Вадим Россман - В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы
Кроме того, считают критики, риторика федерального округа позволит властям ссылкой на мировой опыт и ситуацию в США законсервировать существующую практику – избавиться от выборного мэра и использовать нужного назначенца в новой административной столице.
Критики также справедливо считают, что сама идея концентрации вокруг Москвы трех городов-спутников, в которых будут состредоточены административные, научные и финансовые полномочия, только усугубит доминантность российской столицы в масштабах страны. Все эти три новых центра во многом заменяют решение реальных проблем национального строительства, децентрализации и нормального развития науки и финансов на мегапроекты и имитации. Вместо развития науки и регулярного и достойного ее финансирования номинируется флагман российской науки (Сколково), в который стягиваются все ресурсы. Вместо повышения надежности, правовой защищенности и авторитета российских банков и финансовой сферы в целом создается физическая инфраструктура для такого центра в максимальной приближенности к самой власти. Вместо децентрализации власти продолжается стягивание ресурсов страны в московский регион, который драматически расширяется, становясь магнитом для новых мигрантов из быстро депопулирующейся страны. Все эти действия подменяют реальные процессы и действия в этих областях государственными мегапроектами, имеющими в виду прежде всего частные интересы. Тесная привязка к Москве делает все эти проекты проблематичными как в плане развития территорий, так и в плане развития самих сфер, которые этот проект призван поднять.
Важно отметить, что сторонники идеи столицы-спутника видят проблему нового политического центра не в русле национальных реформ и реогранизации территориальной системы России и создания новых типов отношений между пространством и властью, а только в узком ключе решения проблем самой Москвы, организации ее внутреннего пространства или его расширения. Можно также отметить, что перенос столицы в администартивный город вряд ли сможет решить какую-то из проблем национального строительства, которые обсуждались другими авторами и которые мы обсудим более подробно в следующих главах – диспропорции в развитии регионов, кризис национальных символов и др.
Тем не менее несмотря на все вышесказанное, в проекте развития ближнего Подмосковья, который называется проектом столицы-спутника, есть не только здравое зерно, но даже и свой категорический императив, связанный с немедленной необходимостью нормализации процессов агломерации и субурбанизации, а также уничтожения искусственных административных барьеров. Планета Москва – вне всякой зависимости от того, куда в дальнейшем переедет столица и переедет ли она вообще – нуждается в устранении бросающихся в глаза аномалий развития агломерации. Она нуждается в организованных орбитах для своих многочисленных спутников и прочих попутчиков, полицентризма, развития конурбации, возникновении новых центров силы и точек роста внутри московского региона для преодоления моноцентрической и чрезвычайно болезненной ситуации с концентрацией бизнесов, власти и культурных памятников в одной и той же части города. Москва остро нуждается во внутренней децентрализации. Помимо административной воли, для решения этой проблемы потребуются новые транспортные, урбанистические и архитектурные решения, решения творческие и неординарные. Жаль, что для решения этих проблем понадобилась риторика столичного округа и что проблемы агломерации оказались заложниками нужд власти и приближенных к ней коммерческих структур.
Консервативные противники переноса: апология Москвы
Консервативные противники переноса обычно апеллируют к идее избранности Москвы и потому любые разговоры о возможности ее переезда в другой город кажутся многим из них кощунственными. Например, Наталья Самовер, координатор общественного движения Архнадзор, и некоторые православные фундаменталисты усматривают опасность в любой смене столицы, которую они заочно видят «ударом по национальной идентичности».
Концепция Москвы – Третьего Рима вполне серьезно воспринимается еще немалым количеством российских социальных теоретиков, которые обращаются к ней в своей критике проектов переноса столицы. В их глазах у Москвы, как у столичного города, есть как конституционная и историческая, так и трансцендентальная легитимация. В противоположность Петербургу, столице созданной человеком, на Москву ложится свет и сияние третьеримской власти. В этой связи Москва часто предстает в описаниях этих авторов как сакральный и боговдохновленный город, что делает его естественной или сакральной столицей России.
В этой интерпретации Рим берется в библейском смысле как последяя империя, вселенские задачи которой позволяют «удерживать» мир и предохранять его от конца света. Поэтому Рустам Рахматуллин, известный москвовед, называет Москву обетованным городом [Рахматуллин, 2008: 15–16]. В его классификации, которую он заимствует у старообрядцев, Петербург представляется как город профанный, а Москва, напротив, – как город святой. Он говорит о сакральных основаниях российской столичности: «Столице нужно обетование, то есть обещание, открывающее надчеловеческий Замысел, а не человеческое умышление о городе» [Там же].
Консервативный публицист Дмитрий Володихин связывает неправомерность разговора о переносе столицы из Москвы с фундаментальностью православия, лишь придатком которого является политическая власть. «Главной ценностью российской цивилизации является христианство по православному обряду… Пока православие является несущей конфессией страны, Москва как духовная и сакральная столица будет оставаться ее сердцем… администрация президента, разнообразные министерства и федеральные агентства должны рассматриваться как административный придаток православной цивилизации, а не наоборот» [Володихин, 2006].
Ему вторит Кирилл Фролов, пресс-секретарь союза православных граждан, приравнивающий москвофобию к русофобии и провозглашающий Москву «безальтернативной столицей России». Одновременно он ратует за перенесение резиденции патриарха в Патриаршии палаты Кремля [Фролов, 2006].
Священник Александр Шумский, который считает себя уполномоченным говорить от имени всех русских и всех православных, утверждает, что планы переноса столицы вынашивают враги России и православия, в том числе коррумпированные чиновники, сионисты и сторонник сибирского шаманизма Шойгу, которые мечтают о разьединении государства и Церкви и о растворении русского народа в Азии [Шумский, 2012]. Спайка государства и православной церкви – единственная сила, которая обеспечивает существование русского народа и способная создать русскую империю:
Без Москвы, сохраняющей статус столицы, Россия и русский народ просто растворятся в Евразии… без Москвы, без московских святынь, которым нет аналога, никакую империю не построишь, ни пятую, ни десятую… У меня складывается впечатление, что за идеей переноса столицы скрываются чисто коррупционные интересы. Кто-то снова хочет хорошо заработать и списать за счет всяких глобальных переносов свои старые грешки [Там же].
В идеологии этих радетелей ультраконсервативного православия большую роль играет также концепция Москвы как Нового Иерусалима. По мнению многих исследователей, в мифологии Москвы претензии на регалии Иерусалима были даже более сильно артикулированы, чем римские притязания [Rowland, 1996]. Например, историк архитектуры Михаил Кудрявцев в своем исследовании древней планировочной структуры, ландшафтов и композиции города подчеркивает иерусалимские смыслы и реминисценции в тексте древней русской столицы [Кудрявцев, 2007]. Москва, считает он, устроена «по образу и подобию Небесного Града Иерусалима», и в ней находятся соответствия всем символам библейского города. В его описании, основанном на анализе исторических источников и символики древнерусского зодчества, Красная площадь, например, предстает как Храм под открытым небом, воспроизводящим Соломонов Храм, а Лобное место – как Голгофа. В духе средневековых хроник события Нового Завета как бы заново воспроизводятся в истории Москвы и в новой русской истории [Лебедева, 2005]. Подобно тому, как новозаветные сказания предвосхищались в Ветхом Завете, Евангелия только предвосхищают события истории России и самой Москвы[37].
В консервативно-религиозном мировоззрении, таким образом, Москва обьединяет в себе новые Рим и Иерусалим, воспроизводя в своих топологических структурах оба великих города[38]. Сакральность Москвы дает ей особые права и легитимизирует ее политические притязания на статус столицы, которые не могут быть оспорены ни другими городами, ни какими-то экономическими или просто рациональными аргументами. Идеи критиков переноса часто окрашены в религиозно-мистические тона и основаны на концепции богоизбранности или богохранимости города. Не удивительно, что такие критики все дискуссии о переносе столицы склонны воспринимать крайне враждебно, в том числе и как попытку подрыва ценностей русской православной цивилизации.
