Джон Бэлсдон - Женщины Древнего Рима. Увлекательные истории жизни римлянок всех сословий
Расставив солдат вокруг виллы, Аникет силой ворвался в переднюю дверь, арестовал всех слуг, которые ему попались, и дошел до двери в спальню Агриппины. Здесь стояло несколько слуг – остальные, завидев солдат, в ужасе бежали. Спальня была слабо освещена; Агриппина находилась там одна, вместе со своей рабыней. Ее очень тревожил тот факт, что никто, даже Агерин, не вернулся из дворца ее сына. Если бы все было хорошо, атмосфера во дворце была бы совсем иной; неожиданный шум, возникший после того, как все ее бросили, говорил о том, что сбылись самые худшие ее опасения. Рабыня хотела выйти, и, спрашивая ее: «Ты меня тоже бросаешь?», Агриппина увидела за ее спиной Аникета и сопровождавших его людей: Геркулея, капитана корабля, и морского офицера по имени Обарит. Агриппина сказала: «Если вы пришли узнать о том, как я себя чувствую, то сообщите моему сыну, что мне уже лучше. Если же вы пришли меня убить, то я отказываюсь верить в то, что мой сын отдал приказ убить свою мать». Убийцы бросились к Агриппине, и капитан ударил ее по голове дубинкой. Увидев, что офицер вытащил меч, чтобы пронзить ее, она показала на свой живот и произнесла: «Бей сюда».
Она получила несколько ударов и умерла.
В том, как была убита Агриппина, сомнений нет; но о том, видел ли Нерон тело своей матери и вознес ли ей хвалу, мнения расходятся. Ее положили на кушетку и в ту же ночь сожгли, как самую простую служанку. Пока Нерон был императором, ее прах так и не был захоронен с почестями. Она могла бы поблагодарить своих слуг за то, что они погребли ее в скромной могиле в горах около дороги на Музенум и виллы, принадлежавшей Юлию Цезарю, откуда был виден залив.
Когда был зажжен погребальный костер, отпущенник Мнестер, служивший у Агриппины, вонзил себе в грудь кинжал – быть может, в знак преданности своей госпоже, а быть может, потому, что боялся также быть казненным.
Агриппина предвидела свою насильственную смерть, но не тревожилась по этому поводу. Спросив прорицателей о том, какая судьба ждет Нерона, она получила ответ: «Он станет императором и убьет свою мать». На это она сказал: «Если он станет императором, то пусть убивает».
Преступление было совершено еще до того, как Нерон сумел оценить его последствия. Он провел остаток ночи в угрюмом молчании, но несколько раз вскакивал, поскольку был охвачен паникой и потерял всякую способность здраво мыслить. Нерон с ужасом ждал наступления дня, словно тот должен был принести ему смертный приговор. Вернуть надежду и способность соображать помог ему Бурр, по приказу которого центурионы и их офицеры пожали ему руку и поздравили с тем, что удалось избежать неожиданной опасности и попыток матери убить его. После этого друзья Нерона пошли в храм[17], а за ними и жители соседних городов. Здесь были принесены жертвы богам; сюда к нему явились депутации с выражением радости. Он не уступал им во лжи, демонстрируя свою скорбь, оплакивая смерть матери и делая вид, что жестоко сожалеет о том, что не умер сам.
Природа, в отличие от людей, не терпит фальши; глядя на мрачное море и берег, где произошла трагедия, некоторые даже утверждали, что с окружающих гор доносились звуки труб, а из могилы Агриппины – плач. Нерон решил уехать в Неаполь. Оттуда он послал депешу в сенат, в которой говорилось, что один из отпущенников его матери, которому она больше всех доверяла, был задержан с оружием в руках и что, осознав свою вину в желании убить своего сына, она покарала саму себя.
Нерон вспомнил и прошлые грехи матери: она хотела управлять империей вместе с ним и требовала, чтобы гвардия принесла ей, женщине, присягу; сенат и народ тоже должен был пройти через это унижение. Когда же эти требования были отвергнуты, она отвернулась от армии, сената и плебса и попыталась убедить Нерона не заниматься больше благотворительностью и стала плести заговоры с целью убийства выдающихся государственных мужей. Он приложил неимоверные усилия, чтобы помешать ей являться на заседания сената и самостоятельно выполнять просьбы иностранных посольств. Нерону удалось даже «лягнуть» правительство Клавдия, свалив на свою мать всю ответственность за преступления его авторитарного режима. Риму повезло, говорил он, что Клавдий умер. Он даже описал кораблекрушение – как будто кто-то еще верил, что оно произошло случайно. Нерон утверждал, что это был заговор с целью уничтожить императорские когорты, и этот заговор подавил один человек с оружием, напавший на женщину, которая чуть было не утонула! Сенат хорошо знал, что жестокость Нерона не поддается описанию, но критика обрушилась не на него, а на Сенеку. Речь императора расценили как признание своей вины, и все решили, что ее автором был Сенека.
В римском сенате политики соревновались в том, кто больше других угодит Нерону. Они объявили, что будут ежегодно, в благодарность богам, проводить игры в память о раскрытии заговора, случившегося во время праздника Минервы. Кроме того, решено было воздвигнуть золотую статую Минервы рядом с портретной статуей императора, стоявшей в Доме сената. День рождения[18] Агриппины сенат объявил днем дурного предзнаменования. Раньше, когда объявлялись низкопоклоннические почести, Петус Фразея либо отказывался выступать, либо произносил ядовитые речи; но на этот раз он своим поступком обеспечил себе большие неприятности, ни на шаг не приблизив свободу людей. Он просто встал и вышел из сената.
В ту пору случилось много необъяснимых чудес. Одна женщина родила змею, другую, вместе с мужем, убила в постели молния. Случилось неожиданное затмение солнца, а все четырнадцать районов Рима поразили молнии. Все это свидетельствовало о том, что боги отвернулись от людей и преступное правление Нерона должно было продлиться еще очень много лет.
Желая подчеркнуть непопулярность своей матери и продемонстрировать свое собственное милосердие, Нерон велел вернуть из ссылки тех людей, которых отправила туда Агриппина: двух женщин из хороших семей, Юнию Кальвину и Кальпурнию; двух бывших преторов, Валерия Капито и Лициния Габола. Он даже разрешил перенести прах Лоллии Паулины в Рим и опустить его в гробницу. Он простил двух человек, которых совсем недавно отправил в ссылку, – Итурия и Кальвизия. Силана, которая попала в немилость из-за того, что Агриппина испытывала к ней неприязнь, заболела и умерла в Таренте, возвращаясь из отдаленных мест домой. Это произошло, когда Агриппина уже теряла свою власть или, по крайней мере, свою мстительность.
Нерон не уезжал из Кампаньи, потому что никак не мог решить – каким образом ему лучше войти в Рим. Следует ли получить раболепное приветствие от сената или овации от народа? Самые льстивые из его придворных – а в годы его правления таких было гораздо больше, чем в другие, – заверили его, что имя Агриппины опозорено навеки, а его популярность после ее гибели сильно возросла. Они убеждали его отбросить все страхи, поехать в Рим и увидеть столицу, лежащую у его ног. Они требовали права пройти по улицам впереди него[19].
Однако энтузиазм римлян оказался куда больше, чем предсказывали льстецы. Люди собрались целыми семьями, сенаторы надели праздничные одежды, женщины и дети стояли рядами – они выстроились по возрастам, мальчики и девочки отдельно. Вдоль маршрута его движения были воздвигнуты трибуны с сиденьями, как во время триумфов.
С гордым высокомерием, ликуя в душе от павшего к его ногам Рима, Нерон взошел на Капитолий и принес жертвы богам. После этого он дал волю непомерным аппетитам своих приближенных, которых уважение к его матери, хотя и не очень сильное, если не подавляло, то по крайней мере сдерживало.
Так описывал Тацит гибель Агриппины; он использовал труды историков, живших вскоре после того, как случилась эта трагедия. Его скандальное предположение об инцесте не следует принимать всерьез, поскольку начиная с описания выдающихся людей времен республики и далее он слишком часто давал волю своему воображению и повторял сплетни некритически относившихся к своему материалу или беспринципных историков. Обвинения, которые Тацит предъявлял выдающимся людям, совершенно неубедительны.
Другие историки мало что добавляют к его рассказу. Нерон правил после этого еще девять лет и, по мнению Светония, страдал от ночных кошмаров. Зато Аникет спал спокойно. Он избавил Нерона от матери, а три года спустя, с тем же невозмутимым спокойствием, и от жены. После этого он ушел в отставку и зажил богатым господином. Умер Аникет своей смертью.
То, что Нерон убил свою мать по совету Поппеи и ради Поппеи, поначалу может показаться маловероятным – зачем тогда он ждал три года, прежде чем развестись с Октавией и жениться на ней? Однако, как мы увидим далее, это предположение может оказаться справедливым.
Мессалина и Агриппина, третья и четвертая жены Клавдия, были необыкновенно красивые женщины. Более резко выписанные черты Агриппины свидетельствуют о том, что ее красота была более утонченной, чем у круглолицей похотливой Мессалины. Агриппина, быть может, не унаследовала выдающихся моральных качеств своей матери, которая служила образцом римской жены; но она задумывала и совершала недостойные поступки только ради удовлетворения своих политических амбиций, которые передала ей мать. Ее отцом был Германик, но от него она не унаследовала ни слабости характера, ни огромного личного обаяния.
