Сергей Григорьев - Александр Суворов
Старика Суворова вызвали в Петербург. Он получил назначение в Сибирь тобольским губернатором, что равнялось ссылке. Гвардейцы роптали: Петр III круто принялся вводить в гвардии строевые прусские порядки. Против нового царя образовался военный заговор. В нем участвовал и Василий Иванович Суворов, задержавшийся в столице и не уехавший в ссылку. В июле 1762 года произошел переворот. Василию Ивановичу поручили обезоружить голштинцев, личную охрану Петра.
Василий Иванович явился в Ораниенбаум с отрядом гусар, арестовал голштинских генералов и офицеров и отправил их в Петропавловскую крепость, а рядовых перевез в Кронштадт. Лишенный своей единственной защиты, Петр хотел бежать, но был схвачен и убит. Гвардия посадила на престол его жену, Екатерину: она участвовала в заговоре против мужа. Чтобы не раздражать армию, Екатерина отказалась от союза с Фридрихом, но не захотела продолжать войну. Без России союзники не могли бороться с прусским королем. Семилетняя война кончилась.
Екатерина отменила почетную ссылку Василия Ивановича Суворова. Он остался в Петербурге членом Военной коллегии. Александр Суворов находился в это время при армии в Пруссии. После переворота его послали курьером с депешами в Петербург, где его ласково приняла новая царица. Собственноручным приказом Екатерины 26 августа 1762 года Суворов, произведенный в полковники, назначался временно командиром Астраханского полка. А весной следующего года полковник Суворов получил в командование Суздальский пехотный полк, стоявший в Новой Ладоге.
Приближались светлые майские ночи. В Суздальском полку ожидали приезда нового полковника, молва о котором далеко обогнала его самого. Старый военный устав еще не отменили, и Суздальскому полку предстояло первому испытать преимущества нового, еще не введенного устава. Новый полковник уже слыл за человека скорого и твердого в своих решениях, смелого и отважного командира, пылкого и основательного критика старых армейских порядков; штапы Суздальского полка и прочие офицеры, привыкнув жить и служить по старинке, надеялись, что новый полковник тем скорее свернет себе шею, чем горячей примется вводить новизну. Так всегда бывает при крупных общественных переменах - люди, враждебные новизне, говорят: "Это ненадолго". Старый полковник готовился к сдаче команды и был озабочен не тем, чтобы показать своему преемнику в блестящем виде людей и хозяйство своей части, - он возложил приготовление к смотру всецело на ротных командиров, сам же с казначеем поспешно приводил в порядок полковую отчетность, стараясь свести концы с концами: не хватало денег и документов, запасов и вещей.
Солдаты, готовясь к смотру, штопали дыры мундиров, чинили сапоги, чистили до блеска амуницию, чтобы ее сиянием на смотру прикрыть убогое состояние, в каком пребывал полк.
В день, когда ожидался приезд в Новую Ладогу Суворова, погода испортилась. Новый полковник утром в назначенный час не приехал. Суздальцы стояли на полковом плацу, выстроенные для смотра. Шквалистый ветер с моря гнал по небу густые облака. Они опускались все ниже. Среди дня сделалось сумрачно. С озера доносился шум прибоя, как гул далекой канонады. Хлынул секущий холодный дождь.
Суворова ждали с часу на час, с минуты на минуту. Он все не приезжал. Офицеры спрятались от непогоды в полковой избе. Солдаты мокли под дождем и роптали. Они просили позволения зажечь костры, чтобы согреться. Старый полковник не разрешал. Приближался вечер. Решили, что с Суворовым на Шлиссельбургском тракте стряслась какая-либо беда: лопнула ось или сломалось колесо. Полковник приказал бить вечернюю зорю. Барабанщики и горнисты вышли перед фронт. Пробили зорю. Унылая окрестность под вой ветра и шум дождя огласилась пением "Отче наш", и роты разошлись по светлицам, чтобы обсушиться, обогреться и поесть.
Настала ночь. В полку перекликались часовые. Угомон погрузил людей в тяжелую дрему, но не успели люди в светлицах и первый сон увидеть, как на полковом дворе снова грянули барабаны - они били генерал-марш, что означало поход. Обер-офицеры с ружьями и фонарями в руках бегали по светлицам и будили сержантов, сержанты - капралов, капралы поднимали унтер-офицеров, унтер-офицеры - рядовых. Поднялась суматоха. Солдаты поспешно одевались, разбирали из стоек мушкеты и выбегали на волю. На полковом дворе сновали с факелами фурьеры. Ветер срывал и уносил с факелов клочья пламени.
Дождь барабанил по крышам. С озера ясней, чем днем, доносилась канонада шторма.
У распахнутых растворов магазинов извозчики грузили, укрывали и увязывали возы. Фыркали кони.
Раздалась команда, полковой обоз пошел и скрылся в темноте.
Полк строился в походные колонны; унтер-офицеры скликали свои отделения... Скомандовали "направо", и солдаты, повернувшись, увидели перед фронтом группу всадников, освещенных беспокойным и смутным мерцанием багровых факельных огней. Тут были штаб-офицеры полка. Впереди них на рослом коне, в офицерской шляпе и плаще виднелся огромного роста человек. Привстав на стременах, великан скомандовал полку громовым голосом:
- Ступай!
Великан поскакал вперед, офицеры за ним. Факелы погасли. Барабаны ударили фельдмарш. Полк вышел за город, провожаемый лаем всполошенных дворовых псов, и вступил дорогою в лес.
Никто из суздальцев не знал, зачем их подняли ночью так экстренно. Переговариваясь, солдаты гадали: что же такое случилось? Уж не новое ли происшествие в столице, вроде летошнего, когда гвардия поставила на место царя Петра его жену Екатерину? Никто не сомневался, что великан на рослом коне и есть новый полковник. Если он приказал обозу идти вперед, значит, поход дальний - наверное, в Петербург. Кому-то из солдат взбрело на мысль, и он сказал товарищам в ряду, что новой царице недолго царствовать: новый полковник ведет суздальцев ставить в цари вместо нее младенца Павла, сына Петра III. Товарищи посмеялись. Однако догадка понравилась солдатам: они передавали ее по рядам из своего взвода в другой, из роты в роту, из батальона в батальон.
- Зря на такие дела не пускаются! Не шутка - полк в поход поднять...
- Так это как бы, братцы, у нас с гвардией сурьез не вышел: ведь гвардия вся за царицу!
- Пожалуй!
Говор в рядах стих. Не оттого, что солдаты призадумались над неизвестной целью внезапного похода, а потому, что дорога лесная была очень трудна: по мокрой глине разъезжались ноги, под сапогами все время хлюпала вода, сверху, с елей, порывы ветра стряхивали целые ушаты воды. Безмолвие в рядах сменилось ропотом. Солдаты бранили и старого полковника, и нового, и царицу Екатерину, и ее сына Павла, и все начальство сверху донизу. Никакой команды больше не подавалось. Обер-офицеры шли молча впереди взводов с мушкетами на плече, не останавливая ни ругани, ни говора солдат. Подняв воротники плащей и нахлобучив шляпы, ехали на конях ротные командиры.
В разрывы облаков глянули бледные звезды. Дождь перестал. Сделалось светлее. Полк на марше растянулся. Солдаты шли вразброд, с подоткнутыми полами плащей, обрызганные по пояс грязью; с плащей струилась вода. В одном месте на полянке суздальцы встретили на коне, обрызганном по пах грязью, солдата в синем намокшем плаще; голова солдата обвязана платком видно, шляпу у него сбило веткой в лесу или снесло ветром. Солдат был чужой.
- Эй, служба! - крикнули ему из рядов. - Не знаешь, куда нас ведут?
- Знаю! - ответил солдат. - Прибавь шагу... Скоро! Скоро! Скоро!
Солдат, оглядывая угрюмые лица суздальцев, пропустил несколько взводов, хлестнул коня нагайкой и ускакал вперед.
Дорога расширилась. Полк вышел на открытое место, подтянулся. Скомандовали:
- Стой!
Солдаты увидели перед собой большую поляну. Вдали, у края леса, старинный монастырь, окруженный белой каменной стеной. На колокольне били в малый колокол к заутрене. Ворота под колокольней заперты.
Перед полком на бугорке стояли кружком на конях штаб-офицеры, сняв шляпы, и старый полковник, сердитый, в шляпе, нахлобученной на глаза; все они смотрели мокрыми курицами. А среди них - встреченный полком в лесу на рассвете солдат в синем плаще, с обвязанной платком головой. Он что-то говорил, рубя левой рукой, а в правой, опущенной, - нагайка. Офицеры в смущении молчали. Поодаль на рослом жеребце сидел ночной великан. Это был Прохор Дубасов. Тот же, кого суздальцы приняли за солдата, оказался новым их полковником.
Суворов резко оборвал речь, огрел нагайкой коня и подскакал к полку:
- Здорово, братцы суздальцы!
Полк отозвался невнятным, нестройным гулом.
- Хотел я, суздальцы, привести вас к готовым кашам. Палатки приказал здесь на поле загодя поставить. Да, вишь ты, обоз с дороги сбился - не туда пошел. Не мудрено: в такую непогоду - статочное дело. Ну, что делать!.. Гляди-ка, братцы! - Суворов указал нагайкой на монастырь. - Печь в братской кухне топится. Отцы святые блины печь собрались. Сем-ка, я попрошу у них погреться!
