Осмунд Эгге - Загадка Кирова.Убийство, развязавшее сталинский террор
Орлов был перебежчиком из НКВД. Его настоящее имя — Лейба Фельдбин, которое он позднее сменил на Льва Никольского. Действуя за границей в качестве агента НКВД, он работал под многими псевдонимами. Очевидно, Орлов не был, как он утверждал, генералом НКВД; он был майором госбезопасности, т. е. имел звание, которое в 1945 г. было приравнено к полковнику. Его настоящая биография изобилует тайнами и белыми пятнами. В 1930-х гг. он предположительно возглавлял подразделение, занимавшееся финансовыми расследованиями в Иностранном отделе ОГПУ и имел конспиративные контакты с иностранными бизнесменами. 1934-1935 гг. он провел в Лондоне, где мог играть определенную роль в вербовке знаменитой «кембриджской пятерки» шпионов: Филби, МакЛина, Берджеса, Кернкросса, Бланта и других. В 1936 г., во время гражданской войны в Испании, он был командирован туда и отвечал за транспортировку в Москву испанского золотого запаса. Он также сыграл ключевую роль в вербовке в Испании советских агентов и последующей ликвидации троцкистов. Считается также, что он руководил операцией по устранению в Испании лидера местных троцкистов Андре Нина[288].
Орлов не располагал информацией по убийству Кирова из первых рук. В то время он находился за границей и вернулся в Советский Союз только осенью 1935 г.; в августе 1936 г. он снова отправился в загранкомандировку[289]. Как и Кривицкий, он писал свою книгу, основываясь на слухах, циркулировавших в Москве. Олег Хлевнюк, наиболее авторитетный специалист по советской политике 1930-х г., выразился по этому поводу следующим образом: «В общем объяснения Орловым причин решения Сталина о ликвидации Кирова не находят хоть какого-нибудь подтверждения в архивах»[290]. Комиссия Яковлева также рассматривала историю Орлова. Она дистанцировалась от некоторых ее специфических положений; в целом делался вывод, что многие из его утверждений содержат «явные искажении, основаны на его домыслах и не соответствуют действительности»[291].
* * *Как упоминалось в гл. 3, в 1936 г. в русском эмигрантском журнале «Социалистический вестник» был опубликован документ, который позднее сыграл знаменательную роль в исторической оценке подоплеки убийства Кирова. В этом документе с названием «Письмо старого большевика» содержался ряд деталей и комментариев относительно политического развития Советского Союза в недавние годы. Автор этого документа, который якобы являлся старым большевиком и, соответственно, членом партии с дореволюционных времен, утверждал, что в годы, предшествовавшие убийству Кирова, в политическом руководстве СССР сформировались две политические линии. Сторонники первой из них были убеждены, что «можно продолжать прежнюю линию беспощадного подавления всех инакомыслящих, неуклонного завинчивания административного пресса, если надо, даже усиления террора». Сторонники второй линии считали не обходимым «примирение с советской общественностью», прекращение террора как в целом по стране, так и в партии. Одним из наиболее влиятельных и уважаемых сторонников второй линии предположительно был Киров[292]. Автор «Письма» утверждал, что представители двух политических линий якобы боролись за влияние на Сталина; высказывалось предположение о том, что противники «умеренной» политики Кирова могли нести ответственность за данное убийство; особое внимание в этой связи уделялось Кагановичу и Ежову[293].
«Письмо» не связывало Сталина с участием в убийстве. Однако в нем приводились некоторые данные, в которых говорилось, что у Сталина могли быть свои причины, чтобы избавиться от Кирова. Кроме того, в данном «Письме» была впервые сформулирована история о якобы имевшем место несогласии Кирова с требованием Сталина казнить Рютина[294]. Рассказывалось также об огромной популярности Кирова и о том, что постепенно он стал очень влиятельным деятелем[295]. Более того, автор «Письма», задавал вопрос, как Николаеву удалось, несмотря на то что руководители партии тщательно охранялись, так близко подобраться к Кирову[296]. В «Письме» также упоминаются необычно мягкие наказания начальства Ленинградского управления НКВД[297].
В 1956 г. «Письмо» было использовано в качестве источника информации в статье об убийстве Кирова, опубликованной в «Социалистическом вестнике», автором которой был Борис Николаевский, бывший меньшевик, сотрудничавший с этим эмигрантским журналом. После того как «Письмо» и эта статья 1956 г. были опубликованы в английском переводе в 1965 г., Николаевский признался, что письмо не является произведением какого-либо автора, а всего лишь текстом, который он написал на основе рассказа Николая Бухарина во время их встречи в Париже в 1936 г. В «Письме» Николаевский не утверждал, что Сталин причастен к этому преступлению; подобные обвинения появились только в его статье 1956 г.
В течение многих лет у исследователей возникали сомнения относительно ценности этого «Письма» как источника информации[298]. Оно написано безо всяких ссылок на беседу с Бухариным. Многие из упомянутых в нем событий произошли уже после того, как Бухарин покинул Париж, и Николаевский сам признавал, что в этой публикации он пользовался и другими источниками, помимо рассказа Бухарина[299]. Его заявления о том, что ему якобы рассказывал в беседах Бухарин, зачастую противоречат друг другу. Так, он пишет, что обсуждал с Бухариным положение дел в советской Коммунистической партии. Однако на той же самой странице сообщает, что Бухарин не рассказывал ему подробно о положении в Советском Союзе. Николаевский делал свои заключения исходя из «его [Бухарина] некоторых замечаний, на основании его умалчиваний или же его вопросов»[300]. В дополнение к этому, в «Письме» содержатся и очевидные ошибки, которые Бухарин, по всей видимости, допустить не мог; у исследователей возникают также и сомнения относительно того, насколько хорошо на самом деле мог быть информирован Бухарин о дискуссиях по важным вопросам в Политбюро, из состава которого его вывели еще в 1929 г.
В 1989 г. были опубликованы мемуары вдовы Бухарина Анны Лариной. В них Ларина, которая сопровождала Бухарина в его поездке в Париж в 1936 г., критикует утверждения Николаевского, содержащиеся в «Письме»[301]. Так, она настаивает, что ранее Николаевский никогда не встречался с Бухариным, и они даже не были знакомы. В Париже Бухарин встречался с Николаевским только по официальным делам, связанным с переговорами о покупке некоторых рукописей Карла Маркса. Бухарин был очень осторожен и не встречался с меньшевиками без свидетелей. Он якобы ясно говорил ей, что надо быть очень осторожным в делах с «этими типами», т. к. они способны на всякого рода провокации, которые могут причинить ему неприятности[302]. Однажды Николаевский явился неожиданно к ним в гостиницу. Бухарин был недоволен и безуспешно пытался, чтобы при их встрече присутствовали бы в качестве свидетелей его спутники. Содержание этой беседы между Николаевским и Бухариным не совпадает с тем, что было позднее представлено в «Письме». Ларина приводит также и другие аргументы против утверждений Николаевского о роли Бухарина как источника информации, содержащейся в «Письме».
Косвенно с Лариной соглашается и Рой Медведев, который считает «неопровержимым фактом», что Бухарин был очень осторожен в своих переговорах с меньшевиками. Медведев указывает также и на то обстоятельство, что Бухарин находился под наблюдением французской полиции; скорее всего, в Париже за ним следили также и агенты НКВД. Таким образом, практически невероятно, что Бухарин мог иметь какие-либо конспиративные встречи с Николаевским и другими связанными с ним людьми во время своего пребывания в Париже[303]. Ценность мемуаров Лариной как источника информации оспаривалась профессором Андре Либихом, который указывал на ошибки и несоответствия в ее пояснениях. Он также доказывает несостоятельность и утверждений Медведева[304]. Так или иначе, но опровержение Лариной фактов, содержащихся в «Письме старого большевика», еще более понижает его ценность как источника информации.
Историография убийства Кирова с хрущевских времен и до падения Советского СоюзаКнига Александра Орлова, «Письмо старого большевика» и откровения Хрущева на XX и XXII съездах КПСС в 1956 и 1961 гг. являлись в последующие годы для западных историков наиболее существенными источниками информации для изучения обстоятельств убийства Кирова. Первым из них был Роберт Конквест, который опубликовал в 1968 г. большую работу, посвященную террору 1930-х г.[305] Конквест использовал главным образом данные Орлова и слухи, которые рассказывали перебежчики. Конквест считает, что Сталин использовал для убийства Ягоду, на которого у него, очевидно, имелся компромат, что делало возможным шантаж главы НКВД. Ягода якобы привлек к заговору заместителя начальника Ленинградского управления НКВД Запорожца, который, в свою очередь, завербовал Николаева, снабдил его револьвером и обеспечил, чтобы ничто не помешало ему совершить убийство. Запорожец также организовал автомобильную аварию, в которой погиб охранник Кирова Борисов. У Конквеста нет никаких сомнений в том, что Сталин виновен в убийстве Кирова: «Это без сомнения так»[306].
