Мэри Бойс - Зороастрийцы. Верования и обычаи
Использование статуй в культе фраваши распространилось по всему Ирану, и фрагменты, напоминающие обломки из Нисы, найдены в руинах святилища в Шами, деревне в Хузистане на юго-западе Ирана. Здесь в 30-х годах XX в. обнаружена прекрасная бронзовая статуя больше человеческого роста, изображающая знатного мужчину в парфянских одеяниях, а раскопки холма, где она лежала, скрывали обугленные остатки необычного святилища. Оно состояло из крытой кирпичной площадки, на которой находились изваяния. На площадке и вокруг нее лежали осколки бронзовых и мраморных статуй, – гигантских и маленьких – как в Нисе. Перед основанием одной статуи был установлен небольшой изящный алтарь эллинистического времени, а сами статуи, по-видимому, делались греками. Ясно, что только царская семья или семьи знати были в состоянии нанимать ремесленников для изготовления таких дорогих изваяний.
Простые люди могли пользоваться маленькими стилизованными терракотовыми статуэтками, подобными тем, что находят в большом количестве в среднеазиатских городах. Достоверные свидетельства из Армении говорят о том, что в культе фраваши использовались самые разнообразные изваяния. Агафангел[41] сообщает об изображениях мертвых, сделанных из «золота, серебра, дерева, камня или бронзы», и называет армянских зороастрийцев «душепоклонниками», а Св. Григорий упоминает об их обычае кланяться изваяниям мертвых. Общепринятым среднеиранским словом для изображения было уздес, которое, подобно греческому эйкон – «икона», обозначало просто «показывание», «представление». Несомненно, правоверные и ученые зороастрийцы воспринимали и статуи, использовавшиеся в богослужениях, и те, которые употреблялись в культе фраваши, не более как простые изображения. Однако установление почитания статуй всегда влекло за собой ту опасность, что икона могла стать идолом, и можно не сомневаться: во все времена находились зороастрийцы, которые предупреждали об этой опасности и противились этому обычаю, совершенно чуждому первоначальному зороастризму.
Изменения в календаре и хронология
Селевкиды ввели еще одно новшество – датировку по своей эре. До них, как правило, датировали события по годам каждого правящего царя, и поэтому любое непрерывное исчисление лет было затруднительно. Селевкиды предприняли полезный и решительный шаг, начав последовательно летосчисление с года основания династии (312/311 г. до н.э.), а поскольку они претендовали, что являются наследниками Александра Македонского, то эта эра стала широко известна как «эра Александpa»[42]. Аршакиды в свое время последовали этому примеру и начали счисление лет по своей эре с 248/247 г. до н.э. (предположительно год прихода Аршака к власти)[43], но, как показывают документы из Нисы, датируя события, они соединили счисление лет по этой эре с зороастрийским календарем. Парфянские названия месяцев и дней соответствуют авестийским названиям, используемым при богослужениях, и в одном или двух случаях незначительно отличаются от среднеперсидских названий, употреблявшихся их преемниками Сасанидами, что лишний раз указывает на независимость местных жреческих школ. Так, авестийское Дадва («Творец») в именительном падеже дает среднеперсидское дадв (дай), но парфяне называли этот месяц датуш (форма, восходящая к авестийскому родительному падежу датушо – букв. «[месяц] Творца»).
Жрецы Парса, или собственно Персии, которые при Ахеменидах, возможно, взяли на себя инициативу в создании зороастрийского календаря, уже не играли в зороастрийской общине ведущей роли, и потому можно предположить, что у них стало больше свободного времени для чисто схоластических занятий. Одним из результатов исследований было, видимо, установление «исторической» даты жизни пророка Зороастра. Поиски этой даты могли быть вызваны введением эры Селевкидов, которая давала новые возможности для определения времени свершения тех или иных событий.
Однако поиски были затруднены тем, что не имелось никаких зороастрийских источников, на которых можно было бы основываться при вычислении даты Зороастра. Видимо, тогда-то жрецы и обратились к своим соседям-вавилонянам, издавна приученным к ведению исторических записей. От вавилонян они и узнали, что великое событие свершилось в Персии за 228 лет до начала «эры Александра», то есть до 311 г. до н.э. Им оказалось завоевание Вавилона Киром в 539 г. до н.э., что для вавилонян, разумеется, было необыкновенно важным. Однако персидские жрецы это важное событие истолковали по-своему – они решили, что это и было откровение их пророка, которое, в их представлении, изменило мир. Считалось, что Зороастр получил откровение, когда ему шел тридцатый год, а потому они и сосчитали, что Зороастр родился за 258 лет «до Александра Македонского», то есть в 569 г. до н.э. Эта дата казалась им очень далекой, но в действительности она слишком близка для того, чтобы согласовываться с другими свидетельствами о жизни Зороастра. Тем не менее, вновь «открытая» дата, удовлетворявшая тогдашним представлениям о хронологической точности, была принята учеными жрецами в Персии и в соседних странах к западу. Однако нет никаких данных для того, чтобы утверждать, что этой дате доверяли в более старых зороастрийских общинах на востоке, где, например, хорезмийцы продолжали относить время жизни пророка к гораздо более отдаленной эпохе, в соответствии с историческими преданиями ахеменидского периода.
Авеста
Другим результатом жреческих изысканий, доставившим, так же как и искусственная дата Зороастра, много затруднений ученым наших дней, было присвоение магами всей авестийской устной традиции и перенесение ее на их собственную родину в Северную Мидию (в провинцию Атропатена, современный Азербайджан[44]), так что все лица, местности и события, относившиеся к Северо-восточному Ирану, получили новые отождествления на северо-западе. Такое присвоение было сравнительно легко осуществить в то время, когда географические знания были не более основательными, чем исторические. Частичное перенесение зороастрийских преданий осуществлено в действительности еще раньше, когда авестийские кави, предки Виштаспы, помещались около озера Кансаойа в Дрангиане (Систан), а место жизни и смерти Зороастра переносилось в Бактрию. Но мидийские маги были более обстоятельными в своей деятельности – они поместили и всех кави, и пророка на свою родину и даже отождествили свою страну с Аирйанэм-Ваэджа, мифической прародиной всех иранских народов.
Видимо, маги разрабатывали эти предания еще в ахеменидское время для того, чтобы утвердить религиозный авторитет среди мидян и персов, а может, они были вынуждены сделать это уже в парфянский период для того, чтобы восстановить престиж в пределах Мидии. Терпимых Аршакидов вряд ли возмущали эти изменения в зороастрийской традиции до тех пор, пока они продолжала носить умеренно местный характер. Эта терпимость происходила, однако, совсем не от равнодушия к вопросам веры, что видно из нижеследующего сообщения о деятельности царя Валахша, или Вологеза (это имя нескольких парфянских царей в I и II вв. н.э.): «Валахш Аршакид повелел, чтобы письмо было послано во все области (с приказом) сохранить в том виде, в каком это осталось в каждой области, все, что дошло до нас в неприкосновенности из Авесты н Зэнда, и из всех учений, происшедших от них, и все, что, рассеянное из-за разорения и разрушения Александра и из-за грабежа и разбоя македонцев, осталось заслуживающим доверия и в письменной, и в устной передаче» (Динкард 412, 5–11; Zaehner, 1955, с. 8).
Это строки из рассказа, повествующего в самых общих чертах об устной передаче зороастрийских священных текстов вплоть до VI в. н.э. В них обращает на себя внимание упоминание о письменности в связи с «учениями», происходящими из Авесты, хотя смысл всего высказывания заключается, по-видимому, все же в том, что и сама Авеста, и комментарии к ней (Зэнд) в то время продолжали целиком оставаться в устной передаче.
Один авестийский текст (возможно, он был состав лен из разрозненных устных традиций в результате ука за Валахша) – это Вендидад, то есть «Закон против демонов». Большая часть этого прозаического произведения посвящена правилам поддержания ритуальной чистоты и восстановления ее после осквернения, что является мощной защитой против сил зла. Правила излагаются в форме вопросов и ответов (между Заратуштрой и Ахурамаздой), обычным способом передачи указаний в устной литературе. Вендидад содержит и другие материалы, в частности такие, которые вполне могли бы быть присоединены к основе – текстам о чистоте – умышленно, с целью сохранить все, «что дошло из Авесты». Так, в первой главе Вендидада помещен перечень «лучших в мире стран» (все они находятся в Восточное Иране), а во второй – переложение легенды о Йиме, девятнадцатой же главе рассказывается об искушении Зороастра злым духом.
