Александр Говоров - Византийская тьма
— Скажи-ка, благодетель, — обратился Денис к маленькому врачу, чья вечная информированность и всемогущество начинали раздражать. — Где этот монастырь Пантепоптон, куда, ты говоришь, заключили эту… Фоти?
— Что ты хочешь делать? — ужаснулся Фармацевт.
— Ничего особенного. Ты же сказал, что кто-то обещал дать хрисовул на ее освобождение. А мы посмотрим, может быть, можно забрать ее там и без хрисовула… Пойду прогуляюсь, поразведую. По карте из энциклопедии я помню, он где-то тут, возле ипподрома.
— Как ты не боишься кары людей! — сложил ручки Фармацевт. — Ты, наверное, сам бессмертный?
7
Монастырь Пантепоптон, как и предполагал Денис, оказался в самой близости от Большого Цирка. На одной из улочек, сбегавших от центра к пристаням Южного Порта мимо унылых и глухих кирпичных стен ипподромных конюшен, возвышалось это строение какого-то греко-египетского стиля. На нем очень давно, видимо, еще в эпоху борьбы с язычеством, были сколоты скульптурные лики Изиды, а нового ничего не наваяли. Довершали эту картину запустения молоденькие деревца, привольно росшие прямо на крыше монастыря.
Окон, как водится в Византии, на фасадной стене монастыря не было, одни закрытые балконы. Однако, прохаживаясь мимо, Денис явственно слышал пение молитв, согласный девичий хор, возгласы диакона, даже чувствовал упоительный запах ладана. Но как ни странно, входа в здание Денис так и не обнаружил.
Тут на ипподроме окончился заезд, конечно, победой пресловутого Антиппы. Народ повалил валом, подсчитывая прибыли и убытки. Значки синих и зеленых, брошенные прямо на ходу бывшими их сторонниками, чуть не устилали мостовую. Какие-то юнцы, провозглашая политические лозунги, которых они вдоволь наслушались в цирке, пытались по молодости лет громить встречные киоски и будки, но бдительные сикофанты — охранники улиц и рынка быстро привели их в чувство.
Денис отошел в сторонку и тут же поспешил скрыться за толстым стволом старого осокоря. Посреди улицы, не обращая ни на кого внимания, быстрым шагом в развевающихся одеждах шел пират Маврозум, одноглазый! Да, да, тот самый, который захватил баркулу Сикидита на ее пути в столицу, который посадил Дениса в рыбий ящик, а потом продал Контостефану, тот самый, который похитил девушку, оказавшуюся теперь Светкой Русиной или не Светкой, но неважно — похожей на нее.
За Маврозумом столь же бесцеремонным шагом, словно волки на овец, двигались его приспешники. А близ самого Мавра поспевал веснушчатый и агрессивный старый знакомый — Костаки, тоже таинственным образом связанный с похищением Светки.
— Куда же она, сто чертей, куда же она могла деться? — выговаривал ему одноглазый шеф. — Хорошо ли ты расспросил в артистической уборной? Ты хвастался, что у тебя служанки матери Фамари чуть ли не родственницы. И она в артистическую уборную совсем не приходила? Этого не может быть!
Костаки оправдывался, божился на виднеющиеся купола Сергия и Вакха, а пират сверлящим глазом зорко осматривал все встречающиеся закоулки улицы, бегущей в порт.
Денису не хотелось попадать в поле зрения к ним, и он зашел в первый встречный полуподвал. Это было заведение общественного питания — фускария, в котором владычествовал веселый кавказец Малхаз. При помощи расторопных мальчиков он поил винами, кормил козлятиной, угощал устрицами, лакомил сладкими лепешками, насыщал медовой сытой.
Признаться, в хорошем обществе не принято было хвастаться тем, что бываешь у Малхаза. Но Малхаз и не нуждался в клиентах безупречной репутации, у него праздновали свои победы знаменитые гонщики, делили барыши короли перекрестков, встречались лица со столь зверскими физиономиями, что пропадала всякая охота узнавать, кто они. Может быть, потому у Малхаза бывали, в масках, конечно и с надежной охраной, и столпы придворной репутации, но об этом, конечно, ни-ни…
Прежде чем спуститься в фускарию, Денис снял и спрятал свою офицерскую цепь. Теперь только хламида — плащ с пурпурной каймой свидетельствовал о его магистерском звании. Расставаясь, Фармацевт отдал ему кошелек, который вместе с прочим довольствием получил на него в дворцовом ведомстве. Фармацевт при этом ворчал, что, мол, чиновник — скряга, напихал достойнейшему человеку в кошелек одних медяков!
Затем этот любитель поворчать высказал такую сентенцию: благородному человеку кошелек носит за ним его раб! Когда получишь грамоту на звание магистра, покупай себе раба, чтобы везде быть принятым сообразно твоему новому сословию. Час от часу не легче!
Фускария была полна. Народ обсуждал политические и ипподромные вести. Свободные места водились только возле гулящих девушек, которые поджидали там кавалеров. Отыщется таковой — они с ним платком отгородятся, там уговариваются насчет гулянья.
Денис прошел в самый конец зала, места не находилось. У кирпичной торцовой стены имелся маленький столик на двоих, но за ним сидела женщина, другое место было свободно. Женщина сидела, накрыв голову платком, а Денис еще не знал обычая, что, если женщина пришла в фускарию гулять, ее узнавали по непокрытой голове. Если же на ней был хоть платочек или кусочек кисеи — она не гулящая. Денис поэтому сел на свободный стул.
— А если это место занято? — спросила визави.
— Я освобожу, — кратко ответил Денис. Он устал, да и неплохо бы подкрепиться. Несмотря на всяческие потусторонние приключения, утроба требовала свое.
Женщина хотела спорить и даже обернулась, ища поддержки у хозяина (никакая женщина, не имея знакомств у Малхаза, не рискнула бы к нему прийти одна). Но взглянула на лицо Дениса и заинтересовалась им.
Во всех концах фускарии бурно обсуждался прошедший заезд. Синие, мол, всех возничих подкупили, только чтобы не обгонять их великого Антиппу!
— Сколько бы сейчас могло быть времени? — спросила визави и вздохнула: — А я все без движения!
Денис, которому расторопный малхазянин принес вино и кувшин с родниковой водой для смешивания, постарался не реагировать на переживания визави. Завязывать связи с девицами он не хотел.
А кругом разгорался серьезный политический скандал. Сторонники зеленых обвиняли Маруху и Агиохристофорита в том, что они будто бы хотят отстранить от престола наследника, царевича Алексея. Прасины, наоборот, клеймили царицу Ксению-Марию, что она будто бы при живом муже живет в открытую с его племянником протосевастом Алексеем. Денис напрягал память, представляя себе когда-то читанные исторические книги. Сбивала путаная система византийских имен и фамилий. Впрочем, фамилий в нашем понимании этого слова там не употреблялось. Были династийные, клановые прозвища, а личные имена, особенно в царской семье, зависели от моды. Был великий Алексей Первый, восстановитель могущества, родоначальник династии, теперь подряд все царевичи именовались Алексеи.
Визави — женщина напротив — поддерживая платочек под подбородком, нагнулась под стол, словно бы ощупывая себе ногу… Легкое вино шумело в голове. Денису было хорошо от одиночества. Любопытно, что там (хотелось показать пальцем наверх) он никогда не испытывал чувства одиночества, всегда и везде кругом был какой-то народ. Оказалось, одиночество — это очень лирично и чувствуешь себя как беглец, который всем одинаково чужд…
Стучись! Вот сумрак, непогода,
Сгрудились беды всех мастей…
Где милосердие народа,
Где снисходительность властей?
Самих небес враждебно лоно,
А безобразий — легион.
Когда ты где-то вне закона,
Пусть будет проклят сам закон!
За дверью голос серебристый,
Часов домашний слышен бой.
А ты — пугающ и неистов,
Стучись, и да Господь с тобой!
И хоть безмолвны эти ставни
И лай овчарок позади,
Ты из веков явился давних,
Рви двери с петель и входи!
— Что с вами, милая девушка? — спросил все-таки Денис свою визави. — Не повредили ли вы ножку?
— Вы очень догадливы, господин, — ответила она без кокетства, видимо, ей действительно было больно. — Такое несчастье.
Фускария принялась обсуждать, зачем доместик Врана прибыл в столицу и означает ли это введение войск. Денисова соседка печально усмехнулась и смотрела на него огромными темными глазами.
— Ты врач? — вдруг спросила она.
— Почему ты так думаешь?
— Ты очень профессионально смотрел, когда я ногу растирала.
Денис хотел сказать с усмешкой, что теперь в известной мере врач, но подумал, что и слов таких греческих не подберет, и просто предложил ногу посмотреть.
Незнакомка выпростала босую ножку, худую, но очень пропорционально сложенную, и положила к нему на колени. Денис отметил еще и крупноватую ступню и подумал: типичная нога балерины или циркачки. Большим пальцем он ощупал сухожилия. Девушка ойкала, но мужественно терпела. Закрытых переломов он вроде бы не обнаружил. Их институтский физорг сказал бы: два-три массажика, тренировочка — и Вася!
