Александр Иванченко - Путями Великого Россиянина
Но южные моря страшны не только этим. Опаснее всего солнце. На каждый квадратный сантиметр земной поверхности (конечно, и всякой другой) в тропиках оно посылает от 600 до 800 калорий тепла в день. Значит, человеческий организм ежедневно получает сотни тысяч калорий, и, если он сразу же не будет их отдавать, человек обречён. Он погибнет от перегрева, как выброшенный на берег дельфин. Единственное спасение -непрерывно потеть: каждый грамм пота уносит с собой 585 калорий. Но это значит, что человеческое тело должно очень интенсивно выделять влагу, до четырёх литров в сутки, и, если потери постоянно не восполнять, смерть наступает от обезвоживания организма.
Кроме редких случаев, когда в расставленные на плоту ореховые скорлупины удавалось собрать немного долевой воды, ван Боссе приходилось пить только сок кокосовых орехов, по два ореха в день, утром и вечером. И за весь день съедать не более четырёх бананов. Он не знал, сколько продлится плавание, поэтому свои запасы старался расходовать экономно.
Даже если в одном орехе, допустим, 500 граммов сока, это ещё не чистая вода, в соке её не больше трёх четвертей. Значит, вместо необходимых четырёх литров ван Боссе выпивал в сутки воды меньше литра. При таком питьевом режиме под палящим солнцем тропиков у него, по всем проверенным и множество раз перепроверенным научным данным, на седьмые-восьмые сутки должен был помутиться разум, а ещё через три-четыре дня его ждала смерть.
Ван Боссе выдержал 57 дней! Когда его плот прибило наконец к большому острову Тимор, он сошёл на берег, конечно, измождённый, едва двигаясь. Он одичал и высох, как мумия, но рассудок у него оставался ясным, и здоровье в общем пострадало не очень. Он нуждался только в отдыхе и нормальном питании.
Я рассказываю об этом так подробно потому, что, не окажись ван Боссе «тропическим феноменом», как его потом назвали в газетах, о варанах Комодо, наверное, не знали бы ещё очень долго. Хотя он всех убеждал, что они существуют, ему никто не верил. Зато все восхищалось его одиночным плаванием, и это неожиданно принесло ему громкую славу. Но ван Боссе было обидно. Он никак не мог примириться с мыслью, что его, лейтенанта Королевских военно-воздушных сил Нидерландов, дворянина, считают просто фантазёром, а может быть, даже лгуном.
И вот тут пошла на пользу слава «феномена». С новоявленной знаменитостью пожелал познакомиться генерал-губернатор Нидерландской Ост-Индии. Ван Боссе пригласили в губернаторский дворец. «Ага, – подумал он, – этот момент я не упущу». И повёл дипломатическую игру. Ничего не рассказывая губернатору о гигантских ящерах, на все лады стал расхваливать «свой» необитаемый остров. Какой там замечательный климат, природа, возможности для земледелия, рыболовства, одно слово – земной рай. Вот только удивительно, что такое сокровище находится в самом центре одной из старейших колоний Нидерландов и о нём до сих пор никто ничего не знал.
Что ж, – морща лоб, сказал губернатор, – если этот ваш остров и вправду так хорош, надобно бы его обследовать получше. Вы не против, если мы поручим вам возглавить экспедицию?
Ван Боссе, разумеется, на это и рассчитывал, однако продолжал играть. Ответил, как бы раздумывая:
Если вы находите меня для этого дела пригодным... Я был бы рад, ваше превосходительство, но мой командир...
Вздор! – с капризной сердитостью вельможи оборвал губернатор. Какой, мол, может быть ещё командир, перед тобой – генерал-губернатор! Его превосходительство явно вдохновлялся. – Якорная стоянка для фрегата у вашего острова найдётся?
– Да, ваше превосходительство, бухты там прекрасные!
– Хорошо, пойдёте на фрегате!
Экспедиция из изыскателей-аграрников была снаряжена по всем правилам. Понятно, их ждало разочарование. Но только не ван Боссе. На сей раз, покидая КомОдо, он увозил с собой на Яву вещественное доказательство – десяток драконьих шкур и двух живых драконят.
Мир был потрясён.
Генерал-губернатор, однако, всеобщего восторга не разделил. Когда ему доложили о результатах экспедиции, он приказал разжаловать ван Боссе из лейтенантов в рядовые и уволить из авиации без выходного пособия. За беспардонный обман властей.
Весь остаток жизни неудавшийся авиатор посвятил изучению варанов Комодо. Он умер в 1938 году на острове Ява, в Богоре. На его могиле установлен большой базальтовый камень с любопытной надписью:
ХЕНДРИК АРТУР МАРИЯ ван БОССЕ (16. V. 1879–3. XI. 1938) Авиатор – от неуёмной жажды познания; мореплаватель-одиночка – по несчастью, первооткрыватель маранов остр. Комодо – тоже по несчастью; лютеранин – по крещению; бессребреник и холостяк – по убеждению; ЗООЛОГ, ДОКТОР ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК- в результате обмана, чтобы не слыть обманщиком. МИР ПРАХУ ТВОЕМУ!
Снижаясь, самолёт ложится в крутой вираж. Уцепившись за кольцо над скамейкой, я прильнул к иллюминатору. Вот ты какой, Комодо! Сразу весь как на ладони. Изрезанные ущельями плешивые горы, равнинные перелески... С высоты природа кажется чахлой, на сочную Яву Комодо совсем не похож. Как будто сюда, за экватор, забросили кусочек северного Марокко. На равнинных местах там и тут одинокие, с неяркой зеленью кусты, небольшие группки пальм. У подножий гор – заросли бамбука. Склоны то в чернеющих осыпях, то в мелкой кустарниковой поросли, как на горах Крыма. Нигде ни одной речушки. Но какие-то источники пресной воды где-то, конечно, есть, иначе здесь не было никакой живности и людей.
На восточной окраине острова к морю прижались хижины – деревня. Берег там пологий и зелёный, а за селением, со стороны суши, пролегла широкая чёрная полоса – свежая гарь. Нарочно, наверное, выжигают растительность, чтобы к деревне не подходили вараны. Но для людей они, говорят, не опасны. Ящер, привезённый с Комодо в Лондонский зоопарк, настолько привык к своему смотрителю, что бегал за ним, как собака. На Комодо, однако, были случаи, когда голодные вараны напали на людей и даже убили одного мальчика.
Две-три минуты, и самолёт, облетев остров, идёт на новый круг. Земля всё ближе. На одной из полян – стадо каких-то животных. Похоже, буйволы. Их завезли сюда ещё при ван Боссе, и они расплодились тут во множестве. И, понятно, стали дикими.
Снова круг, ещё круг. «Дакота» проносится над самыми вершинами гор. Пилоты ищут, где приземлиться.
... Мы увидели его сразу. Едва самолёт коснулся земли. Первое впечатление трудно передать. Шагах в сорока от морской косы, на которой посадил «Дакоту» капитан Сувондо, на песчаном берегу стояло с высоко поднятой змееподобной головой чудовище, как будто вынырнувшее из глубины тысячелетий. В длину оно было метра три, в поперечнике, по центру свисающего к земле брюха, – более метра. Грязно-бурая чешуйчатая кожа на спине, как плотная кольчуга. Казалось, она высечена из камня. На непропорционально маленькой голове, там, где должны быть уши и ноздри, зияли тёмные провалы. Чудовище стояло против солнца. Его крохотные глазки поблескивали в отражённых лучах, как две отполированные жёлтые пуговицы.
Мускулистая, в жёстких складках шея, широкая, как у амфибии, грудь и мощные, вгрузнувшие в песок короткие лапы.
Самолёт его нисколько не испугал. Огромную, неистово ревущую серую птицу ящер рассматривал, казалось, с любопытством. Лениво повёл головой, только когда смолкли моторы. И снова застыл, как отвратительное каменное изваяние.
В моих руках плясал фотоаппарат. Бегая от иллюминатора к иллюминатору, я лихорадочно щёлкал.
За рукав меня дёргал Анди:
- Туан! Туан, Саша!
(«Туан» – господин.)
Я готов был залепить ему оплеуху.
- Но, туан, у вас закрыт объектив!
Проклятье! И, должно быть, давно кончилась плёнка.
Я не мог перезарядить аппарат спокойно. Пока я с ним возился, варану стоять надоело. Повернувшись, он неторопливо побрёл к прибрежным зарослям бамбука. Его толстый, треугольно заострённый на конце хвост волочился по земле и резал рыхлый песок, как соха.
Мне казалось, второй пилот открывал дверцу самолёта слишком медленно. Потом ему непременно нужно было опустить стремянку. Не дождавшись, пока он её закрепит, я прыгнул на землю. За мной – Анди.
– Хелло, мальчики! – крикнул из самолёта капитан Сувондо. Показавшись в дверях, он бросил нам два карабина. – Возьмите, не помешает.
Моя горячность вызывала у него сдержанную снисходительную улыбку.
Мы помчались догонять варана. Ящер не оглядывался и по- прежнему не торопился. На нас ему ровным счётом было наплевать. Когда до него оставалось метров двадцать, мы сбавили бег и пошли шагом, стороной. На ходу, наверное, в поисках чего-то съедобного, ящер обнюхивал песок. Из его полуоткрытой пасти то и дело выскальзывал огненно-красный язык. Он был похож на струйку пламени. Я подумал, что сказки об огнедышащих драконах не так уж далеки от истины.
