Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра
Алексей — человек со сложившимся характером, взглядами, и за его спиной определенный круг людей. На его стороне древний российский закон о престолонаследии. Что станет с ней, Екатериной, лишись она неожиданно мужа? На чьей стороне закон? Ясно, что не на ее. Выходит, прощай власть, прощай та жизнь, в которую с трудом верилось и к какой так стремилась она! Шаткое положение у нее станет в случае кончины мужа. Шатким станет оно и у ее сторонников. Как же выйти из ситуации? Можно ли выйти из нее? Вот если бы не было Алексея… Царевич Алексей Петрович… К отцу тянется, а отношения-то между ними сложные. С характером наследник, норовит свое в жизни утвердить, отцу подчас напротив. А если столкнуть их? Сыграть на этом?
Кому первому пришла эта мысль — ей ли или кому-то из ее партии? Не будем судить о том.
«Верно, он возымел желание предоставить престол детям от любезной своей Екатерины, — пишет М. П. Погодин. — Екатерина, равно как и Меншиков, коих судьба подвергалась бы ежеминутной опасности, в случае смерти царя, старались, разумеется, всеми силами питать эту мысль, пользуясь неосторожными выходками царевича. Они переносили Петру все его слова, толковали всякое движение в кривую сторону, раздражая Петра более и более. И вот, лукавая совесть человеческая вместе с сильным умом, началаподбиратьдостаточные причины, убеждать в необходимости действия, оправдывать всякие меры, она пугала прошедшим, искажала настоящее, украшала будущее, — и Петр решился! Он решился, и уже, разумеется, ничто не могло мешать ему при его железной воле, пред которою пало столько препятствий. Погибель несчастного царевича была определена…»
Возможно, мысль о лишении царевича наследования престола возникла давно. Однако пока у того не было детей, вопрос этот как бы повисал в воздухе. Но вот у царевича рождается дочь Наталья и невестка скоро вновь в положении. Пора приступать к действию. Если она родит внука, то Петр, даже если он найдет причины лишить Алексея престола, вынужден будет предоставить престол новорожденному. Но Екатерина сама на сносях! А если царица родит сына? Внук Петров не должен быть на престоле!
Как же быть? Как выйти из положения? И вот является письмо, писанное будто бы за день до рождения внука.
«Так начинается комедия, которая должна была разыграться страшной трагедией, — пишет историк, — беспримерной в летописях государств и народов, от которой содрогается сердце и приходит в недоумение рассудок.
Письмо — это обвинительный акт, на который предполагалось сослаться впоследствии. Оно отдано в публике, чтоб приготовить заблаговременно свидетелей.
Оно надписано числом накануне рождения у царевича сына, ибо, по рождении этого внука, нельзя было не упомянуть об нем, нельзя грозить вполне о лишении наследства, когда явился еще новый полноправный наследник.
Письмо отдано, и на другой день рождается у самого царя сын. Какую тревожную ночь провели Петр и Екатерина в ожидании этого дорогого гостя, как билось у них сердце при всяком ощущении. Какова радость должна была быть у них при первом крике этого младенца, который приводил их торжественно к цели, и увенчивал все тяжелое темное дело».
Почему же письмо датировано 11 октября? Будь оно означено одним из последующих чисел, было бы явно, что он рассердился за рождение наследника у сына. И надо было поспешать царю, роди Екатерина сына, дело приняло бы такой оборот, что он уничтожает Алексея потому, что у него самого сын родился от любимой жены, и он уже не смог бы сказать — «лучше будь чужой добрый, чем. свой непотребный».
«Если бы Петр, — говорит один из русских историков прошлого столетия, — не имел намерения лишить внука престола, зачем же было давать сыну такое письмо, которое, будто бы, написано до рождения внука». (Позже Алексей откажется от престола за себя и за сына.)
В угнетенном состоянии Алексей решил обратиться к Кикину, посоветоваться с ним.
Трудно с мыслями собраться. Отец впервые при всех высказал свою неприязнь сыну.
Письмо писано не отцом — это ясно. Царевич хорошо знал нрав отца и его отрывистость в письмах. Здесь писал кто-то другой. Все шло будто по какому-то плану, кем-то начертанному.
В последнее время отец не поручал ему дел, словно не хотел, чтобы царевич «снискивал» добрую славу. А Меншиков делал все, чтобы наследник запил.
Письмо Алексей перечитал несколько раз.
«В нерадении к делу военному обвиняет, — думалось царевичу. — Да разве можно человека обвинять в его неприязни к войне? Преступление ли это? Пишет: сколько лет не говорю с тобой. И сие ложь. После женитьбы три года я в разъездах, по его повелению. Не его ли поручения выполнял? И он доволен был действиями моими. А ныне выясняется, ни к чему не пригоден я?! Да если бы хотел дело поправить, так ли поступил бы? Мог бы, к примеру, приставить людей, чтоб напоминали сыну о деле, понуждали его. Только отец не об том думает, не надобно ему этого».
Своими мыслями Алексей поделился с Кикиным.
— Тебе покой будет, как ты от всего отстанешь, — говорил тот. — Отрекись, чтоб отца успокоить. Я ведаю, что тебе не снести за слабостью своей, а напрасно ты не отъехал, да уж того взять негде.
— Волен Бог да корона, — изрек Вяземский, — лишь бы покой был.
Царевич попросил Апраксина и Долгорукова уговорить отца, чтобы он лишил его наследства и отпустил. Оба обещали. Князь В. В. Долгоруков, близкий к государю, прибавил:
— Давай писем хоть тысячу, еще когда это будет… Это не запись с неустойкою, как мы преж сего меж себя давывали.
Царевич написал письмо. Он отрекался от престола. Через три дня письмо было подано царю. Алексей Петрович просил лишить его наследства. «Хотя бы и брата у меня не было, а теперь брат у меня есть, которому дай Боже здравия».
Долгоруков сообщил ему, что отец доволен письмом и лишит наследства, но добавил:
— Я тебя у отца с плахи снял. Теперь ты радуйся, дела тебе ни до чего не будет.
В Вене Алексей Петрович скажет, что был против отречения и что только силою и страхом его принудили подписать его. Скажет, что боялся насильственного пострижения, отравления.
15 ноября, последовал царский указ о наследстве, по которому государь мог предоставить наследство кому угодно из детей, невзирая на старшинство. У иностранцев является догадка, что царевич Алексей Петрович будет лишен наследства. Цесарский посланник сообщает в письме к премьер-министру о своем разговоре с Петром Алексеевичем: «Теперь я понимаю побудительную причину, для которой царь издал последний закон, определяющий все недвижимое родовое имение одному из сыновей но в то же время предоставляющий отцу полную власть назначать себе наследника без всякого уважения права старшинства, и я уверен теперь, что царь принял намерение исключить от наследства старшего своего сына, так что мы некотда увидим Алексея постриженным, заключенным в монастырь, и принужденным проводить остаток дней своих в молитве и псалмопении. 15 ноября 1715 года».
Между тем отец вскоре занемог. Положение его было так опасно, что все министры и сенаторы несколько дней не покидали покоев государя. 2 декабря он приобщался Святых тайн. Шепотом поговаривали о возможной близкой кончине.
— Отец твой не болен тяжко, он исповедуется и приобщается нарочно, являя людям, что гораздо болен, а все притвор, — шептал опытный Кикин. — Что не причащается, у него закон на свою стать.
Лишь однажды за время болезни Алексей навестит отца.
Нельзя не согласиться с замечанием М. П. Погодина, что если бы царь действительно был болен, то болезнь могла испугать и Екатерину с Меншиковым и побудить к скорейшему решению начатого дела. Если он притворялся, продолжает историк, то, значит, хотел иметь для решения предлог.
После рождества, 19 января 1716 года, царь пишет ответ на письмо сына.
«Спросим опять: на что письма, если б не было умысла употребить их в дело впоследствии на предположенном суде? Разве не могли бы вестись переговоры на словах между отцом и сыном?
Во втором письме Петр придирается еще, если так можно выразиться, безотчетнее, безлогичнее: так и видишь, что несчастный отступает перед ним, уклоняется, жмется к стене, а тот, с поднятыми руками, напирает плотнее и плотнее. «Ты отказываешься от престола, — говорит он, — да разве я сам не могу тебя лишить его, на это есть всегда моя воля, а ты зачем не отвечаешь мне на упреки в негодности?»
«Помилуйте, что отвечать ему более, если он с обвинением вполне соглашается, и даже наказание за негодность безусловно принимает, отказываясь от престола?»
Когда читаешь документы, приводимые в исследованиях, невольно напрашивается мысль: а по силам ли было Екатерине Алексеевне додуматься до всего этого? Не вела ли эту хитрую и обворожительную женщину чья-то более опытная рука? Интересно было бы узнать поболее об окружении этой женщины. Возможно, кто-то из историков возьмет на себя сей труд, и мы будем счастливы ознакомиться с ним. У нас ведь много тем, не затронутых в исторической науке. Нет, например, серьезного исследования о Немецкой слободе. А тема тоже немаловажная для познания действительных событий в России на исходе XVII и в начале XVIII века.
