Владимир Миронов - Древняя Греция
Сцены битв и схваток на древнегреческих вазах
Немцы, немало сделавшие для прояснения судьбы Трои, продолжают по сей день исследовать древнюю землю. В 1988 году немецкий археолог М. Корфман приступил к новым раскопкам, пытаясь ответить на вопросы, на которые до сих пор нет ясного и однозначного ответа. Уже известны некоторые результаты. В ходе раскопок в 1992 году, южнее холма Гиссарлык (где копал Шлиман), обнаружили ров, что некогда опоясывал Трою. Выяснилось, что он пролегал довольно далеко от городских стен, окаймляя территорию площадью 200 000 кв. м. Напомним, что шлимановская Троя занимала всего 20 000 кв. м. Видимо, ров окружал Нижний город, что возник в III тысячелетии до н.э. Нашли еще один искусственный ров. Если предположить, что Троя была большей по размерам, то огромная роль сей цитадели становится очевидной. Там могли проживать тысячи людей. Время расцвета того города (Трои-VI) длилось 400 лет, и он не уступал таким культурным центрам, как Микены и Тиринф. По мнению Корфмана, в бронзовом веке Троя была частью анатолийской, а вовсе не крито-микенской цивилизации. Она представляла собой форпост Азии в Европе. И населяли ее лувийцы, один из индоевропейских народов. К слову сказать, лувийцы, наряду с хеттами, где-то около 2000 года до н.э. переселились в Анатолию. Лувийский язык был широко распространен в Малой Азии (первый письменный памятник, найденный в Трое в 1995 году, – бронзовая печать с надписью – выполнена иероглифами на лувийском языке). Так что очень может быть, что троянцы были, всего вероятнее, не греками, а анатолийцами или хеттами. Даже крепостные стены Трои, расширенные книзу, наверху обрамленные башнями, встречаются прежде всего в Центральной Анатолии и Северной Сирии, а не в Микенской Греции. На это указывают и типично хеттские стелы, стоявшие перед южными воротами древней Трои.
Лаомедонт возводит стены Трои. Иллюстрация к «Метаморфозам» Овидия
Вот как выглядели стены древней Трои
Воины в битве за Трою (Илион)
Корфман отождествил Илион-Трою с городом или местностью «Вилуса» (Wilusa), которая не раз упоминается в хеттских клинописных источниках. Если это так, то становится более или менее понятной и роль Трои-Вилусы. С одной стороны, она выступает посредником двух различных цивилизаций. Это давало колоссальные возможности для торговли и обмена. Так Троя стала крупным портом и своего рода перевалочным пунктом в торговле с народами Причерноморья. С другой стороны, находясь между Западом и Востоком, она находилась меж молотом и наковальней. В том или ином случае троянцы были прекрасно известны грекам. И. Латач в книге «Троя и Гомер» (2001) даже приводит их обозначения в Кноссе, на Крите, в Пилосе и на Пелопоннесе – «троянец» (Tros) и «троянка» (Troia). Была ли сама Троянская война в действительности, по этому поводу все еще идут споры. Так, известный хеттолог Т. Брюс в книге «Царство хеттов» (1998) утверждает, что, пожалуй, самой Троянской войны как непрерывного 10-летнего военного действа могло и не быть. А что же тогда было? Были ряд военных набегов и разбойничьих походов, которые в памяти потомков слились в одну длительную войну, завершившуюся взятием и разрушением Трои-Илиона-Вилусы. Возможно, что во главе тех или иных походов стояли племенные вожди (Одиссей, Ахилл, Аякс, Менелай, Агамемнон и другие). Брюс полагает, что описываемые события протекали на протяжении ста с лишним лет. «Илиада» возникла как объединение саг о великих походах греческих вождей. Впрочем, сохраняются и версия великого похода греков против Илиона-Трои, а также версия землетрясения. В любом случае почти не остается сомнений в том, что некая битва племен и народов за этот ключевой форпост Малой Азии все же имела место.
Битва Ахилла с Телефом (рисунок на вазе). Лувр
Можно предположить, что и «битва за Трою» была в действительности битвой за полезные ископаемые, за кратчайшие и самые удобные торговые пути «из греков в Финикию». Под Троей столкнулись два военных союза… Вот и В. Дюрант резонно отмечает: «Каковы бы ни были лик и лозунги войны, ее причина и сущность почти несомненно заключались в борьбе двух групп держав за обладание Геллеспонтом и богатыми землями вокруг Черного моря. Вся Греция и вся Западная Азия видели в ней решающую схватку; малые народности Греции пришли на помощь Агамемнону, а народы Малой Азии многократно посылали подкрепления в Трою. Это было начало борьбы, которой суждено возобновиться при Марафоне и Саламине, Иссе и Арбелах, под Туром и Гранадой, Веной и Лепанто». А разве не точно так же ныне за выспренными речами о «свободе» Кавказа, Ирака или Ирана, тиражируемыми западными рапсодами, скрывается интерес к нефти, урану, газу, к сокровищам Азии, стратегический интерес к обладанию торговой дорогой из Индии и Китая в Европу?!
Неопровержим важнейший факт художественного единства поэм Гомера. Особо важна мысль о греческом народе как о творящем народе-индивидууме. Гомер жил в эпоху перехода от общинно-родовой формации к классово-рабовладельческому обществу, в эпоху перехода «от варварства к цивилизации». Так для кого же пел Гомер? Лосев утверждает, что «пел он» не царям и не аристократам, а так сказать «среднему классу», то есть именно зарождающейся ионийской демократии, что уже тогда составляла внутренний костяк и духовную сущность афинской культуры.
Герои Гомера предстают перед нами в образе воинов, путешественников или богов, но в них постоянно ощущается живой интерес к жизни и к ее радостям (слава, земные блага, власть и т.д.). Стремление героев взять от жизни «все, что возможно», поистине удивительно для той героической эпохи. Характерно, что даже призрак Ахилла у Гомера предпочел бы оставаться живым, работая простым поденщиком в поле, нежели царствовать над мертвыми в загробном мире. В этом виден свободный дух греков, ощущавших себя совершенно независимыми от власти. Власть басилея и совета старейшин покоилась на их личном авторитете или собственности, а не на насилии или бюрократической власти. Басилей, как и Зевс у Гомера, является скорее отцом одного большого семейства, нежели монархом, т.е. фигурой патриархально-политической. Внешне равной властью с царем обладало только народное собрание. Однако уже тогда ощущается безликость, аморфность и пассивность масс. Так, на Итаке за двадцать лет отсутствия Одиссея не было ни одного собрания. Простым людям в конце собрания советуют разойтись по домам и заняться каждый своим делом. Таким образом, похоже, что гомеровская эпоха – это время такой же псевдодемократии, где демос и аристократы находятся в неком постоянном противоборстве, а то и даже скрытой конфронтации. Правда, у Гомера нет слов, заключающих в себе понятие «знати» или «аристократии».
Любимейший герой художников и поэтов – Ахиллес
Победитель-грек закалывает троянского ребенка
Избранники народа (басилеи) все еще зависят от народа. Их награждают и выделяют за то, что они за родину «пред ликийцами первыми бьются». Иначе говоря, у греков первое место в шкале добродетелей и в сознании человека занимают воинская храбрость, заслуги героя перед народом, оцененные обществом. Конечно же, «Илиада» – суровая трагедия, отражающая реальную драму греческой истории. Жизнь трагична и наполнена бесконечными войнами и убийствами. Б. Кроче писал в статье «Гомер в античной критике» о героях Гомера, что его герои не позволяют себе долго плакать, ибо сама судьба требует, чтобы их души страдали. Зевс вынуждает их воевать с юных лет до глубокой старости, фактически до самой смерти. Такие герои как Ахиллес выбрали короткую и трудную жизнь воина, предпочитая ее праздному долголетию. Победу они покупают ценой жизни, умирая. Гомер не допускает никакого отрыва от жизни, бегства в потусторонний мир без борьбы. Хотя он признает мир, включенный, как часть, в земной, – но это должен быть мир славы и величия. Поэтому имена Гектора и Ахиллеса на устах мужчин и женщин. В свою очередь это должно означать, что их кровь и страдания станут предпосылкой рождения новой жизни, в чем состоит залог будущего бессмертия. Героизм и бессмертие объединяют трагическое чувство Гомера, возвышая до поэтической бесстрастности. Кроче писал: «Гомера называют учителем греков, но с таким же успехом его можно назвать учителем всех народов, поскольку благодаря его истинно поэтическому видению мира у нас есть верное этическое и религиозное ощущение жизни». Героика пронизывает всю его поэзию. Хотя мы бы не стали героизировать даже таких персонажей, как Ахиллес. Этот разбойник один со своей «исторической бандой» захватил и разграбил более десятка городов.
Одиссей
Понятно, что у современиков, и тем более у будущих читателей Гомера, иные его герои вызывали заметное неудовлетворение. Филострат в «Диалоге о героях» (конец II в. – первая четверть III в.) обвиняет Гомера в явной предвзятости к любимым героям его произведений. На первом месте у него Ахилл и Одиссей, тогда как многие куда более достойные мужи отодвинуты в тень. Он или не упоминает о них, или говорит всего несколько строк. Рассказ в «Диалоге» ведется от имени некоего Протесилая, непосредственного участника Троянской войны. Рассказчик считает, что Одиссей восхваляется не по заслугам – он лгун, неважный воин, завистник. Единственное его изобретение – деревянный конь. Даже женщинам он не мог бы нравиться. Чему там нравиться – мал ростом, курнос, с вечно блуждающими хитрыми глазками, подозрителен, да и староват. Навсикаю он пленить никак не мог, ибо умными речами не блистал. Но самым большим упущением Гомера автор считает то, что он не назвал в поэмах имени «божественного» Паламеда. Причина такого умолчания понятна, ибо как раз его-то «драгоценный Одиссей» и оклеветал из-за зависти и личной вражды.
