Джеймс Кервуд - У последней границы
"Горячка" умолк, чтобы дать Алану время переварить его слова. Он был доволен вызванным впечатлением.
Алан уставился на него в изумлении.
- На четвертую... ночь... После... - Он спохватился: - Продолжайте, Смит.
- Я начал искать ручку двери, Алан. Я готов был сбежать, свалиться в грязь, исчезнуть - раньше, чем снова блеснет молния. Но я был уже в сетях. Она распаковала свою коробку и сказала, что у нее много вкусных вещей. И она назвала меня "Горячкой", как будто она знала меня всю свою жизнь. И в то время, когда карета, качаясь, неслась вперед, когда гром, молния и дождь смешались в одну какую-то кашу, она подошла, села рядом и принялась кормить меня! Честное слово, Алан, она кормила меня. Когда снова сверкнула молния, я увидел ее блестящие глаза и улыбку на лице, как будто от этого ада вокруг она чувствовала себя счастливой. Я подумал, уж не помешалась ли она внезапно. Не успел я опомниться, как она уже рассказала, что вы указали ей на меня в курительной на "Номе" и что она счастлива иметь меня попутчиком. Ее попутчик, заметьте это, Алан, а не она - мой. И так она держала себя все время до той минуты, пока вы не показались там - у рощицы!
"Горячка" снова разжег свою трубку.
- Откуда она, черт меня возьми, знала, что я пробираюсь в ваши края?
- Она этого не знала, - ответил Алан.
- Нет, знала. Она говорила, что встреча со мной - самый счастливый момент в ее жизни, потому что она направляется к вашему дому. А я буду таким "приятным" товарищем. "Приятный" - так она и сказала. Когда я спросил ее, знаете ли вы, что она отправляется к вам, она ответила: нет, конечно нет, это, мол, будет большим сюрпризом для вас. Она сказала, что, может быть, купит ваше ранчо и хочет осмотреть его, пока вы не вернетесь. Странно, но я не помню ничего, что было потом до Читаны. Когда мы из Читаны двинулись дальше, она начала задавать мне миллионы вопросов: о вас, о ранчо, об Аляске. Делайте со мной, что хотите, Алан, но между Читиной и Фербенксом она выпытала из меня все, что я знал. И она обращалась со мной так мило и уверенно, что я ел бы мыло из ее рук, если бы она мне его предложила. Потом осторожно и мягко она стала расспрашивать о Джоне Грэйхаме - тут я очнулся.
- О Джоне Грэйхаме? - повторил Алан.
- Да, о Джоне Грэйхаме. У меня было много чего пересказать ей. В Фербенксе я попробовал ускользнуть от нее, но она меня поймала как раз в тот момент, когда я хотел сесть на судно, направлявшееся вниз по реке. Она очень спокойно схватила меня за руку и заявила, что еще не совсем готова ехать сейчас и очень просит помочь ей нести вещи, которые она собирается купить. Алан, то, что я вам сейчас скажу - чистая правда! Она повела меня по улице, рассказывая по дороге, какая блестящая идея пришла ей, чтобы изумить вас. Она сказала, что вы вернетесь домой 4 июля, и нам необходимо запастись фейерверком, так как вы ярый американец и будете разочарованы, если его не приготовят. Так она затащила меня в лавку и всю лавку как есть скупила. Спросила у продавца, сколько он возьмет за все, в чем только имеется порох. Пятьсот долларов она заплатила! Вытащила откуда-то спереди из своего платья шелковую тряпочку, в которой лежала целая пачка стодолларовых ассигнаций в дюйм толщиной. Потом она попросила меня отнести на судно хлопушки, колеса, ракеты и еще что-то. И попросила так, будто я маленький мальчик, который до смерти обрадуется такому поручению.
Разгорячившись под влиянием представившейся наконец возможности облегчить свою душу и рассказать о том, что до сих пор приходилось ему таить про себя, "Горячка" Смит и не заметил, какое впечатление производили его слова на товарища. Прежнее сомнение светилось в глазах Алана, веселое выражение исчезло с его лица, когда он убедился, что Смит отнюдь не увлекается собственным воображением. Однако то, что он рассказывал, казалось невероятным. Мэри Стэндиш беглянкой появилась на "Номе". Все ее имущество помещалось в маленьком саквояже, и даже это она оставила в каюте, когда бросилась в море. Как же в таком случае могла она иметь при себе в Фербенксе, если верить Смиту, столько денег? Может ли быть, что тлинкитский индеец, который помог ей в ту ночь, когда она вела свою отчаянную игру, чтобы заставить весь мир поверить в ее смерть, может ли быть, что он помог ей также переправить на берег деньги? Не были ли это те самые деньги, - или метод, с помощью коего она их добыла в Сиэтле, - причиной ее бегства и хитроумного плана, приведенного в исполнение на пароходе? Мысль о каком-то преступлении пронеслась в мозгу Алана, и его лицо загорелось от стыда перед такой нелепостью. Это было все равно, что думать нечто подобное о другой женщине, - о той, что умерла, - чье имя было вырезано под именем его отца на коре старого хлопчатника.
А "Горячка" успел отдышаться и снова продолжал:
- Вас, кажется, не слишком интересует моя повесть, Алан. Но я буду продолжать, а не то со мной что-нибудь случится. Я расскажу вам, что произошло дальше, а потом, если вы захотите пристрелить меня, я ни слова не скажу против этого. Проклятие всем хлопушкам на свете, как бы то ни было!..
- Продолжайте, - сказал Алан, - мне очень интересно.
- Я отнес их на судно, - со злостью в голосе продолжал Смит. - А она со своей ангельской улыбкой - шла все время рядом со мной и не спускала глаз, пока я всего не уложил. Потом она заявила, что ей нужно сделать еще кой-какие небольшие покупки. Это значило: заходить в каждую лавку в городе и что-нибудь покупать. А я таскал покупки за ней. Наконец она купила ружье; когда я спросил, для чего оно ей, она ответила: "Это для вас, "Горячка". Я собрался было поблагодарить ее, но она не дала мне слова сказать. "Нет, я не то думала. Я хотела сказать, что продырявлю вас насквозь, если вы снова попробуете удрать от меня". Она так и сказала! Понимаете, угрожала мне! Затем она купила мне новый костюм, прямо-таки одела с головы до ног: сапоги, брюки, рубашку, шляпу и... галстук! Я и не заикнулся об этом, ни одним словом! Она просто привела меня в лавку, купила, что ей понравилось, и заставила все это надеть.
Смит тяжело вздохнул и потратил четвертую спичку на свою трубку.
- За то время, пока мы добрались до Танана, я начал привыкать, - почти простонал он. - А там наступил ад. Она наняла шесть индейцев для переноски багажа. "Теперь вы отдохнете, "Горячка", - говорила она мне, улыбаясь так сладко, что хотелось съесть ее живьем. - Вся ваша работа будет состоять в том, чтобы указывать нам дорогу, да еще вы будете носить вот эти ракеты: они очень легко и с оглушительным треском взрываются".
Я их потащил. На следующий день один из индейцев вывихнул ногу и выбыл из строя. Он нес хлопушки, что-то около ста фунтов, и нам пришлось разделить между собой его груз. Когда мы останавливались на ночлег, я не мог спину разогнуть. Наши позвоночники ломались с каждым шагом. И хоть бы она позволила спрятать временно что-нибудь из этого хлама! Ни за что в жизни не позволила бы! Индейцы все время пыхтели и задыхались и все-таки смотрели на нее с обожанием в глазах. В последний день, когда мы остановились на ночлег уже недалеко от дома, она собрала их вокруг себя и дала каждому по пригоршне денег сверх платы. "Это за то, что я люблю вас", - сказала она. А потом начала задавать забавные вопросы. Есть ли у них жены и дети? Голодали ли они когда-нибудь? Слышали ли они о ком-нибудь из их племени, кто умер с голода? И отчего они именно умерли? Разрази меня гром, Алан, если эти индейцы не отвечали ей! Никогда я еще не слышал, чтобы индейцы так много говорили. Под конец она задала им самый забавный вопрос: слышали ли они о человеке по имени Джон Грэйхам? Один индеец слышал. Я видел, как потом она с ним долго разговаривала наедине. Когда она снова подошла ко мне, ее глаза горели, и она ушла в свою палатку, не пожелав нам спокойной ночи. Это все, Алан, кроме...
- Кроме чего, "Горячка"? - спросил Алан, и сердце его сильно забилось.
Смит улыбался и медлил с ответом. Глаза его блестели.
- Кроме того, что со всеми людьми на ранчо она поступила так же, как и со мной по дороге от Читаны сюда. Алан, стоит ей сказать слово, и перестаешь быть сам себе хозяином. Она пробыла здесь десять дней - и вы не сможете узнать ранчо. В ожидании вашего приезда все дома разукрашены флагами. Она с Ноадлюк и Киок перевернула все вверх дном. Дети готовы покинуть своих матерей ради нее. А мужчины... - Он снова усмехнулся. Мужчины ходят в воскресную школу, которую она устроила. Я тоже хожу. Ноадлюк - тоже. - На одно мгновение "Горячка" замолк. Потом, понизив голос, он снова заговорил: - Алан, вы были большим дураком.
- Я это знаю, "Горячка".
- Она - цветок, Алан. Она стоит больше, чем все золото в мире. Вы могли бы жениться на ней. Я это знаю. Но теперь слишком поздно. Я вас предупреждаю.
- Я не совсем понимаю, Смит. Почему слишком поздно?
- Потому, что я ей нравлюсь, - несколько свирепо объявил Смит. - Я сам претендую на нее. Вы не должны теперь вмешиваться.
- Вы хотите сказать, что Мэри Стэндиш... - пролепетал Алан.
![Джеймс Кервуд - Черный охотник [авторский сборнник]](/uploads/posts/books/26656/26656.jpg)