Дэвид Гланц - Колосс поверженный. Красная Армия в 1941 году
Второй тревожной реальностью было растущее понимание (основанное на политических, идеологических и военных соображениях), что «фашистская Германия рано или поздно нападет на Советский Союз» — либо в одиночку, либо совместно с Японской империей[142]. Так как политическое положение в Европе после 1935 года непрерывно ухудшалось, а вскоре последовала целая серия кризисов, советским военным планировщикам пришлось изменить свои взгляды на первоочередность угроз. Был пересмотрен анализ стратегического положения СССР и существующие мобилизационные планы в соответствии с новыми, более угрожающими реалиями. Именно такой ситуацией стал Чехословацкий кризис в сентябре 1938 года. Во время этого кризиса Советский Союз пытался сотрудничать с Великобританией и Францией с целью обеспечить чехам политические и военные гарантии помощи в случае немецкой агрессии. Кроме принятия дипломатических мер, советское правительство частично мобилизовало и развернуло свои вооруженные силы, чтобы продемонстрировать солидарность с Чехословакией, Великобританией и Францией против действий немцев[143].
Хотя советские действия ни к чему не привели, и Мюнхенское соглашение решило судьбу Чехословацкого государства, упражнение в проведении стратегического развертывания вышло весьма поучительным. Советские планы мобилизации и развертывания войск оказались неадекватными, а управление мобилизованными войсками — неотработанным. Поскольку дело происходило в самый разгар чисток, такое положение не было удивительным. Произошедшее побудило советское правительство принять меры для исправления положения и уделить больше внимания подготовке нового ряда планов.
В ноябре 1938 года Главный Военный Совет одобрил план стратегического развертывания созданный под руководством начальника Генерального штаба Красной Армии Б.М. Шапошникова, несмотря на хаос, царящий в штабе из-за его недавнего формирования и продолжающихся полным ходом чисток. План этот «рассматривал наиболее вероятных противников, их вооруженные силы и возможные оперативные планы, и основное стратегическое развертывание Красной Армии на западе и востоке»[144]. Хотя у Генштаба не имелось никаких документальных доказательств враждебных планов противника, постулированная угроза казалась реальной. План идентифицировал как наиболее вероятных и наиболее опасных противников Германию и Италию, при возможной поддержке Японии. Хотя план и предполагал, что Германия в конечном итоге пойдет войной на Советский Союз, его авторы считали, что в то время Германия была еще материально не способна осуществить такое нападение. Да и политические условия не подходили для подобных действий Германии.
План Шапошникова исходил из того, что Советский Союз столкнется с войной на два фронта: на западе — против Германии, Италии, Польши, а возможно, и Румынии с прибалтийскими государствами, на востоке — против Японии. Предполагаемые общие силы противника количественно состояли из от 194 до 210 пехотных, 4 моторизованных и 15 кавалерийских дивизий, располагающих 13 077 орудиями, 7980 танками и 5775 самолетами. Свыше половины этих сил было сосредоточено на западе Советского Союза. В случае кризиса, по предположениям Советов, немцы и поляки совместно оккупировали Литву[145].
В соответствии с более ранними планами Шапошников и Генштаб отдавали приоритет западному театру военных действий, где они планировали сосредоточить основные советские силы. Наличие в центре фронта Припятских болот вынудило штаб заняться спорным вопросом, где противник нанесет главный удар — к северу или к югу от этих болот. Шапошников решил этот вопрос, разработав сценарии, отвечавшие обоим обстоятельствам[146]. При любом варианте Генеральный штаб предполагал, что финские войска и войска прибалтийских государств могут помочь немцам в нападении на Ленинград.
В ответ на эти предполагаемые угрозы Генштаб разработал план сосредоточения войск таким образом, чтобы они могли последовательно разбить противника сначала на западе, а потом на востоке. Это подразумевало необходимость полагаться на защиту с востока силами прикрытия, в то время как основная часть Красной Армии ликвидирует главную западную угрозу, частью сил при этом защищая участок фронта по другую сторону Припяти. Принятие этой стратегии требовало держать в наиболее опасных приграничных секторах хорошо оснащенные армии прикрытия, опирающиеся на возведенные вдоль всей границы укрепрайоны. Советы предполагали, что эти войска смогут сдержать натиск первого эшелона противника, в то время как с помощью мобилизации будут подготовлены основные силы, которые смогут затем нанести решающий контрудар.
План Шапошникова от 1938 года походил на планы, разрабатывавшиеся русским командованием еще до Первой мировой войны — в том смысле, что он предполагал проведение мобилизации уже после начала военных действий. Принималось за аксиому, что существующие войска прикрытия и укрепрайоны будут способны остановить любые силы, какие противник сможет выставить в ходе предварительной (довоенной) мобилизации. На ориентировочный характер этих планов указывало то, что Советы не намечали создания конкретного числа фронтов — хотя и предвидели операции вдоль трех «стратегических направлений», наиболее важным из которых было западное.
Международные кризисы 1939 года и реакция на них Советов осложнили работу Генштаба и в то же время наглядно подчеркнули неадекватность планов советского военного, мобилизационного и стратегического развертывания. Во время Польского кризиса в августе Генштаб первоначально предполагал стратегическое сотрудничество с западными державами, а потом, после подписания с Германией пакта Молотова-Риббентропа, Советы провели частичную мобилизацию и вторглись в восточную Польшу. Последующая мобилизация сопровождалась многочисленными трудностями, и советские войска проявили себя в этой операции далеко не блестяще[147].
Для проведения операции Генштаб создал два командования фронтами (Белорусским и Украинским), у каждого из которых имелись армии и специально сколоченные мобильные оперативные группы. Хотя командная структура была более сложной, чем примененная во время Чехословацкого кризиса годом раньше, число мобилизованных дивизий было примерно тем же самым. Из-за широкого разнообразия управления, сложностей с тыловым обеспечением и даже с боевым духом советские войска лишь кое-как сумели довести операцию до конца[148]. Вдобавок оккупация Советами Восточной Польши сразу сделала устаревшими все существующие советские военные и мобилизационные планы.
Продвижение границ на запад в Польшу поставило советское стратегическое планирование перед двумя новыми проблемами. Во-первых, ширина колеи советских железных дорог отличалась от ширины колеи, применяемой в Центральной Европе и конкретно в Польше. Поэтому все материалы, снаряжение и припасы, предназначенные для новых приграничных областей, приходилось перегружать на старой границе на поезда другой колеи. Этот процесс существенно тормозил осуществление имеющихся мобилизационных планов. Чтобы решить эту проблему, советские власти планировали построить в новых приграничных областях новые базовые склады — но и сами эти склады, и вообще район за пределами старых границ, оставались весьма уязвимы для стремительного наступления противника или глубокого воздушного рейда.
Перемещение советской границы на запад подняло также вопрос: что теперь делать с прежними укрепрайонами вдоль старой границы? Вера Советов в полезность таких укреплений требовала создания оборонительных сооружений вдоль новой границы — а это было бы делом дорогим и долгим. Далее встал следующий вопрос: какими силами оборонять и старую, и новую систему укреплений? Где взять людей? В результате, хотя приоритет был отдан строительству укрепрайонов вдоль новой границы, из-за скудости ресурсов к июню 1941 года ни те, ни другие укрепления не были ни полностью подготовлены, ни укомплектованы личным составом[149].
Опыт составления планов для Финской войны, так же как последующее неудачные действия советских войск, еще больше смутил генштабистов. Первоначально Генштаб под руководством Шапошникова разработал план операций против Финляндии в реалистическом международном контексте и заключал, что выполнение поставленной задачи «будет далеко не легким делом» и потребует «нескольких месяцев интенсивной и тяжелой войны»[150]. Сталин отверг этот план как переоценивающий финские военные возможности и приказал командующему Ленинградским военным округом К. А. Мерецкову подготовить новый план.
План Мерецкова, который «практически игнорировал реальные условия» и был принят Сталиным, предусматривал быстрый разгром финнов мощными атаками на нескольких направлениях, которые вынудили бы противника распылить свои силы и в дальнейшем приводили к их уничтожению по частям. В реальности же на первоначальном этапе войны произошло прямо противоположное. Количество войск, необходимых для проведения таких широкомасштабных операций, потребовало широкомасштабной частичной мобилизации. Проводимая сразу же следом за оккупацией Восточной Польши и в условиях вызванного ею расстройства мобилизационных планов, эта мобилизация также обернулась хаосом и еще больше расстроила существующие стратегические планы. Поэтому в дополнение к мобилизации 7-й армии Ленинградского военного округа Советам пришлось перебросить 8-ю и 9-ю армии из Прибалтийского военного округа и развернуть в Заполярье 14-ю армию. Вдобавок, чтобы сосредоточить необходимое число боеготовых соединений после неудачной первой фазы операции, Генеральному штабу пришлось перебросить к финской границе дивизии из других военных округов[151].
