С. Шумов - Тевтонский орден. Крах крестового нашествия на Русь
Возведенный папою и императором в звание, так сказать, маркграфа христианского мира, орден должен был стать в строй лицом к Востоку, и крест, который рыцари носили на груди, обязывал их к постоянной войне с Литвой. Орден действительно вел эту войну, и рыцари, идя во главе крестоносцев и искателей приключений, жестоко грабили своих неверных соседей; но отнять у них им удалось всего только кусочек побережья, отделявший Пруссию от Литвы. Единственная большая победа над Литвою была одержана ими на тевтонской же территории. В 1369 г. рыцари и литовцы занимались по обыкновению войной на берегах Мемеля, брали друг у друга крепости, теряли их, вновь брали и закончили, наконец, кампанию разменом пленных, решенным на свидании великого маршала с литовским князем Кейстутом. На прощание литвин сказал: «На будущую зиму я думаю побывать в гостях у гроссмейстера и попросить у него гостеприимства». — «Пожалуйста, не раздумайте, — отвечал маршал, — и будьте уверены, что мы примем вас с должными почестями». Кейстут не стал терять ни минуты: он набрал ополчение у себя и у своих соседей, русских, и послал просить помощи у своего союзника Мамая, великого хана татарского. Командор пограничной крепости Рагнита следил за приготовлениями врага. Вся Пруссия была в смятении, и гроссмейстер с большим войском отправился в Кенигсберг, чтобы помешать вторжению литовцев. Но он ожидал их только к Пасхе, а между тем Кейстут и брат его Олегерд обманули орденских шпионов, и гроссмейстер был еще в Кенигсберг, когда туда ночью пришла весть, что оба князя уже проникли в Пруссию — один через Галинденскую пустыню, а другой по льду Куришгафа — и идут по ней, освещая свой путь пожарами. Гроссмейстер вышел из города и послал маршала на рекогносцировку против врага, который остановился возле Рудау. Сражение началось рано утром и оставалось нерешительным до полудня; а когда языческим войскам пришлось, наконец, отступить перед лучше вооруженной кавалерией ордена и городов, то все поле битвы было уже усеяно мертвыми рыцарями, в числе которых находился и великий маршал. В честь убитых были поставлены три памятника и построены две часовни, где должны были постоянно служиться обедни за упокой их душ. Гроссмейстер захотел, сверх того, поставить каменную колонну на том мест, где пал великий маршал; она стоит там и до сих пор.
Тевтоны были непобедимы у себя дома, как литовцы в Литве. Однако, гроссмейстеры уверяли, да и сами верили, что придет день, когда с Литвой они сделают то же, что с Пруссией. Упрек, который им делался в XIV веке во многих христианских странах, будто они намеренно затягивают литовскую войну, по-видимому, ни на чем не основан. Всякой силе есть пределы, даже силе распространения немецкой расы. И то удивительно, как этот народ, лишившись верховного руководства, которое у него было в эпоху Карла Великого и Генриха Птицелова, и двигаясь отдельными отрядами, тут под начальством маркграфов, там под предводительством ганзейских капитанов или под знаменем рыцарей, все таки сумел колонизовать целую страну между Эльбой и Мемелем. Откуда же у этих восточных колонистов мог так скоро явиться избыток населения, который позволил бы им отправлять вдаль новые толпы? При том же орден не мог отдавать все свои силы на борьбу с восточными язычниками. Он не мог оставаться равнодушным свидетелем другой борьбы, которая завязалась между немцами и славянами в первой из намеченных нами частей европейского Востока. Если славяне и потеряли навсегда Лузацию, Силезию и Бранденбург, эти исконные владение их расы, то они бились еще в Померании, а Польша по временам становилась прямо грозною силою. Служа авангардом германской колонизации, тевтоны должны были оборачиваться назад для прикрытия главной армии, и большая часть их силы пошла не против язычников, а против христианских врагов немецкой расы; с этими врагами они бились победоносно, и славнейшие их битвы — это победы над Польшей.
Припомним, что славянский герцог Святополк Померанский помогал пруссам во время их мятежей в XIII в. и подверг орден большой опасности. По смерти его преемника, Мествина, поляки заняли эту область, которую у них оспаривали соединенными силами орден и маркграфы бранденбургские. Орден действовал так успешно, что, завоевав Помереллию, стал грозить самой Польше. Казимир Великий поспешил начать переговоры и в 1343 г. в Калише отказался от спорной провинции на торжественном свидании, где король и гроссмейстер дали клятву — один на короне, другой на кресте, — что будут хранить мир свято и нерушимо. Это примирение, как и все вечные миры, длилось очень недолго. Дело в том, что в этой войне между немцами и славянами борьба за Помереллию имела значение тех решительных сражений, которые воюющая сторона дает противнику с целью отрезать его от операционного базиса и блокировать. Помереллия связывала Пруссию с Германией: за нее первую схватится снова Польша в момент своего торжества, и ее первую потребует себе Фридрих Великий при разделе Польши. Борьба эта кончилась только с гибелью одного из противников, и уже пять веков тому назад многим было ясно, что немецкая колония в Пруссии и самая могущественная из славянских наций были непримиримыми врагами, один из которых должен был уничтожить другого. Доказательством этого служит то, что тогда уже заводилась речь о разделе Польши.
Это было в конце XIV в., когда в Венгрии и Чехии царствовали два немецкие принца из люксембургского дома, Сигизмунд и Венцеслав. Один силезский герцог, дружный с этим домом, приехал к гроссмейстеру в Торн и держал ему такую речь: «Мой государь король венгерский, маркграф моравский, герцог герлицкий, герцог австрийский и я, тщательно обсудив дело, сговорились напасть на польского короля. Король чешский будет нам помогать. Мы думаем, что вы можете принять в нашем деле участие». Гроссмейстер сказал: «По правде говоря, я не знаю, что вам ответить». «Подождите, — продолжал герцог, — вы еще не знаете, в чем наш план. Мы хотим, чтобы в Польше больше не было короля. Все, что лежит по сю сторону Калиша, вместе с Мазовией, должно отойти к Пруссии; страна за Калишем достанется Венгрии, а вся земля по Варте — Бранденбургу и римскому королю Сигизмунду». Гроссмейстер не захотел взять на себя никаких обязательств; он заявил только, что он в мире с королем, но что король много раз нарушал договоры, и что если святой отец объявит крестовый поход, а римский король обнажит меч против этого клятвопреступника, то он с своей стороны тоже будет биться за правое дело, не щадя живота. План этот остался без последствий, но нет сомнения, что, проживи тевтонская корпорация подольше, он снова бы явился на сцену.
Вот почему эта старая история тевтонов дышит для нас жизнью и вовсе не так далека от современности, как это могло бы казаться. Тевтоны обладали широкими взглядами на политику, замечает по этому поводу один прусский писатель. Но лучше просто сказать, что они были действующими лицами в драме, которая продолжается и сейчас и далека еще от конца, — в борьбе славянской и германской рас. В этой драме был длинный перерыв: сто лет тому назад нельзя было даже думать, что она должна возобновиться. Восток XVIII в. был совсем непохож на Восток XIV в.: сила водворила там порядок, втиснув в строгие границы растекавшиеся во все стороны по этой равнине народцы. Пруссия, Австрия, Турция и Россия поделили их между собою. Племенная вражда затихла, и политика самовластно распоряжалась народами. Но в XIX в. они снова требуют права сами собою распоряжаться; непосредственное чувство протестует и возмущается против политики, и раса снова становится отечеством. Правда, участие России в раздел Польши и присутствие государства османлисов на европейском континенте очень усложняют отношение между народами и правительствами и до сих пор за игрой политических комбинаций не дают ясно различить работу этнографического патриотизма. Но чем больше слабеет Турция, тем яснее становится, что на этом Востоке, области будущих гроз, спор все так же идет между германцами и славянами, как и в те времена, когда рыцари скакали по льду литовских рек и озер и заряжали свои пушки ядрами, высеченными в моренах доисторических ледников.
ПАДЕНИЕ ТЕВТОНСКОГО ОРДЕНА
Причины упадка ордена.
Тевтонский орден доходит в начале XV века до зенита своего могущества; затем без всякого перехода он сразу рушится в бездну. Не враги сразили его: в самом себе носил он зародыши смерти. Дело в том, что он был Корпорацией, а почему судьбы корпораций так несхожи с судьбами народов, это превосходно объяснено Фрейтагом. Жизнь народа, его взгляды и дела; определяются множеством идей и страстей: у него бывают моменты прилива сил и слабости, здоровья и болезни; много раз может он падать и опять подниматься на ноги до того дня, когда путь его дойдет до рокового предела и окончательно скроется под пеплом его дум и деяний; но и тогда еще после него остаются индивидуумы, которые переносят его цивилизацию к другим народам, расширяя этим их национальный кругозор. Так было с евреями, так было с греками. Корпорация, напротив того, живет одной идеей, и в тот час, когда эта идея становится чуждою не знающему остановок в своем движении миру, она падает сразу и падает низко, бесславно, при всеобщем равнодушии или даже презрении и ненависти; ибо история дорожит только теми народами и лицами, которые жили человеческими страстями, и отворачивается от созданных холодным разумом организмов, которые с общим ходом развития потеряли всякое разумное основание существовать.
