Василий Болотов - Лекции по истории Древней Церкви. Том III
Было бы, однако, совершенно мелочно рассматривать возрастающее богатство и могущество церкви лишь как признак постепенного упадка церкви. Чтобы поддерживать массы бедных в это время, чтобы хоть несколько смягчить неописуемые бедствия этого времени, церковь нуждалась в богатых средствах. Против такой массивной нищеты нельзя было бы бороться, имея в распоряжении лишь средства прежнего времени. Нужно было иметь материальное обеспечение вполне надежное, потому что при неблагоприятных экономических обстоятельствах частная благотворительность оскудевала именно тогда, когда нужда в ней была всего настоятельнее. Между тем, имея поземельную собственность, церковь располагала денежными средствами тогда, когда все другие источники были закрыты.
2. Свобода от податей и повинностей (иммунитет)
Привилегии этого рода, которыми церковь пользовалась со времени Константина Великого, можно понять и перечислить лишь тогда, когда мы знакомы уже с общим строем гражданской жизни языческого мира, встретившим христианство. Этот строй представляет явление изменяющееся, а ко времени последних императоров уже изменившееся. Часть сведений по этому предмету можно получить в исследовании Куна о городовом устройстве греко–римской империи до Юстиниана [30].
Особенное внимание в этом труде посвящено единству, которое римское государство внесло в тогдашний мир. Единство это сгладило границы, которые могли бы воспрепятствовать христианской проповеди в ее распространении. Однако, если коснуться внутреннего строя римской империи, то можно видеть, что представление единства его является несколько преувеличенным. Римские правители были весьма умными политиками и, покоряя народы, поняли объем своей власти и поступили с ними сообразно этому объему. Таким образом, в римской империи оказалось невозможным явление, происшедшее на греческой почве. Известно, что Афины, получив гегемонию в союзе греческих городов, обратили ее в деспотию. Римляне положили известный предел своей власти, — такой именно, чтобы власть их была наименее неприятна для покоренных народов; сокрушая все силы, которые могли бы оказать сопротивление, римляне уживались с теми формами гражданской жизни побежденных народов, которые не были опасны для них. Во внутреннем отношении римская империя была разбита на мелкие единицы — civitates, πόλεις, так плотно обхватывавшие человека, что прикрепляли его к данному месту лучше нашей паспортной системы. Как всякое место земной поверхности определяется географической широтой и долготой, так же точно положение свободного человека римской империи определялось его «origo» и его «domicilium».
Римский гражданин был, прежде всего, municeps — лицом берущим на себя известную обязанность (munus capit), выполняющим ее (munus facit) и проявляющим себя в munificentia щедрость). Чиновников тогда еще не было, но культура требовала охранения гражданской безопасности, для чего нужны были деньги, налоги. Эти налоги граждане должны были собирать сами и исполняли эту обязанность посредством особых выборных лиц. Таким образом, гражданское общество должно было принять на себя тяжести внутреннего самоуправления; лица, составляющие это общество, сообразно политическим воззрениям, должны были работать не из–за денег, но из–за славы и чести, и для того, чтобы внутренний порядок гражданской общины оставался неизменным, требовалось закрепить выборных за их обязанностями и привлечь к этим должностям каждого свободного члена общины. Цель эта достигалась урегулированием гражданских обязанностей, определяемых каждому гражданину его origo и domicilium.
Посредством origo устанавливались обязанности, связанные с гражданством по рождению или чему–либо другому, как, например, освобождение из рабства. В первом случае origo называлось naturalis, во втором — allectio in civitatem, причем для последнего существовал двоякий способ дарования: усыновление (liberi — дети) и освобождение из рабства (liberi — свободные). Когда раб получал освобождение по духовному завещанию господина, то origo усвоялось ему не от умершего завещателя, а от того, кто исполнял волю его, причем, это закрепление носило характер неизгладимый (indelebilis). Сын гражданина носил origo отца, т. е. считался в том же городе, где был гражданином его отец, и притом так, что это origo сохранялось за ним, хотя бы он совсем и не был в том городе. Поэтому случалось, что в Путеолах, например, были афиняне и финикийцы, но признавались гражданами Афин и Финикии, а не Путеол. Таким образом, origo получалось не по месту фактического рождения человека, но по месту жительства и гражданства его предков. Можно было также иметь origo в нескольких различных городах и притом так, что усыновленный таким гражданином и сам получал origo всех тех городов. За некоторыми городами признавалось право давать origo не по отцу гражданина, а по матери его, — так называемый matriarchatus, существовавший, например, в нескольких местах Понта и Вифинии. Хотя подобное право и было противоречием собственно римским законам, тем не менее римские правители признавали его и давали некоторым городам в качестве привилегии. Отсюда происходило то, что, если, например, путеолец женился на тосканке, то дети были гражданами Путеол, если же супруга его была пон–тийская ираклиянка, то дети такого брака одновременно получали origo двух городов — Путеол и Ираклии. Таким образом, в силу origo всякий город римской империи имел определенное число граждан — большее в городах с правом матриархата, меньшее — без него. Где бы originarii ни находились, они были связаны со своим городом и обязаны были ему не только почтением в лице городских властей, но и постоянным обязательством службы в нем, — исполнением munera и munificentia. Граждане же, имеющие origo в нескольких городах, обязаны были службой нескольким различным городам. Кроме origo, положение гражданина определялось еще domicilium — местом жительства его. Если, например, origo делало какого–нибудь человека civis Афин, а большую часть времени он проводил в Путеолах, где находилось и его состояние в большей своей части, то этот человек становился гражданином Путеол — его incola.
Понятия civis и incola и определяли по греко–римскому праву положение в обществе всякого члена его, устанавливали понятие о нем, как о municeps; origo, как видно отсюда, передавалось потомству, определялось положением предков, domicilium — устанавливалось свободным выбором лиц и incola известного города мог переменить свое местожительство, и тогда его отношения к старому городу, как отношения incolae, прекращались, не связывая никакими обязанностями в этом городе его потомков. Возможно также было и такое положение, когда человеку приходилось исполнять обязанности domicilii в нескольких городах, если он был одинаково связан с ними или своим жительством или своим именем. Ясно отсюда, что муниципальные обязанности охватывали свободных людей римской империи очень сложным и тесным кольцом. Однако столкновение обязанностей происходило лишь тогда, когда города возлагали на своего гражданина несколько обязанностей; в этом случае преимущество отдавалось тем отношениям, которые определялись origo гражданина.
Указанному гражданскому строю, кроме cives, подчинялись также метэки и периэки. Тем и другим противополагались чужестранцы — hospites, advenae: так назывались по отношению к какому–либо городу те свободные люди, которые случайно в нем останавливались, или даже проживали несколько лет, не связывая своих интересов с интересами городскими; никакими муниципальными обязанностями они к этому городу не были привязаны и оставались чужими ему.
Государство пользовалось указанными отношениями свободных людей к известным городам и свои приказания и распоряжения передавало последним к исполнению по их собственному усмотрению и средствам. Вследствие этого, на гражданах каждого города лежали двоякого рода обязанности, выражаемые понятиями munera и honores.
Honor — было почетное положение и почетные обязанности, то, что противополагалось munera — обязанностям служебным в собственном смысле. При этом, самое понятие «почета» было в различных местах неодинаково, как неодинаковы были поэтому и соединяемые с ним обязанности. Везде, однако, главным лицом, пользовавшимся наибольшим почетом в городе, был его голова — πατήρ της πόλεως, curator reipublicae; за ним следовал defensor civitatis — гражданский защитник прав и общественной безопасности.
Обязанности же в собственном смысле этого слова, определяемые римским munera, — государственное римское право делило на munera personalia и munera patrimonialia. Первые, munera personalia, лежали только на личности гражданина, представляли в распоряжение города только умственные и физические силы его, не касаясь имущественного положения его, и в различных городах назначались в различном количестве. Так, не везде были квесторы, но везде были лица, заведовавшие городской казной, городскими доходами, собираемыми под наблюдением высшего сановника. В каждом городе был также так называемый иринарх — полицеймейстер, на попечении которого находилось наблюдение за гражданской безопасностью в городе. В его распоряжении были лица, несшие менее почетные обязанности, — низшие полицейские служители. Много хлопот причиняли городу сборы государственных податей и налогов. Обязанность эта падала или на 20 или на 10 первых лиц в городе, составлявших senatus или curia и носивших название decem–primatus и vigintiprimatus (δεκαπρωτεύων и είκοσιπρωτεύων). Свои должности эти сановники несли под ответственностью своим имуществом, так что в случае недостатка сборов пополняли их из своих средств. Городская касса покрывала расходы и по городу, — на хлеб, воду и прочие необходимые продукты, и о выполнении этих поручений заботились также выборные граждане и также покрывали недостатки своим имуществом.
