Артур Конан-Дойль - Родни Стоун
- Здесь не годится, здесь слишком тесно, - сказал дядя. - Где они будут драться?
- Да полно, Треджеллис! - закричал принц. - У нашего неизвестного друга могут быть на этот счет свои соображения. Нельзя же обойтись с ним так бесцеремонно, пусть хоть предложит свои условия.
- Вы правы, сэр. Надо его позвать.
- Чего проще, - сказал хозяин, - вон он сам идет.
Я оглянулся и увидел обращенный к нам профиль высокого, хорошо одетого молодого человека в длинном коричневом дорожном сюртуке и черной фетровой шляпе. Молодой человек повернулся, и я обеими руками вцепился в плечо Чемпиона Гаррисона.
- Гаррисон! - ахнул я. - Это наш Джим.
И, однако, его появление не было для меня неожиданностью, скорее, я с самого начала почему-то этого ждал, и Чемпион Гаррисон, наверно, тоже, ибо едва только начался разговор о незнакомце, дожидающемся внизу, он помрачнел и на лице его отразилась тревога. И сейчас, едва утих ропот удивления и восторга, вызванный лицом и фигурой Джима, Гаррисон вскочил на ноги.
- Это мой племянник Джим, джентльмены, - сказал он, взволнованно размахивая руками. - Ему еще нет двадцати, и не моя вина, что он сюда пришел.
- Оставь его в покое, Гаррисон, - сказал Джексон. - Он уже не маленький, у него у самого голова на плечах.
- Дело зашло слишком далеко, - сказал мой дядя. - Мне думается, вы, как старый спортсмен, Гаррисон, не станете мешать вашему племяннику, пусть покажет, достоин ли он своего дяди.
- Он совсем не в меня! - в отчаянии воскликнул Гаррисон. - И вот что я вам скажу, джентльмены: я думал больше никогда не выходить на ринг, но, чтобы поразвлечь общество, я с радостью померяюсь сейчас с Берксом.
Джим подошел к Гаррисону и положил руку ему на плечо.
- Я сделаю, как задумал, дядя, - долетел до меня его шепот. - Прости, что поступаю против твоей воли, но я решился и должен довести дело до конца.
Гаррисон пожал своими широкими плечами.
- Джим, Джим, ты не ведаешь, что творишь! Но я уже не в первый раз слышу от тебя такое и знаю, что в конце концов ты все равно поступишь по-своему.
- Итак, вы больше не противитесь, Гаррисон? - спросил сэр Чарльз.
- Может, я все-таки могу его заменить?
- Неужто ты позволишь, чтобы люди говорили, что я вызвался драться, а потом уступил это право другому? - прошептал Джим. - Это мой единственный случай. Бога ради, не становись мне поперек дороги!
На широком, всегда таком невозмутимом лице Гаррисона было написано смятение. Наконец он грохнул кулаком по столу.
- Не моя вина! - крикнул он. - Чему быть, того не миновать! Джим, мой мальчик, ради всего святого, не подпускай его слишком близко, не позволяй вести ближний бой, ведь он тяжелее тебя на целых четырнадцать фунтов.
- Я был уверен, что спортсмен возьмет в Гаррисоне верх, - сказал мой дядя. - Мы рады, что вы пришли, - обратился он к Джиму. - Давайте же обсудим условия боя, чтобы ваш чрезвычайно смелый вызов не остался без должного ответа.
- С кем я буду драться? - спросил Джим и оглянулся по сторонам.
Все общество было уже на ногах.
- Не бойся, малец, ты меня еще узнаешь, я тебя разделаю под орех! крикнул Беркс, неуклюже протискиваясь сквозь толпу. - Когда я с тобой покончу, придется позвать твоих дружков, чтоб опознали тебя.
Джим взглянул на Беркса с нескрываемым отвращением.
- Надеюсь, вы не собираетесь выставлять против меня пьяного? - сказал он. - Где Джем Белчер?
- Я самый, молодой человек.
- Если можно, я хотел бы сразиться с вами.
- Ты еще не дорос до меня, мой милый. На лестницу не вспрыгивают, а поднимаются по ступенькам. Докажи, что ты мне достойный противник, тогда я выйду против тебя.
- Я вам очень признателен, - сказал Джим.
- Ты мне нравишься, желаю тебе удачи, - сказал Белчер и протянул ему руку.
Они стояли рядом, высокие, гибкие, чисто выбритые, и, хотя бристолец был несколькими годами старше, все заметили в них какое-то сходство: оба были так хороши, что по толпе прокатился гул восхищения.
- Где вы хотели бы драться? - спросил мой дядя.
- Где вам угодно, сэр, - ответил Джим.
- Почему бы не отправиться на Файвз-корт? - предложил сэр Джон Лейд.
- Верно, пойдемте на Файвз-корт...
Но это совсем не устраивало хозяина заведения: ведь он надеялся, что ему подвернулся бы случай собрать новую жатву со своих расточительных посетителей.
- Зачем ходить в такую даль? - вмешался он. - У меня за домом каретник, он совсем пустой, лучшего места для боя не найти в целом свете, было бы только ваше желание.
Все радостно завопили, и те, кто стоял ближе к двери, стали выходить, надеясь захватить места получше. Мой дородный сосед, Билл Уорр, поманил Гаррисона в сторонку.
- На твоем месте я бы его удержал, - прошептал он.
- Я бы рад. Не хочу, чтобы он дрался. Но уж если он что решил, его не отговоришь.
Никогда еще Гаррисон так не волновался, даже когда сам выходил на ринг.
- Тогда не отходи от него ни на шаг, и чуть что не так - кидай губку. Ты же знаешь Беркса.
- Да, он начинал при мне.
- Ну вот, он зверь зверем, иначе про него не скажешь. С ним один Белчер справляется, больше никто. Сам видишь, какой он - шесть футов росту, сто восемьдесят фунтов весу и злобный как черт. Белчер два раза его побил, но во второй раз ему пришлось здорово поработать.
- Чего ж теперь говорить, дело уже сделано. Видал бы ты, как Джим орудует кулаками, ты бы так за него не боялся. Ему еще и шестнадцати не было, когда он отдубасил Коновода Южного Даунса, а с той поры он много чему научился.
Все уже протискивались к двери и с шумом и грохотом спускались по лестнице. Мы тоже пошли. Лил дождь, и на мокром булыжнике двора лежали желтоватые отблески света, падавшего из окон.
После зловонной духоты комнаты, где мы ужинали, особенно приятно было вдохнуть свежего сырого воздуха. В глубине двора резким пятном выделялась открытая настежь дверь каретного сарая, освещенного фонарями, и, отталкивая друг друга, стремясь занять места получше, к этой двери устремились все: и любители, и боксеры. Я был невысок ростом, и если бы мне не посчастливилось найти в углу перевернутую кадушку, я бы так ничего и не увидел; я взгромоздился на нее и стал, прислонясь к стене. Каретник был просторный, с деревянным полом; из большого отверстия в потолке свешивались головы конюхов, которые расположились наверху, в помещении, где хранилась сбруя. Во всех углах подвесили и зажгли каретные фонари, к балке на самой середине потолка прицепили огромный фонарь из конюшни. Принесли бухту каната, Джексон подозвал четверых боксеров и велел им его держать.
- Какую площадь вы огораживаете? - спросил мой дядя.
- Двадцать четыре фута: они ведь оба крупные, сэр.
- Хорошо, и между раундами, я думаю, дадим полминуты. Если сэр Лотиан Хьюм не возражает, мы с ним будем боковыми судьями, а вы, Джексон, - судьей на ринге.
Народ был опытный, и все приготовления прошли быстро и умело. Мендосу и Голландца Сэма поставили секундантами к Берксу, а Чемпиона Гаррисона - к Джиму. Губки, полотенца, коньяк - все через головы толпы передали секундантам.
- А вот и ваш молодец! - воскликнул Белчер. - Эй, Беркс, выходи и ты, не то мы тебя выволочем!
Джим появился на ринге, обнаженный по пояс и подпоясанный пестрым платком. Когда зрители увидели, как он прекрасно сложен, гул восхищения прокатился по толпе, и я поймал себя на том, что кричу вместе со всеми. Плечи у него были не слишком прямые, скорее покатые, грудь тоже не такая уж широкая, но что касается мускулатуры, он был что надо - длинные, крепкие мускулы перекатывались под кожей от шеи до плеч и от плеч до локтей. Работа в кузнице развила мышцы его рук до предела, а здоровая сельская жизнь сделала чуть смуглую кожу гладкой и блестящей, и сейчас, в свете фонарей, она так и лоснилась. Лицо Джима выражало решимость и уверенность, а на губах застыла та ничего доброго не сулившая улыбка, которую я знал со времен нашего детства и которая означала, что в нем взыграла гордость и что ему скорее изменят силы, нежели мужество.
Тем временем на ринг нетвердой походкой прошествовал Джо Беркс и, сложив руки на груди, встал в противоположном углу между своими секундантами. На лице его не было и следа нетерпеливой настороженности, не то что у его противника, а мертвенно-бледная кожа, висящая тяжелыми складками на груди и на ребрах, ясно говорила даже моему неопытному глазу, что он не из тех, кто может драться без тренировки. Беззаботная, праздная жизнь чемпиона сделала его тучным и обрюзгшим. Но вместе с тем он славился ретивостью и могучим, точным ударом, так что, несмотря на преимущество Джима - юность и. натренированность, можно было ставить три против одного, что победит Беркс. Чисто выбритое лицо его с тяжелой челюстью выражало свирепость и отвагу; он стоял, устремив на Джима злобные, налитые кровью глазки, слегка ссутулив бугристые плечи, точно гончая на сворке, готовая ринуться вперед.
В сарае стоял гул голосов: все заключали пари, перекликались из конца в конец, условливались о ставках, махали руками, стараясь привлечь чье-то внимание или в знак того, что согласны заключить пари на тех или иных условиях, и скоро эти выкрики заглушили все. Сэр Джон Лейд, стоявший как раз передо мной, громко предлагал любые пари против Джима тем, кого покорила внешность этого новичка.
