Лоренс Гарднер - Чаша Грааля и потомки Иисуса Христа
Сад, в котором был распят Иисус, находился в ведении Иосифа Аримафейского (его брата Иакова), и представлял собой заповедное место, символизировавшее Эдем. В этом отношении Иаков считался «Адамом», то есть хозяином Эдемского сада. Все это объясняет, почему Мария Магдалина, впервые увидев Иисуса после «воскрешения», приняла его за «садовника», — женщина полагала, что видит Иакова. Причина, по которой Иисус не позволил Марии дотронуться до себя, заключалась в ее беременности. В соответствии с законами династического брака ей в этот период запрещались всякие физические контакты с супругом.
Совершенно очевидно, что Мария и большинство апостолов не были участниками хитрых уловок и мистификаций, имевших место в пятницу и субботу. В собственных же интересах Симона было сохранить все дело в тайне. Вырвавшись из погребальной пещеры живым и с целыми ногами, он мог бы лишний раз подтвердить свою и без того высокую репутацию. Иисусу также было на руку, чтобы его повторное появление произвело ошеломляющий эффект. В данном случае их совместные с Зилотом усилия плюс поддержка Фаддея, Киринеянина и брата Иакова позволили спасти едва не рухнувшее дело, дав возможность апостолам продолжить работу. Если бы Иисус и вправду умер, его ученики разбежались бы в страхе и смятении, а все им задуманное погибло бы вместе с ним [48]. Так миссия получила новый жизненный импульс, результатом которого стало рождение христианства.
ВОСКРЕСШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ«Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес;
А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша.
Ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес».
Вот так Воскресение, как один из обязательных пунктов веры, представил св. Павел в своем Первом послании к Коринфянам (15:13—16). Необходимо сказать, что в нем не содержится каких-то убедительных доводов в пользу того, что, бесспорно, является основополагающим для христианского вероучения. В силу своей внутренней сути оно само себя фактически обрекает на провал. Если бы Павел выражался фигурально, его современники, возможно, с большей готовностью восприняли бы его утверждения. Но он поступил иначе, говоря об этом в буквальном смысле и ссылаясь на представление о возвращении к жизни покойников в соответствии с пророчеством Исаии (26:19): «Оживут мертвецы Твои, и восстанут мертвые тела!»
Мысль о бессмертии души (в отличие от воскрешения тела) возникла задолго до появления Иисуса. В Древней Греции выразителем этой идеи являлся основатель афинской школы философов Сократ (469—399 годы до Р.Х.). Мыслитель античного времен Платон утверждал, что основой бытия является дух, а не материя. Еще раньше философ и математик Пифагор (570—500 годы до Р.Х.) изложил свое учение о реинкарнации — переходе души после смерти из одной телесной оболочки в другую, где она начинает новую жизнь. Действительно, вера в перевоплощение легла в основу множества религий и верований (включая буддизм и индуизм).
Но слова Павла не относились к переселению душ. Он излагал то положение, которого из всех мировых религий придерживается одно лишь христианство. Апостол утверждал, что мертвецы возвратятся к жизни во плоти. В «Апостольском символе веры» говорится о том, что Иисус «распят был, умер и погребен… на третий день воскрес из мертвых». Ученые долго оспаривают столь буквальное толкование этого заявления, а в последнее время его стали ставить под вопрос и множество священнослужителей. Однако старые доктрины изживаются с трудом, и к тому же многие полагают, что отказ от данной концепции был бы равнозначен отказу от морали, составляющей суть самого христианства.
И все же, если у христианства имеется достойный моральный фундамент, — а он, разумеется, у него есть, — то должен он покоиться на нравственном кодексе и учении самого Иисуса. Нравственный кодекс и связанное с ним вероучение — это как раз то, о чем повествует само Евангелие, — и составляют сущность благой вести.
Многократно подчеркивалось, что по прошествии двух тысяч лет почти три четверти жителей планеты не поддерживают идею телесного воскрешения. У многих в наше время эта мысль скорее вызывает тревогу, нежели воодушевление. В результате распространение христианского послания всемерно сдерживается. Едва ли найдется хоть одно такое религиозное учение, которое стало бы оспаривать вдохновляющие социальные мотивы мессианского идеала Иисуса, — идеала гармонии, единства и служения в братском обществе. И, тем не менее, наряду с бесконечными раздорами по поводу токования Библии и церковных обрядов преобладают принуждение и догма. До тех пор пока продолжаются подобные споры, не может быть истинной гармонии, а разделенная церковь способна лишь с трудом обслуживать саму себя.
Одна из главных проблем, связанных с плотским воскрешением Иисуса после биологической смерти, состоит в том, что его логическая предпосылка, если угодно, практически не обосновывается в благовествованиях. Ранее было отмечено, что сфабрикованные стихи с 9-го по 16-й главы Евангелия от Марка были приписаны значительно позже того, как книга увидела свет. А если повествование Марка было первым из синоптических Евангелий и являлось первоисточником для написания остальных, то возникает законное сомнение в отношении подлинности заключительных отрывков Матфея и Луки.
Однако если пренебречь всем этим и принимать все четыре Евангелия такими, какие они есть, то перед нами предстанет весьма туманная картина, в которой многие детали не только не связаны между собой, но и противоречат друг другу. Сперва Мария Магдалина принимает Иисуса за кого-то другого. Затем Петр и Фома-Близнец разговаривают с ним в течение нескольких часов как с абсолютно незнакомым человеком. И только когда Иисус сел пообедать со своими учениками, апостолы наконец-то узнали его.
Из всего сказанного вытекает, что Воскресение, каким мы его привыкли воспринимать в наши дни, было в то время совершенно неизвестно. Не считая тех, кто был непосредственно связан с инсценировкой на Голгофе, все остальные апостолы находились в полном неведении относительно того, что произошло на самом деле. Они искренне верили в то, что их учитель мертв, и были совершенно сбиты с толку при его появлении. Они были не высокопреосвященными особами вроде Симона, Левия и Фаддея, а куда менее искушенными в житейских делах апостолами наподобие Петра и Андрея. Тем не менее, они прекрасно понимали, что собственное пророчество Иисуса о том, что он «свой храм» воздвигнет «в три дня» (Иоанн 2:19), не имеет ничего общего с более поздним толкованием, в котором полностью выхолощен смысл символической смерти.
Как уже отмечалось ранее в связи с историей «Лазаря», духовная смерть человека по распоряжению свыше наступала после отлучения его из общества и лишения гражданских прав. В этом случае он признавался «мертвым». Вся процедура до полного ее завершения занимала четыре дня, и в течение этого периода изгой считался «больным к смерти». Что касается Иисуса, то в этом отношении он был официально осужден старейшинами синедриона, первосвященником Каиафой и новым «отцом» Ионафаном Анной. Его отлучение являлось абсолютным, и с наступлением пятницы он официально признавался «больным». Единственная возможность на четвертый день избежать «смерти» заключалась в заблаговременной отмене наказания («воскрешении») «отцом» или первосвященником. Вот почему Иисус считал столь важным для себя «воскреснуть» именно на третий день. В любых других условиях трехдневный срок вообще бы не имел никакого смысла. Но если официальная церковь была настроена в отношении его столь непреклонно, то кто же мог совершить такое «воскрешение»?
Единственным человеком, который взял бы на себя смелость свершить этот ритуал, был низложенный «отец» — преданный Симон Зилот. Несмотря на происки недоброжелателей в Иерусалиме, его положение как законного «отца» все еще признавалось многими. Но Симон был распят вместе с Иисусом, по крайней мере, так думала большая часть апостолов. Но, как известно, он в добром здравии объявился вместе с Иисусом, которого в субботу «воздвиг из мертвых». В предыдущем случае подобного рода услугу Симону оказал сам Иисус, когда извлек его на свет из могилы.
Для тех, кто не участвовал в заговоре, воскресение Иисуса и в самом деле было настоящим чудом. И как говорится в благовествовании: «Когда же воскрес Он из мертвых, то ученики Его …поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус» (Иоанн 2:22).
Именно апостол Павел (иудей по происхождению, склонившийся впоследствии к эллинизму) провозгласил догмат о воскрешении во плоти, но даже его энтузиазм был недолговечен. За столь эмоциональное выражение мыслей по данному вопросу и подкрепление своей горячности безосновательными доводами («Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес…» и т.п.) Иаков, брат Иисуса, чьи назареи никогда не проповедовали воскресения, считал Павла фанатичным еретиком. По прошествии времени интерес к воскресению как основополагающему фактору заметно снизился. Это со всей очевидностью явствует из более поздних посланий Павла и других книг Нового завета, где оно практически не фигурирует.
