны. Далекий от мысли любви, он воображал, что он игрушка таинственных и пленительных чар. В то же время у него явилась минутная уверенность, что это чувство было дурно, но вместе с тем, если бы эта привлекательность усилилась, он не мог бы ей противостоять.
Элеонора не была бы женщиной, если бы не поняла состояния своего спутника.
- Что это такое? - спросила она с нежностью и улыбаясь под своим капюшоном.
- Что такое? - ответил нервно Жильберт.- Ничего нет. Что же вы хотите?
- Ваша рука дрожала,- возразила королева.
- Я испугался оттого, что вы едва не упали,- ответил он.
Королева разразилась смехом и сказала:
- Разве вы так озабочены моей безопасностью?
Жильберт ответил не сразу.
- Это странно,- сказал он наконец,- что ваше величество избрали такой поздний час для своего выхода.
