Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории
В свете всего этого не будет преувеличением предположить, что Гитлер, пожелавший продемонстрировать перед всеми изменение своего отношения к Советскому Союзу, вполне мог затронуть в разговоре с его официальным представителем потенциально конфликтную на тот момент «украинскую проблему» в советско-германских отношениях, следовательно, и перспективы ее урегулирования. Снятие украинской темы, вызывавшей известную озабоченность у сталинского руководства, было весьма кстати. Отметим также, что война в Испании, в которой Германия и СССР находились по разные стороны баррикад, шла к концу, потеряв былую остроту. Отметим и то, что обе страны только что вступили на путь оживления торгово-экономических отношений. Шла, судя по всему, практическая реализация принятого Гитлером решения «быть заодно со Сталиным».
Если Гитлер поставил целью внести раскол в ряды стран, которые обвинял в проведении «политики окружения» Германии, то он добился своего. В конце января французский поверенный в делах в Москве Ж. Пайяр в беседе с В.П. Потемкиным попытался заострить «украинскую проблему», но тут же натолкнулся на возражение. Потемкин напомнил французскому дипломату, что «сам Гитлер признал проблему менее актуальной, чем вопрос о колониях и другие, касающиеся Западной Европы»{249}. Суждение о том, что у нацистского агрессора вполне хватает забот на Западе, отражало устойчивое мнение советского руководства.
Вот что сообщал в Лондон советник английского посольства в Москве Г. Верекер по поводу публикации, посвященной украинскому вопросу, появившейся в конце декабря 1938 г. в рассчитанном на иностранцев Journal de Moscou (материалы этого журнала в дипломатических кругах Москвы считали выражением официальной позиции НКИД СССР). Английский дипломат охотно соглашался с высказанным в ней мнением, что спекуляции в немецкой прессе не столько отражают серьезность намерений Германии в отношении советской Украины, сколько преследуют цель отвлечь внимание западных держав от действительных объектов германской и итальянской агрессии, обращенной против этих держав{250}. Вскоре он же доносил в английский МИД, что на самом деле Германия вряд ли способна сейчас предпринять против СССР какие-либо действия{251}.
Новую пищу для европейской прессы дали слушания на совместном заседании комитетов по иностранным делам сената и палаты представителей Конгресса США, состоявшиеся 10 января 1939 г. Выступившие на слушаниях американские послы во Франции и Великобритании У. Буллит и Джозеф Кеннеди говорили о вероятности всеобщей войны в Европе еще до наступления лета как следствии или итальянских колониальных требований к Франции, или германских притязаний на Украину. На следующий день в Москве американский корреспондент, действуя по инструкциям посольства США, запросил официальную советскую реакцию. Представитель отдела печати НКИД СССР повторил уже известную советскую позицию: «украинского вопроса» в действительности не существует, а попытки его.публичного обсуждения выдают «надежды Англии и Франции на то, что германская агрессия будет направлена на восток»{252}.
На примере так называемого «украинского вопроса» видно, как советская внешнеполитическая пропаганда следовала установкам сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)». Отталкиваясь от подтвержденной в нем концепции «враждебного капиталистического окружения», советская печать использовала каждую возможность, чтобы обвинить западные страны в тайном или явном потворстве фашистским агрессорам. Именно украинский вопрос, хотя и потерявший актуальность, использовал Сталин в пропагандистской кампании против Запада, говоря на партийном съезде в марте 1939 г. о попытках «поднять ярость Советского Союза против Германии» и спровоцировать конфликт между ними, для которого он не видел «оснований». Какая цель больше преследовалась сталинским руководством, когда оно характеризовало спекуляции в прессе по поводу Украины как прикрытие для подготовки германской агрессии против западных стран: предупредить эти страны о грядущей опасности или дать знать нацистской Германии о желательном для Советского Союза направлении ее агрессии? Ход событий показал — преследовалась, скорее, вторая цель.
Еще один из весьма интересных фактов, которые явно свидетельствовали, к чему шло дело. Имеется в виду появление в «Правде» 31 января 1939 г. перепечатки статьи (в изложении, без комментариев), опубликованной за несколько дней до этого в лондонской газете News Chronicle за подписью ее дипломатического обозревателя и члена английского парламента В. Бартлетта.
Публикация под названием «Ньюс кроникл о советско- германском сближении» была посвящена «опасности» сближения СССР и Германии в свете начавшихся между ними торгово-экономических переговоров. Вот места из статьи, показавшиеся центральному партийному органу наиболее важными: «Гитлер, несмотря на свои словесные нападки на большевизм, не хочет потерять такого замечательного случая, чтобы устранить возможность одновременного военного нажима [на Германию] с запада и востока». Но что за «замечательный случай», представившийся Гитлеру? Это не только начавшиеся двусторонние торговые переговоры сами по себе, а нечто более существенное. А именно посылаемые Кремлем сигналы в адрес Германии: «В советских кругах указывают, что их политика всегда была политикой дружбы по отношению к любому правительству, у кого они встречали взаимность».
И — самое примечательное: «Сейчас советское правительство, по-видимому, совершенно не намерено оказать ка- кую-либо помощь Великобритании и Франции, если последние окажутся в конфликте с Германией и Италией. СССР намерен достигнуть соглашения со своими соседями на том условии, что они оставят его в покое. С точки зрения советского правительства нет большой разницы между позицией английского и французского правительств, с одной стороны, и германского и итальянского, — с другой, чтобы оправдать серьезную жертву в защиту западных демократий». Чрезвычайно неблагоразумно предполагать, говорилось в заключение статьи, что существующие разногласия между Москвой и Берлином обязательно останутся неизменным фактором международной политики.
В. Бартлетт был известен своими «весьма близкими» отношениями с советским полпредом в Лондоне И.М. Майским и обычно использовался последним для обнародования нужных ему материалов{253}.[27] В сентябре 1941 г. Барлетт прибыл в Москву в качестве представителя английского министерства информации и пресс-атташе посольства, став одним из немногих иностранных корреспондентов, получивших разрешение побывать на советско-германском фронте. Перепечатку его статьи в строго контролируемом главном партийном органе никак нельзя считать случайной. Возможно, статья приурочивалась к ожидаемому (но отмененному в последний момент) приезду в Москву главы немецкой торговой делегации К. Шнурре; а это, подчеркивалось в статье заместителя наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкина в «Большевике» (опубликованной под псевдонимом В. Гальянов), «доверенный человек самого Гитлера», с которым ожидались «важные переговоры»{254}.
Посольство США в Москве, комментируя в донесении в Госдепартамент факт публикации статьи В. Бартлетта, полагало, что «либо изложенные в ней мнения действительно отражают советскую политику, либо их напечатали в советской прессе, чтобы предупредить другие страны». Внимание Вашингтона обращалось на то, что появление подобной публикации в прессе «является заметным отходом от прошлой практики, когда слухи о возможном сближении с Германией публично игнорировались, а в частных беседах отрицались»{255}.
Читателя «Правды», вооруженного сталинским «Кратким курсом истории ВКП(б)», вряд ли удивило положение о том, что не в интересах Советского Союза оказаться вовлеченным в войны между капиталистическими странами. За несколько дней до появления статьи В. Бартлетта та же «Правда» в передовой статье, посвященной решению о созыве XVIII съезда ВКП(б), превозносила партию большевиков за то, что она обеспечила мирный труд народам СССР. Это, писала газета, результат «мудрой политики» партийного руководства, которое «в условиях начавшейся второй мировой войны смело и решительно ведет великий русский корабль через все рифы и подводные камни, ведет к коммунизму». Газета ссылалась на Ленина и Сталина, предупреждавших о постоянной угрозе нападения на страну, находящуюся во «враждебном капиталистическом окружении»{256}.
Появление в центральном партийном органе статьи о том, что в возможном вооруженном конфликте на континенте у Советского Союза нет никакого резона помогать западным демократическим странам, выглядит как позитивный советский отклик на серию январских умиротворяющих жестов Гитлера в сторону Сталина. Таких, как заявление министру иностранных дел Польши Ю. Беку об отсутствии у Германии каких-либо поползновений в отношении советской Украины, возобновление по немецкой инициативе торгово-экономических переговоров, явно рассчитанная на максимальный внешний эффект любезная беседа на дипломатическом приеме Гитлера с А.Ф. Мерекаловым (единственным иностранным дипломатом, удостоившимся его внимания), наконец, отказ от публичной критики СССР, последним примером которого стало выступление Гитлера в рейхстаге 30 января. «Правда» констатировала, что за два с половиной часа речи Гитлер «не обмолвился ни словом» о Советском Союзе, предъявив в то же время колониальные претензии к Англии и Франции и допустив «очень резкие выпады» против США{257}.
