Сергей Петров - На берегах реки Ждановки
«Тебе бы в Ждановку…»
Истории вокруг торговых бань Петербургской стороны«Запарился до смерти…» – такой заголовок иногда встречался в подвалах петербургских газет XIX века. А в материалах Городской управы говорилось, что главной причиной скоропостижной смерти в городе являлась апоплексия (инсульт по-нашему) вследствие неумеренного пьянства. Причем, «неумеренное пьянство» зачастую случалось именно после бани. Вокруг бань ходило множество и других историй криминального или трагического характера, но не потому, что люди в то время как-то особенно много пьянствовали – статистика как раз утверждает обратное, а по причине популярности бань в народе.
Да, баня в жизни петербуржца XVIII–XIX веков играла гораздо более существенную роль, чем в жизни современного горожанина. Лишь незначительная часть домов была оборудована ваннами, горячая вода и вовсе являлась роскошью, а если учесть, что десятки тысяч крестьян, пришедших в столицу на заработки, селились артелями в чуланах и подвалах, то единственным доступным способом соблюдения хоть какой-то гигиены являлось посещение бани. Нельзя не учитывать и влияния русской банной традиции, идущей из глубины веков. Все это объясняет, почему торговых, то есть общественных бань, где торговали банными услугами, в Петербурге XIX века имелось в несколько раз больше, чем ныне. Посещали их не только экстравагантные любители пара, коим недостаточно ванны или душа, как ныне, а буквально все слои населения. Для богатых существовали номера и кабинеты от 75 коп. до 5 руб. за сеанс, для обывателей победнее – общие бани от 5 до 40 коп. Цена в общих банях зависела от наличия или отсутствия бассейна, душа Шарко и прочих услуг.
Почему исключались среда, пятница и воскресенье? Дело в том, что эти дни у православных всегда были постными днями, посещение же бани считалось скоромной процедурой и не одобрялось обществом, а в воскресный день большинство горожан посещало церкви. Не работали бани и в некоторые недели Великого поста. К концу XIX века, по мере секуляризации общества, эти традиции размываются, однако общие бани по-прежнему не работают в среду, пятницу и воскресенье, зато кабинеты и дорогие «восточные бани с душем Шарко» в Центральных банях Егорова, что располагались в Казачьем пер., 11, уже открыты.
Конечно, основная масса народа посещала самые дешевые пятикопеечные бани, игнорируя и бассейн, и душ Шарко, предпочитая оставить сэкономленные 20 коп. в ближайшем трактире, однако для марки и репутации в крупных банях, например, в тех же банях Егорова, обязательно имелся ресторан, кегельбан и даже водолечебница. В банях поскромнее ничего подобного не было, зато поблизости смышленый купец непременно открывал трактир или портерную, мимо которых утомленному паром обывателю пройти было совершенно невозможно.
Петербургская сторона в этом смысле мало отличалась от остальной части города, однако вокруг двух торговых бань на берегах Ждановки произошло несколько шумных историй, достойных упоминания. Первая история под названием «Дело об утоплении крестьянки Лукерьи Емельяновой в речке Ждановке» произошла возле бань купца Соловьева на Малом проспекте Петербургской стороны. Блестящая обвинительная речь прокурора окружного суда Анатолия Кони на суде 1872 года вошла в учебники юриспруденции и считается эталоном ораторского искусства, однако мы в связи с делом об утоплении можем почерпнуть немало интересных фактов о жизни Петербургской стороны и обычаях того времени. Но прежде всего зададимся вопросом: где именно на Малом проспекте располагались бани Соловьева?
Интерьер бань. Фото начала ХХ века
В многочисленной литературе, посвященной этому делу, ничего о местонахождении бань не говорится, отмечается лишь, что Лукерью нашли в Ждановке, невдалеке от бань Соловьева. Стало быть, располагались они в начале Малого проспекта и, очевидно, были снесены в ХХ веке, так как ничего похожего на здания бань в начале Малого ныне нет.
А.Ф. Кони
Ответ находим в ЦГИА, где имеется подробная информация и о местонахождении бань, и их владельцах. Располагались торговые бани по адресу: Малый пр., 4–6, где сейчас проходная ОАО «Навигатор», и имели форму замкнутого каре – десять сажень по Малому и двадцать в глубину участка. На Малый проспект выходило двухэтажное здание, а в глубине участка стояли как двухэтажные, так и одноэтажные постройки, причем при смене владельцев они постоянно перестраивались и модернизировались.
Купец 2-й гильдии Сергей Васильевич Соловьев, владевший банями в 1870-х годах и вошедший, пусть и косвенно, в историю об утоплении, отнюдь не был их строителем. Возвел их в 1820-х годах другой купец – Шкутников. Это были первые крупные бани на Петербургской стороне: просторные помещения, «нумера», раздельная парная для мужчин и женщин. Вода бралась из Ждановки и отводилась в Ждановку. Если учесть, что невская вода – в то время еще относительно чистая – считалась предпочтительней для мытья, чем вода из проток, которые служили источником воды для бань в центре города, преимущество бань на Малом было очевидным.
Однако почему столь крупные каменные бани возвели именно на Малом? Ведь каменных построек даже на соседнем Большом проспекте в это время почти не было. Как уже говорилось ранее, в начале XIX века Тучков мост, связывающий Петербургскую сторону с Васильевским островом, выходил в створ Малого проспекта. И была эта часть Петербургской стороны оживленнее, чем соседний Большой проспект. Попариться сюда шли и с Петровского острова, и с Мокруш, и с Колтовских, а кто-то переходил длинный и шаткий Тучков мост с Васильевского острова.
Владельцы, судя по всему, неплохо зарабатывали на банном бизнесе, однако менялись часто. За девяносто лет существования торговых бань они раз десять переходили из рук в руки. Иногда владельцы участка, избегая хлопот, предпочитали сдавать помещения бань в аренду. И деньги в карман шли, и забот меньше. А заботы при банях известные: частые ремонты, ленивый персонал, необходимость исполнять требования Городской управы по соблюдению санитарных правил…
Наиболее значительные перестройки и ремонт в банях происходили в 1850-х и 1860-х годах, когда участком владела купеческая жена Анна Якимова. В это время пристроили склады для дров, расширили сами бани, наконец, уложили в землю трубы подвода и отвода воды. После Якимовой некоторое время участком владел Павел Пожарский, а уже потом Сергей Соловьев.
Но вернемся к истории об утоплении крестьянки Лукерьи Емельяновой. Если бы не речь А. Кони на суде, едва бы этот любовный треугольник, в результате которого банщик утопил свою жену, стал достоянием широкой публики. Скорее всего, ограничилось бы маленькой заметкой в криминальных хрониках и все! Благодаря Кони подноготная и психология преступления вошла в учебники. Это было первое известное дело блестящего юриста и писателя Анатолия Федоровича Кони. Резонансное дело террористки Веры Засулич, как и дело о крушении императорского поезда будут потом, за ними последует быстрое продвижение по службе, однако первая известность к Кони пришла все же после дела об утоплении.
Суть истории чрезвычайно банальна. Крестьянин Емельянов перебирается в Петербург в возрасте 16 лет и устраивается на работу в бани на Малом пр., 4. Живет тут же при банях. Кем, собственно, был банщик в номерных банях, видно из материалов дела: и сводником, и вышибалой, и лакеем. Как отмечает в своей речи А. Кони, средства к жизни Егором Емельяновым «добываются не тяжелым и честным трудом, а тем, что он угождает посетителям, которые, довольные проведенным временем с приведенной женщиной, дают ему деньги на водку. Вот какова его должность с точки зрения труда!»
Насчет «приведенных женщин» вовсе не предположение или оборот речи; показания на суде давали девушки из дома терпимости, посещавшие бани.
Так ли в дальнейшем происходила деградация личности Егора Емельянова, как это отмечалось в похожей на роман речи Кони, трудно сказать, ясно лишь, что Егор «хлебнул Петербурга». Да к тому же оказался страстной натурой. Женившись на молодой крестьянке Лукерье, он оставляет свою прежнюю любовницу Аграфену, но забыть не может. Уже через несколько дней после свадьбы он пытается возобновить связь, но гордая Аграфена требует оставить жену, и Егор мечется в поисках выхода. Отношения с Лукерьей портятся до такой степени, что он однажды бросает ей: «Тебе бы в Ждановку». Видимо, в это время созревает план убийства. А тут и случай подвернулся. За драку со студентом ему назначают арест на семь суток, и, отправляясь 14 ноября 1872 года на Съезжинскую улицу в управление полиции для отбывания срока, он сталкивает провожавшую его жену в Ждановку. Расчет прост: дескать, я сидел в тюрьме, и знать не знаю где жена, да и труп унесет течением. Но труп всплыл на том же самом месте, где произошло убийство.
