От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
С агрессивным рейхом, трижды на протяжении жизни одного поколения пытавшимся подчинить себе мир, покончено. На долгие годы главными заботами немецкой нации и ее политиков будут восстановление разрушенного хозяйства и обеспечение достойного уровня жизни населения».
Ирландский историк Джеффри Робертс считал, что Сталин, рассчитывая на сотрудничество с западными союзниками по германскому вопросу, «допустил ошибку, спроецировав свои собственные расчеты и рассуждения на других. После войны его партнеры по „большому альянсу“ постепенно все больше начали рассматривать Германию как союзника в борьбе против коммунизма, а не как потенциальную угрозу, против которой нужно было по-прежнему объединяться с Советским Союзом».
Серьезнейшую угрозу на Западе видели в повсеместном усилении влияния коммунистов. «Чем тяжелее жилось народам Западной Европы, тем более явственной становилась в их странах возможность революции и даже поворота к коммунизму», – писал Фейс.
Планы помощи Германии обсуждались уже вовсю, тогда как планы помощи жертвам немецкой агрессии на Востоке на ум западным политикам не приходили вовсе. Фейс давал этому факту довольно неуклюжее объяснение: «Американские и британские власти больше сочувствовали трудностям, переживаемым немцами, чем страданиям поляков, русских и других народов, подвергшихся немецкой агрессии. Несколько миллионов американских и британских солдат жили среди немцев, беды которых могли вызвать у них сострадание. В противоположность этому, мало что было известно из первых рук о том, каковы были условия жизни людей в странах на востоке Европы. По причине, возможно, недоверия и высокомерия, с которыми относились к ним американские и британские наблюдатели, поступавшая информация была довольно скудной. Что касается русских, то стремление помочь им материально наталкивалось на их закрытость и самодостаточность».
Серьезные разногласия назревали и по репарационной проблеме. Еще в Ялте Иван Михайлович Майский, возглавлявший соответствующую комиссию в НКИД, представил план репараций, главными в котором были сумма советских претензий на 10 млрд долларов и предложение о создании репарационной комиссии в Москве как в столице наиболее пострадавшей в войне страны. Интерес западных лидеров к обсуждению этого вопроса был небольшим. Черчилля тревожил «призрак голодающей Германии с ее 80 миллионами человек». Впрочем, Рузвельт в Ялте заявил о желании «помочь Советскому Союзу получить из Германии все необходимое».
Удалось тогда добиться включения в итоговый документ положения о создании в Москве Союзного комитета по репарациям, который немедленно приступит к работе. Однако и Черчилль, и Рузвельт отказывались говорить о конкретике или называть цифры. У советского руководства создалось небезосновательное ощущение, что союзники хотят позволить СССР «взять с Германии как можно меньше». В последующие месяцы комитет по репарациям так и не собрался, что вызывало крайнее недовольство в Москве.
Американцы со временем только ужесточали свою позицию. Трумэн писал в мемуарах: «Д-р Исадор Любин был назначен нашим представителем в Союзнической комиссии по репарациям, и он начал набирать небольшой штат сотрудников. Их работа шла полным ходом.
Любин был способным государственным служащим с высоким интеллектом. Но в свете трудностей, возникших с Советами по поводу применения Ялтинского соглашения в отношении Польши, я считал, что эта позиция потребует „жесткого переговорщика“, кого-то, кто мог бы быть таким же жестким, как Молотов. По этой причине я попросил ЭдвинаУ.Поули стать моим личным представителем в вопросах репараций, а доктор Любин согласился помочь ему в качестве заместителя представителя Соединенных Штатов в союзнической комиссии».
Когда Молотов в апреле – начале мая был в Соединенных Штатах, он поинтересовался у Поули о причине задержки с началом работы комитета по репарациям. Тот заверил Молотова, что американское правительство прямо-таки горело желанием начать его работу, но хотело бы сперва разобраться во всех деталях вопроса. Так, другие европейские страны тоже требовали своей доли немецкого промышленного оборудования и товаров. Возникли сложности и с оценкой стоимости промышленных предприятий. Американцев волновало и экономическое положение в странах Западной Европы. В Вашингтоне опасались, как бы США не пришлось оказывать им, включая Германию, помощь.
Подобные настроения нашли свое отражение в инструкциях, которые Трумэн 18 мая направил Поули. «Основной политикой Соединенных Штатов, – говорилось в них, – является уничтожение военного потенциала Германии и, насколько это возможно, предотвращение его возрождения путем изъятия или уничтожения немецких заводов, оборудования и другого имущества». Но Трумэн также поручил американской делегации выступить против «любого плана репараций, основанного на предположении, что Соединенные Штаты или любая другая страна будут прямо или косвенно финансировать восстановительные работы в Германии или репарацию со стороны Германии».
Трумэн утверждал: «Поскольку Советам предстояло оккупировать Восточную Германию, источник основного производства продовольствия Германии, в то время как мы и англичане удерживали бы район, в котором должна была быть сосредоточена большая часть промышленной мощи, мы поручили Поули позаботиться о том, чтобы бремя репараций было, насколько это возможно, разделено поровну между несколькими зонами оккупации. Далее нашей делегации было поручено настаивать на том, что в максимально возможной степени репарации должны быть взяты из национального богатства Германии, существовавшего на момент краха, – с главным упором на изъятие промышленных машин, оборудования и заводов».
Серьезный узел противоречий завязался вокруг судьбы германского флота. В составленном еще в феврале 1944 года советском проекте кратких условий капитуляции Германии подчеркивалась необходимость согласованных действий СССР, США и Великобритании по решению вопросов, связанных с ВМФ Германии непосредственно после окончания войны. Сталин 23 мая 1945 года писал и Черчиллю, и Трумэну: «По данным советского военного и морского командования, Германия сдала на основе акта капитуляции весь свой военный и торговый флот англичанам и американцам. Должен сообщить, что советским вооруженным силам германцы отказались сдать хотя бы один военный или торговый корабль, направив весь свой флот на сдачу англо-американским вооруженным силам.
При таком положении естественно встает вопрос о выделении Советскому Союзу его доли военных и торговых судов Германии по примеру того, как это имело место в свое время в отношении Италии. Советское правительство считает, что оно может с полным основанием и по справедливости рассчитывать минимум на одну треть военного и торгового флота Германии».
Претензии Сталина на треть германского флота не встретили понимания в союзных столицах. Особенно решительно были настроены англичане. Первый морской лорд Каннингхем в середине мая с удовлетворением отмечал: «Считается, что в руки русских не попало ни одного значительного корабля в неповрежденном состоянии». Соглашаясь с ранее принятым решением ОКНШ о том, что все корабли, захваченные британскими и американскими войсками в германских портах до общей капитуляции Германии, должны находиться в их распоряжении, он призывал поступить так же с кораблями, находившимися в датских и нидерландских портах, и с сотней германских подводных лодок, дислоцированных в норвежских базах. Иден напишет Черчиллю: «Я согласен с позицией Адмиралтейства, что лучше всего затопить этот флот. Но в любом случае я убежден, что мы не должны расставаться ни с одним германским кораблем до тех пор, пока мы не получим удовлетворения наших интересов, которые попираются русскими во всех странах, находящихся под их контролем».
Черчилль в письме Сталину от 26 мая от прямого ответа о судьбе флота уклонился: «Мне кажется, что эти вопросы должны явиться темой переговоров общего характера, которые должны иметь место между нами и Президентом Трумэном по возможности в скором времени». Трумэн 29 мая информировал Сталина не более содержательно: «Мне кажется, что этот вопрос является подходящей темой для переговоров между нами тремя во время предстоящей встречи, где, я уверен, можно будет достичь решения, полностью приемлемого для всех нас. Что касается наличных сведений о капитуляции военно-морского флота Германии, то, как мне известно, наши соответствующие командующие в отдельных районах рассматривают вопрос об изучении германских архивов».
