Дуглас Рид - Хотел ли Гитлер войны: к истокам спора о Сионе
Пока Шлейхер пытался пресечь интриги Папена, Гитлер сделал вид, что он учел сообщение Штрассера и почти готов принять сделанное ему предложение. Он, правда, выдвинул определенные условия — долги партии должны быть погашены, рейхстаг нельзя распускать без его санкции, три других лидера национал-социалистов (Фрик, Штор и Хирль) должны войти в состав кабинета вместе с Грегором Штрассером. Только на этих условиях он был готов согласиться с коалицией Штрассера — Шлейхера — Лейпарта, коалицией национал-социалистов, рейхсвера и социалистов-рабочих. Для подписания письменного соглашения между Гитлером, Штрассером и действующим канцлером Шлейхером было готово все. 7 декабря 1932 года находившийся в Берлине Грегор Штрассер переговорил по телефону с бывшим в тот момент в Мюнхене Гитлером. Последний согласился приехать на следующий день в Берлин, чтобы завершить переговоры.
Утром 9 декабря Грегор Штрассер стоял на перроне Ангальтского вокзала и ожидал Гитлера. Прибыл ночной экспресс из Мюнхена. Купе, в котором должен был ехать Гитлер, было пусто. Кондуктор объяснил почему: «Господин Гитлер, — сказал он, — сошел в Веймаре».
Причина, по которой он вышел в Веймаре, стала также причиной, по которой коалиция так никогда и не сложилась, по которой Германия вступила в новый период, период войны и вооружения, причиной, по которой чуть позже был убит и Грегор Штрассер. Причина эта, или, точнее, причины — ибо их звали Геринг и Геббельс — стала известна только потом. Но рассказать о ней словами Отто Штрассера мы должны прямо сейчас.
В Веймаре поезд, в котором ехал Гитлер, «перехватили» капитан Герман Геринг и гауляйтер доктор Геббельс. Они понимали, что создание этой коалиции неизбежно положит конец их собственным амбициям. В широкой коалиции, в которой на левом фланге окажутся профсоюзы Лейпарта, в центре представители рейхсвера, а справа — национал-социалисты во главе с Грегором Штрассером, для министра пропаганды и для террориста мест точно не будет.
Поэтому они приехали на машине в Веймар, разбудили Гитлера и вытащили его из спального вагона. Все дело в том, сказали они ему, что это на самом деле заговор, за которым стоят Грегор Штрассер и Шлейхер. И вовсе не правда, что Гинденбург поклялся не допускать Гитлера до поста канцлера. Просто у Штрассера есть одна цель — он сам хочет стать канцлером, при этом он будет держать Гитлера на коротком поводке, а если будет надо — то и вообще уничтожит всю партию.
Обогащенный таким «знанием», Гитлер приехал в Берлин позднее и бросил Штрассеру в лицо обвинения Геринга и Геббельса, обозвав его предателем. Штрассер спросил, неужели Гитлер и вправду думает, что он способен на такую низость. Да, ответил Гитлер. Не говоря ни слова, Грегор Штрассер покинул место встречи, написав затем заявление о своем уходе со всех должностей, которые он занимал в партии, и о своем желании продолжать пребывать в партии в качестве «неофициального члена». После этого вместе с семьей он уехал в Баварию. С этого момента в его душе произошел сильный надлом, и он уже никогда более не возвращался в политику.
Тем временем Папен, желая свергнуть своего заклятого противника Шлейхера, лоббировал свои интересы в Берлине. Он предложил свой проект кабинета, в котором он занимал пост канцлера, Гитлер — вице-канцлера, Геринг был заместителем Папена в качестве премьера Пруссии, а представитель большого бизнеса Гугенберг — министром экономики. Примерно в это же время прозвучало еще одно слово чести (оно в то время стоило не дорого) — слово чести Гитлера, данное в том, что на протяжении четырех лет он ни на йоту не изменит состав кабинета. В ночь своего триумфа, 30 января, Гитлер еще раз подтвердил свое клятвенное обещание с балкона рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе.
Уход Грегора Штрассера положил конец надеждам генерала Шлейхера сохранить власть и спасти Германию, хотя сам он этого еще не осознавал. Он продолжал свое дело и не оставлял попыток сформировать коалицию, хотя ее главный столп уже ушел. Он слишком сильно поверил в боевой дух и антинацистские настроения пятимиллионного профсоюза Лейпарта. 15 декабря 1932 года, выступая по радио с обращением к народу Германии, он назвал себя «общественным генералом», усилив тем самым позиции Папена на переговорах с крупными промышленниками запада страны и землевладельцами восточных районов.
Тем не менее, в этот день казалось, что Гитлер, до триумфа которого оставалось уже шесть недель, не имеет даже отдаленного шанса на то, чтобы прийти к власти. В тот самый день Геббельс записал в своем дневнике: «Нам уже давно пора взять власть; однако настоящее не предлагает нам для этого ни малейшей возможности». Гитлер говорил, что покончит жизнь самоубийством — как он уже клятвенно обещал однажды, 9 ноября 1923 года, в день провалившегося путча в Мюнхене.
Именно при таких обстоятельствах в Кельне состоялась встреча Гитлера с Папеном. Банкир Шредер пополнил опустевшую кассу нацистов, и в дневнике Геббельса снова появились пронизанные оптимизмом записи. И тут Шлейхер совершает смертельный просчет, который, в конечном итоге, стоил ему жизни.
Вообще-то Шлейхер мог в данной ситуации спасти Германию и Европу, если бы нанес один решительный удар. Но тот удар, который он сделал, не был достаточно резким. Он напал на одну из самых могущественных и мстительных группировок Германии, не обеспечив себе тылы.
Суть заключалась в следующем. Он сделал доступными для прессы материалы, собранные парламентской комиссией по расследованию незаконного использования известного Osthilfe, то есть фонда «Восточная помощь». Для того чтобы читатель мог яснее представлять себе это дело, нужно отметить, что, например, в Британии «помощь фермерам» обычно означает финансовые субсидии за счет налогоплательщика крупным землевладельцам, которые сдают землю в аренду фермерам. Вот и в Германии огромные суммы, которые в бюджете значились как «помощь пострадавшему сельскому хозяйству восточных районов Германии» (Osthilfe), по большей части попали в руки крупных землевладельцев, которые и так уже были по уши в долгах перед государством и хозяйства которых велись не самым лучшим образом.
Все эти факты всплыли в ходе парламентского расследования, но держались под спудом до тех пор, пока их не обнародовал лично генерал Шлейхер. Среди прочего лица, производившие расследование, заявили, что некоторые из крупных, но уже обанкротившихся землевладельцев «спустили на проституток, пропили и проиграли» те деньги, которые они получили от государства. (Падение канцлера Брюнинга было непосредственно вызвано его попыткой «прикрыть» этих несостоятельных землевладельцев и использовать землю в небольших хозяйствах. Отец и сын Гинденбурги принадлежали именно к такой категории помещиков — у них были большие земельные участки, а потому президент Гинденбург сместил Брюнинга, обвинив его в попытке ввести в Германии большевизм).
И вот теперь Шлейхер вернулся к тому же взрывоопасному вопросу. Он намеревался разгромить изготовившиеся к бою отряды реакционеров, опубликовав в прессе материалы и полагая, что тем самым их интриги против него будут разоблачены и порушены, а дальнейшее сопротивление планам по созданию коалиции будет нейтрализовано. Но он недооценил их. Он разбудил в них смертельную неприязнь, которая вознесла Гитлера к власти всего за две недели. Только самый главный оратор от помещиков, престарелый Ольденбург-Янушау, получил от фонда более 30 000 фунтов стерлингов для облегчения своего положения, и подобная атака на его наследственные привилегии и прерогативы неизбежно вызывала в нем самую непосредственную злость.
Этот козырь, который держал в руках Шлейхер, был по-настоящему сильным при одном условии — правильной игре. Это был фактически козырной туз — при правильной игре. Но если бы он сделал верный ход, то тогда бы ему, во-первых, нужно было до всякого рода публичных разоблачающих заявлений получить у президента Гинденбурга полномочия по роспуску рейхстага, а после этого нужно было бы арестовать главных зачинщиков — Папена, Гитлера, Оскара фон Гинденбурга, главных юнкеров, Геринга и еще несколько человек, и, кроме того, сплотить вокруг себя многочисленных сторонников Грегора Штрассера из числа национал-социалистов и членов профсоюза Лейпарта, открыто объяснив им, зачем он все это делает.
Поступи он так — и Германия вкупе с Европой были бы спасены, ибо эти алчные помещики, так уж исторически сложилось, всегда были причиной европейских войн. Но вместо того, чтобы отдать соответствующие приказания Лейпарту, Шлейхер пустился с ним в длительные разговоры и дебаты — а ведь немецкие социалисты, как и все немцы (за исключением малочисленной группы военных), не делали ничего без команды свыше. Реакция Лейпарта на все эти планы отразилась в следующем вопросе: «А что на это все скажет господин Бумке?» Достопочтенный герр Бумке был в то время президентом Конституционного суда Веймарской республики, судебной инстанции, которой нужно было в обязательном порядке предоставлять все вопросы, связанные с конституционной процедурой, для рассмотрения и вынесения какого-либо решения. Страшный образ разгневанного и карающего Бумке стал тем молотом, который разбил вдребезги последнюю надежду на правильную и просто вменяемую политику на территории Германии.
