Жозефина Яновская - Академик корабельной науки
Примерно через полгода является он к Крылову.
— Я обрезал лопасти у парохода на девять дюймов. Теперь он ходит значительно быстрее. Я не знаю, как и благодарить вас за ваш совет. Одно меня удивляет: как вы сразу увидели, что надо делать?
— Я тридцать два года читаю теорию корабля в Морской академии в Ленинграде, — ответил Крылов.
В 1924 году Крылов был назначен председателем комиссии, созданной для осмотра русских судов, уведенных во время гражданской войны белогвардейцами во Францию. Комиссия должна была дать свое заключение о состоянии судов, чтобы решить, какие из них стоит отправлять обратно на Родину и какие, по негодности, просто продать на слом.
Во французском порту Бизерте, где стояли суда, членов комиссии встретили представители французского морского командования. При осмотре русского броненосца французский адмирал Буи обратил внимание на хорошую конструкцию корабля, его прекрасное бронирование, сильную артиллерию. Он сказал об этом Крылову. Крылов согласился с Буи. Между прочим, Алексей Николаевич подчеркнул, что решетчатые мачты корабля, которые принято называть американскими, на самом деле значительно раньше сконструированы и построены русским инженером Шуховым.
— Я первый раз вижу, что такое броненосец, — в заключение сказал французский адмирал.
Дальше стоял наш эскадренный миноносец. А рядом с ним — французский, примерно того же года постройки и того же водоизмещения. И опять Буи обратил внимание на разницу в боевых качествах кораблей.
— Каким образом вы достигли такого преимущества в вооружении эсминцев? — спросил он у Крылова.
— Ваш миноносец построен, как коммерческий корабль, который должен служить не менее двадцати четырех лет. Поэтому на нем взята для постройки обыкновенная сталь. А наш построен из стали высокого сопротивления. Ее листы можно брать более тонкими. Правда, они быстрее износятся, но ведь и миноносец строится на десять-двенадцать лет. Потом он устареет. Зато весь выигрыш в весе корпуса употреблен у нас на усиление боевого вооружения, и вы видите, что в артиллерийском бою наш миноносец разнесет по меньшей мере четыре ваших раньше, чем они приблизятся на дальность выстрела своих пушек.
Так Крылов еще раз подчеркнул перед иностранными специалистами превосходство русской техники в области кораблестроения.
После окончания работ комиссии Крылов вернулся в Лондон.
За время отсутствия накопились разные неотложные дела. Приходилось много работать.
В свободное от работы время Алексей Николаевич любил побродить по городу. Он хорошо знал Лондон с его шумной деловой частью, широкими кварталами богачей, — грязными трущобами бедноты и вечным туманом.
В этом городе Крылов бывал и раньше. Больше тридцати лет прошло с тех пор как он сделал здесь свой знаменитый доклад о качке корабля.
Когда-то, два столетия назад, в Лондоне жил и творил великий Ньютон, столь почитаемый Крыловым.
Однажды — это было во времена Ньютона, в 1694 году — астроном Флемстид прислал Ньютону письмо, в котором просил Ньютона помочь ему разобраться в вопросе астрономической рефракции.[20] Прошло немного времени. Ньютон написал ответ. Он прислал Флемстиду две составленные им таблицы астрономической рефракции. Но, по каким-то соображениям, Ньютон не объяснил метода составления этих таблиц и вообще просил Флемстида таблиц не разглашать.
Прошло много лет. Давно умер Флемстид, и не стало Ньютона. Через сто лет после смерти Ньютона на чердаке одного дома среди груды разного тряпья и хлама нашли связку старых, полуистлевших писем. Это была переписка Флемстида с современниками, в том числе и с Ньютоном. Письма были доставлены в английскую Академию наук и в 1835 году изданы небольшим тиражом. Книга в продажу не поступала, а была лишь разослана некоторым научным учреждениям. В ней были напечатаны и обе таблицы Ньютона, но без всяких объяснений. Ход рассуждений великого математика и астронома, теория составления этих таблиц осталась миру неизвестной. Да и сами таблицы являлись библиографической редкостью.
Бродя по улицам Лондона, Крылов любил зайти в книжные магазины, посмотреть новинки и заглянуть в полутемную лавку букиниста, — нет ли чего интересного из старых книг.
Однажды вечером, порядком походив по улицам и изрядно устав, он собирался уже садиться в метро и ехать домой, но, увидев еще одну вывеску магазина старой книги, решил зайти.
Перебирая книгу за книгой на полках в маленькой лавчонке, Крылов вдруг увидел нечто, заинтересовавшее его. Это был увесистый том переписки астронома Флемстида с современниками. Крылов никогда не видел этой книги и не слыхал о ней. Он сейчас же купил ее у букиниста и поехал домой. Дома он с увлечением прочитал ее. Его заинтересовали таблицы Ньютона. Как он их составлял? Какова теория этого вопроса в понимании великого ученого?
Крылов решил попытаться восстановить теорию Ньютона. Правда, не сейчас, — сейчас у него не было времени, — а потом, вернувшись на Родину. И действительно, после упорной работы Крылов в 1935 году восстановил весь ход рассуждений Ньютона. Потерянная для мира теория великого английского физика и математика была воссоздана русским ученым. Эта теория, по словам Крылова, «достойна подробного и внимательного изучения», ибо «по степени точности не уступает всем современным теориям, а по общности метода далеко превосходит их».
Командировка за границу подходила к концу. Свыше шести лет Крылов провел за рубежом. Он уже давно мечтал вернуться домой.
В ноябре 1927 года Крылов возвратился на Родину.
СНОВА НА РОДИНЕ
Крылов вернулся на Родину и не узнал Россию — так изменилось все вокруг. Везде шло огромное строительство. Строились новые фабрики и заводы, шахты и железные дороги, доменные печи, электростанции, корабельные верфи. Создавались заново целые отрасли промышленности. Ленинский план электрификации небывалыми темпами претворялся в жизнь.
Крылов много бывал за границей, но никогда и нигде он не видел ничего подобного. Страна наверстывала потерянные годы. Она напрягала все силы, чтобы превратиться из отсталой аграрной страны в передовую индустриальную.
Простые люди — рабочие и крестьяне — стояли у власти. Они работали теперь не на помещиков и буржуазию, а строили свое государство. И это сказывалось во всем. Творческий энтузиазм охватил миллионы трудящихся. Люди вкладывали в работу всю свою энергию и умение. Труд из подневольной каторжной повинности становился любимым делом. В борьбе за выполнение планов рабочие показывали небывалую производительность труда. Где за границей, с ее капиталистическими предприятиями, мог быть такой размах, такой трудовой подъем, такой героизм?
Только встране, где власть принадлежала народу, только народ-хозяин, народ-творец мог строить такую жизнь.
Со свойственной ему энергией Крылов включился в строительство новой жизни. Его всегда захватывала радость созидания. Он любил свой народ и готов был отдать ему все свои силы. Перед Крыловым сейчас лежали широкие горизонты. Именно теперь, больше чем когда-либо, он мог развернуть свою деятельность.
Сразу же по приезде Алексей Николаевич становится консультантом во многих учреждениях и предприятиях. К нему обращаются за советом, за помощью из Нефтесиндиката, Судопроекта, Совторгфлота, Севморпути, «Эпрона». Он бывает в научно-исследовательских институтах и на заводах, в конструкторских бюро, лабораториях, Опытовом бассейне, на артиллерийских полигонах. Ни один проект, относящийся к судостроению, ни одно серьезное мероприятие в жизни флота не проходит без участия Алексея Николаевича. Везде он помогает своим опытом и знаниями, повсюду поражает огромной теоретической подготовкой и вместе с тем практической сметкой, «здравым смыслом», который он сам так высоко ценил в людях.
В задачах, которые стоят перед флотом, Алексей Николаевич всегда умеет выделить то главное, основное, разрешив которое можно решить всю задачу. Он ищет простые и лучшие способы решения, не боясь новых методов, если даже старыми пользовались многие годы, и протестует против имеющейся привычки «считать все, что носит заграничный штамп, за непреложную истину», а учит корабельных инженеров жить в технических вопросах своим умом.
В это же время Алексей Николаевич снова берется за любимое дело своей жизни — воспитание молодых специалистов. Он опять начинает преподавать в Морской академии. Лекции его, как всегда, отличаются предельной ясностью и простотой изложения, оригинальностью, глубиной материала, точностью формулировок. Меткий юмор, кстати сказанная пословица, случаи из морской жизни захватывают слушателей и заставляютих с неослабным вниманием следить за ходом мысли замечательного педагога.
