Alexandrov_G - Дверь в стене
27
Итак, Америка добилась своего, ей стало что кинуть на чашу весов. И кинуть не где-то, а в самой гуще событий, и кинуть не что-то, а два миллиона солдат. И во всём этом есть один немаловажный штришок, ох, какой немаловажный, но при этом никем не принимаемый во внимание: Америка не просто создавала армию, она создавала jolly, singing army - весёлую, поюющую армию. Создаваемая практически с нуля армия строилась ВЕСЕЛО. И не потому, что американцы такие уж весёлые люди, а потому, что стоявшие тогда во главе государства люди очень хорошо понимали значение такого фрагмента нашего с вами бытия, как пропаганда.
Европа до того мало что знала об Америке, не говоря уж о том, что никогда не видела американцев "в массе", а тут вдруг появилась возможность не только на людей посмотреть, но и себя показать, и показать в количестве пары миллионов человек. Так вот отправляемая в Европу американская армия изначально закладывалась таким образом, что из двадцати девяти дивизий (американская дивизия того времени насчитывала около тридцати тысяч человек), попавших в Европе на передовую, только одиннадцать дивизий были призывными, а восемнадцать дивизий были укомплектованы добровольцами, относившимся к военной службе, как к забавному приключению. Американская армия являла собою разительный контраст с угрюмыми, уставшими от войны европейцами, даже и маршировали американцы не под звуки милитаристских маршей, а под развесёлую песенку Ирвинга Берлина "Oh, How I Hate To Get Up in the Morning!" Помимо прочего пропаганда заставляла американцев чувствовать себя осуществляющими высокую миссию рыцарями, спасающими девицу Францию от попозновений злого Гунна.
Именно тогда и именно высадившимися во Франции молодыми американцами и был создан образ Америки, как молодой, улыбчивой, весёлой нации, помогающей от щедрот своих всем сирым и убогим. Глубина задумки была ещё и в том, что образ этот, направленный вовне, тут же вернулся к своим создателям, позволив им "увидеть" себя со стороны, увидеть чужими глазами и увидеть в очень лестном свете, что всемерно повысило теперь уже и их собственную самооценку. Америка (как нация) выросла в собственных глазах.
Пропаганда стара как мир, но в оружие массового поражения её первыми превратили англичане и американцы оказались очень хорошими учениками, не только тут же побежавшими с англичанами наперегонки, но и принявшимися время от времени ронять пропагандистские бомбы на голову самих изобретателей. Разбавим скучное повествование примером: всем памятен "Суэцкий кризис", национализация египтянами канала и начало борьбы с колониализмом, но мало кому известно о переломном моменте, когда Насер начал восприниматься Англией как "враг номер один". И случилось это вовсе не по причине национализации, к которой англичане отнеслись вполне философски, они спервоначалу вообще воспринимали Насера "с пониманием", отчасти потому, что ставили себя на его место и отдавали себе отчёт в том, что в подобной ситуации они вели бы себя точно так же. Совершить один шаг от нелюбви к ненависти англичан заставило то, что египтяне с подачи американцев начали вести из Каира подрывные радиопередачи, направленные на Британскую Восточную Африку. Как только Насер "вышел в эфир", англичане буквально ослепли от бешенства. Они как никто другой понимали действенность подобной, да ещё и направленной на простых, если не сказать примитивных людей, пропаганды. А время тогда было да, непростое. Кения, Мау-Мау, "рвущий цепи Чёрный Континент" и всё такое. Американцы же играли свою игру, одной рукой они выпихивали англичан из Восточной Африки, заставляя их "освободить место", а другой рукой они всячески затрудняли "колонизаторам" уход, тормозили, изматывали англичан, изнуряли их. Так что гордых британцев в их взаимоотношениях с Насером понять можно, на их месте любой бы взбеленился.
Но вернёмся в придуманный чёрт знает кем восемнадцатый год. Ведь всё самое интересное происходило тогда и там, нынешнее племя мало того, что не богатыри, но оно мелко уже тем, что не в силах даже и понять значения тогдашних событий.
Итак, у нас случился Брест-Литовск. Всё, что имело к Брест-Литовску хоть малейшее отношение, по совершенно очевидным причинам усиливало Германию. Главными выгодополучателями были немцы. Менее очевидным (а потому, наверное, никем и не рассматриваемым) является то, что кроме немцев Брест-Литовск был очень выгоден ещё и СаСШ. По той простой причине, что чем сильнее становилась Германия, тем сговорчивее становились французы в отношении американского "присутствия" в Европе, что означало - во Франции. И американский расчёт оказался верен - французы немедленно не только согласились на американское "присутствие" (это бы ладно), но они начали ТРЕБОВАТЬ, чтобы американцы перебросили во Францию как можно больше войск, причём требования очень быстро стали паническими, и было так потому, что когда упоминают немецкие трудности в Первой Мировой, то забывают о трудностях французских, из которых трудности демографические были далеко не последними. Но оставим французам их трудности и повернёмся к Европе задом. Обратим свой взгляд на восток, посмотрим, что там у нас происходило в славном 18-м году. А в серединке восемнадцатого года, с разрывом всего в несколько дней на просторах России произошли три события, никем и никак вместе не связываемые, а зря.
События вот какие: 18 июля 1918 года вступила в силу Конституция РСФСР. За день до этого, 17-го июля 1918 года была (как считается) расстреляна семья бывшего императора России. И 24 июля 1918 года Ленин заявил, что Советская Россия de facto находится в состоянии войны с Антантой.
Конституция означала, что на месте прежнего государства, Российской Империи, появилось другое - Советская Россия. Заявление Ленина означало, что это новое государство выбрало сторону в войне. Прав был Ленин или нет? Угадал ли он? Формально - нет, так как мы знаем, чем закончилась Первая Мировая. Дело, однако, в том, что в середине 1918-го никто не знал, чем она закончится. "Никто" означает - никто. "Считать", как война закончится, - считали, "думать" - думали, но вот "знать" - не знали.
Даже и американцы, готовившиеся тогда взорвать через три месяца свою бомбу, не знали, чем их затея закончится, англичане ведь вполне могли в ответ поднять ставки и заявить им в ответ - "хотите заключить с Германией сепаратный мир? да заключайте на здоровье, а мы будем воевать до последнего, jeszcze Britain nie zginela!"
Могло так быть? Могло. И в таком случае весь известный нам расклад лёг бы по-другому и как выглядел бы сегодняшний мир нам знать не дано, а тогда никому не было дано знать и того, что известно нам. Так вот в середине 1918-го года все (абсолютно все) считали, что война продлится весь восемнадцатый год, весь девятнадцатый и может быть даже и двадцатый, и что войну эту выигрывает и выиграет Германия.
Поэтому, когда Ленин делал своё заявление, то исходил он из очевидного для всех, и, исходя, он становился на сторону будущего победителя. Да, по чести говоря, и выбора у него особого не было. Большевики тянули сколько могли, но в конце концов им пришлось "позиционироваться". Это имело следствием начало в августе 1918-го того, что с лёгкой большевистской руки тогда же стало именоваться "интервенцией Антанты", хотя, строго говоря, это было не только и не столько интервенцией, как борьбой "интервентов" между собою. Мы к этому вернёмся чуть позже. А перед тем уделим немного места третьему событию - "расстрелу царской семьи".
28
На сегодня в массовом сознании (и далеко не одном только русском) создано пропагандистское клише, согласно которому якобы имевший место "расстрел царской семьи" это некий непреложный факт, нечто такое, что даже и обсуждению не подлежит. И это при том, что единственным известным нам фактом является следующий - в июле 1918 года семья Николая Александровича Романова, последнего русского императора, успевшего к тому времени превратиться из монарха в гражданина, исчезла.
За прошедшие с тех пор почти сто лет история эта обросла массой малоаппетитных подробностей, большинство из которых явно высосаны из не очень чистого пальца, но зато деловито сотканная из выдуманных деталей завеса позволяет заботливо укрыть собою естественнейший вопрос - "кому была нужна смерть Николая?"
Cui prodest?
Не может не бросаться в глаза, что из всех тогдашних "сил" единственными, кто получал прямую и непосредственную выгоду были немцы. По той простой причине, что устранение Николая автоматически означало и устранение каких бы то ни было сомнений в легитимности людей, поставивших свои подписи под заключённым в Брест-Литовске соглашением.
Мы в подавляющем большинстве своём не понимаем, что история пишется задним числом. В этом её отличие от точных дисциплин. Если в математике у нас есть некие условия задачи, по которым мы можем найти ответ, то с историей дело обстоит прямо противоположным образом: у нас всегда есть ответ и никогда - условий, которые историки в меру способностей и по прошествии некоего временного отрезка (зачастую весьма продолжительного, вплоть даже и до тысячелетий) подгоняют под то, что им уже известно. И история Первой Мировой Войны исключением в этом смысле отнюдь не является. И когда сегодня с умным видом рассуждают о неизбежности проигрыша Первой Мировой Германией, то происходит это по причине полнейшего отсутствия воображения, не позволяющего "историкам" хотя бы попробовать поставить себя на место свидетелей тогдашних событий, а ведь никому из живших тогда будущее известно не было, то самое будущее, которое для нас является уже сбывшимся прошлым. Так вот тогда все, даже и жившие в то время историки, полагали, что победителем в войне выйдет Германия и когда в Брест-Литовске что-то Россией Германии отдавалось, то отдавалось оно навечно. Побеждённый отдавал победителю то, что победителю хотелось, и процесс "отдачи" сопровождался подписанием документов. "Договоров". "Актов".
