Жан Флори - Идеология меча. Предыстория рыцарства
Поскольку в то же время процесс феодализации также выводил графов, потом — менее значительных сеньоров, а после и шателенов из-под власти короля, то с тех пор и почти на целое столетие возникло нечто вроде «объективного союза» папства и феодалов — папы пытались поставить феодальный режим на службу сначала христианскому идеалу, а потом апостолическому престолу.[364]
Конфликт между Клюни, поддержанным папой, и белым духовенством, которое король Франции не поддержал, оказался выгодным для монахов. Несмотря на протесты епископов, монастыри объединялись в ордена, подведомственные только святому престолу, а монахи были уже неподсудны епископам и непосредственно подчинялись главе своего ордена и папе. Это стало поражением для королевской власти и епископата: основа каролингского здания, то есть союз королей и епископов, пошатнулась.[365]
Таким образом, говоря словами Ж. Дюби, с конца X века возникла «идеологическая сделка князей и аббатов».[366] Монахи стали славить основателей княжеских родов, отчасти наделяя их тем самым сакральностью, положенной до сих пор только королю. В то же время монахи, близкие к миру, из которого они вышли, но которого сторонились, принялись воспитывать мирян, утверждая, что путь к спасению состоит в презрении к миру и отказе от «фальшивых мирских ценностей». Отказе для всех, а не только для клириков или монахов.[367] С тех пор различие между clerici и laici, совсем недавно столь резкое, немного стерлось.
Строгость прежней двухсословной схемы, еще зачастую упоминаемой, размывалось. Упор теперь делался более на различие функций, чем на абсолютную раздельность состояний. Это отмечается к 936 г. у Ратерия Веронского.
Ратерий Веронский (или Льежский)Самая очевидная забота этого епископа — обратить людей в их реальном положении к их христианским обязанностям. Действительно, человека характеризует его положение.[368] Все — дети Божьи, но не все выполняют одну и ту же функцию. Одни — clerici, другие — monachi, третьи, наконец, — milites regni.[369] Ратерий дает нам некий набросок итальянского общества того времени, увиденного глазами епископа, родившегося на Севере, через призму его озабоченности набегами норманнов, сарацин и даже венгров. Он видит, как возводится все больше крепостей, которые помимо своей оборонной функции послужат базой (или предлогом) для создания той новой системы военного господства местных властителей, которую в другом месте называли «шателенией» (chatellenie). Вот почему он напоминает об устройстве общества: на вершине — король. Потом клирики (включая монахов), потом миряне, среди которых тоже устанавливается иерархия, где milites имеют высший ранг по отношению к Plebs y: ремесленникам, купцам, наемным рабочим и т. д.[370]
В другом месте Ратерий делит общество на три более обширных ячейки, где опятьтаки есть место и для milites. Первая ячейка занята клириками и монахами — теперь уже последние выделяются отдельно, что свидетельствует об их новом значении в обществе. Вторая включает laboratores, и это, как показывает автор дальше, не только крестьяне, как в классификации Альфреда Великого или Аймона Осерского, а позже, к концу того же X в., — у Эльфрика в Англии или у Аббона Флерийского во Франции. В Северной Италии, которую знает Ратерий, есть и горожане, входящие в состав плебса. Ратерию известно и то, что люди этой категории различаются по состоянию, поэтому они делятся на liberi и servi.
От laboratores отличаются milites regni, подчиненные королю, в которых можно узнать конных воинов, вассалов, знать — тех, кому доверена защита страны и от которых зависит безопасность и общее процветание как общества, так и церкви,[371] тех, кто охраняет замки и кого Ратерий Веронский знает по контактам с феодальным миром[372]
Другие milites, не подчиненные королю и знакомые Ратерию еще лучше, поскольку он сам пользуется их услугами, занимают промежуточное место между людьми скромных, даже презренных профессий и теми, кто, как мелкий сельский судья, принадлежит к низшему слою правящих. Это видно по напоминанию Ратерия знати о ее простонародном происхождении с целью призвать ее к скромности: отцом dux'а может быть tribunus или solidario, предок которого — miles, сын прорицателя, художника, птицелова или рыбника.[373] То есть milites находятся на границе того слоя, который он сам называет nobiles, причем не совсем понятно, по какую сторону этой границы их помещать.[374]
Функция, которой он их наделяет, и присущая им идеология тоже не уточняют этого. Это идеология службы, во многих пунктах еще сравнимая с той, какую мы отметили в предыдущем веке. Так, начинает Ратерий с утверждения: miles, согласно заповедям Иоанна Крестителя, должен воздерживаться от вымогательств и довольствоваться жалованием. Далее он развивает эту мысль: miles не должен совершать святотатств. Что это значит? Не нарушать библейских заповедей: не грабить, не обижать вдову и сироту.[375] Здесь в негативной форме выражена часть королевской этики; как отмечает Ж. Батани, «miles не должен наносить ущерб вдове и сироте, но не сказано, что он должен их защищать».[376] Ему не предлагается никакой позитивной этики: ни защиты христианства, ни защиты слабых. Его функция — служить: князю, королю, епископу. Всё, чего от него ждут, — чтобы он подчинялся и чтобы не извлекал выгоды из носимого им оружия, даже если, превратно поняв слова Писания о наживании друзей неправедно нажитыми богатствами, miles вообразит, что часть награбленной добычи мог бы раздать как милостыню. Такое пожертвование не будет принято Богом.
Впрочем, эти предписания для miles'а имеют чисто профессиональный характер. Ратерий предостерегает miles'а от соблазна, характерного для воинского ремесла, — вымогательств путем насилия над слабыми. Точно так же купца он призывает не поддаваться алчности, ремесленника — посвящать свою работу Богу в виде подношений: они как плод труда, а не грабежей могут быть угодны Богу, и т. д. Попутно отметим, что власть имущие в этой группе не фигурируют. Конечно, начинает Ратерий свою книгу с milites, но следующих три главы посвящены очень скромным «профессиям»: ремесленника, медика, купца…
Что касается короля, то Ратерий и ему как идеал предписывает повиновение — повиновение епископу, которому король должен позволять руководить собой. Ему надлежит также быть щедрым по отношению ко всем.[377]
Таким образом, для Ратерия Веронского, отмечающего в Италии наличие городских структур, исчезнувших в северных регионах, откуда он родом, — каждому уровню, каждой функции соответствует собственная этика. Самой главной остается функция епископов, состоящая в руководстве королями. Что до milites, то их дело — служить, принадлежа к самому низкому уровню из тех, кто располагает какойто вооруженной властью. Это исполнители воли светских властей. Но при исполнении этой воли некоторым из них удалось подняться на новый социальный уровень, и их удачливые потомки оказались среди nobiles. Однако никакой особой этики, тем не менее, им не предлагается, кроме честной службы без грабежа и вымогательств. Это дисциплина солдата всех времен.
Одон Клюнийский: повышение идеологической роли князей и ее границыВ отношении же местных князей, напротив, в плане идеологии можно отметить некоторые следы социального подъема. Ведь X век был настоящим веком князей, особенно во Франции. Это отмечается почти везде:[378] принцам, герцогам, графам или маркизам удается избавиться от королевской опеки, которая как во Франции, так и в Германии ослабла. В Германии с 900 г. внутренние смуты и вторжения венгров и норманнов сопутствуют упадку центральной власти и ведут к образованию национальных герцогств, которые сохранятся даже после того, как Оттон I станет императором. Во Франции графы выходят из-под королевской власти, основывают собственные «династии», становятся соперниками короля, присваивая его политические прерогативы и атрибуты. Это движение, начавшееся в IX в., в течение X в. ширится, чтобы достичь полного расцвета к концу этого века или началу следующего. Так, около 950 г. в столь близкой к королевским доменам области, как графство Шартр-Блуа, граф Тибо, прозванный «Плутом», становится грозным местным князем.[379] Первые Капетинги, как известно, не могут распространить свою власть за пределы собственного домена, и сфера их влияния сужается.[380] Как во Франции, так и в Италии формируются территориальные княжества.[381] Одна Англия, где Альфред Великий, а потом в 937 г. Ательстан разбили датчан, сохраняет сильную центральную власть до конца правления Эдгара, и датчанам удается утвердиться здесь лишь при Этельреде, в начале XI века.
