Михаил Яковлевич Геллер - К началу. История Российской Империи
Политика лавирования между двумя блоками была возможной лишь в том случае, если Россия решала свои внутренние проблемы и возвращала себе статус великой державы. Выбор внешнеполитической линии неизбежно означал выбор того или другого блока.
Извольский предложил линию, которая становилась частью «Большой национальной программы», выдвинутой Столыпиным. По мнению премьер-министра, России нужна была «мирная передышка» в 20-25 лет. Алексей Извольский видел возможность сохранить мир лишь на 10 лет. Внешнеполитическая программа Извольского предлагала прежде всего признать невозможность для России проводить одновременно активную политику на Дальнем Востоке, в Средней Азии и Европе. Необходимо было выбирать. Поскольку, как считал дипломат, дальневосточная политика «лет на пятьдесят опережала время»148, следовало выбрать европейскую ориентацию. Повернуть Россию лицом к Европе.
Извольский получил пост министра иностранных дел после того, как привез Николаю II письмо вдовствующей императрицы, проживавшей большую часть времени в родной Дании, где будущий министр был посланником. Николай II доверял Извольскому, к тому же, свои собственные «дипломатические» действия - война с Японией, договор в Бьорке продемонстрировали вред непрофессиональных решений.
Важнейшим решением Извольского было достижение соглашения с Англией, которое, к тому же, давало ключ к решению проблем с Японией. В беседе с Алексеем Сувориным министр иностранных дел, первым из руководителей русской внешней политики понявшим значение печати, объяснял в августе 1907 г. свою политику: «Япония лет 10 нас не тронет. Воевать там нам невозможно… В Европе назревают события. Мы должны быть свободны в Европе и поэтому необходимо обеспечить себя в тылу». На вопрос Суворина о проливах министр ответил «как Алексею Сергеевичу, а не как журналисту», что «Англия будет за нас». Суворин дописывает: «Не врет ли? Остается Германия»149.
Извольский не врал. В августе 1907 г. была уже подписана конвенция с Англией. Переговоры длились более полугода. Персия была разделена на три сферы влияния: северную («русскую»), южную («английскую») и нейтральную - с одинаковыми возможностями для двух стран. Россия признала, что Афганистан лежит вне сферы ее влияния. За эти уступки Россия получила обещание Великобритании поддержать Россию при решении вопроса проливов.
Извольскому пришлось преодолеть сопротивление многочисленных противников соглашения с Англией при дворе и в правительственных кругах. Против были сторонники прогерманской ориентации, противники уступок Англии. Сама идея «уступок», «сфер влияния» была новой для русской дипломатии. Противники политики Извольского утверждали, что Россия не должна идти на разграничительные линии, поскольку «она может распространить свое влияние далеко за пределы всяких сфер»150.
Соглашение с Англией окончательно определило место России в антигерманском блоке, вернув ей потерянный престиж.
Через год после дипломатического успеха, русский министр иностранных дел терпит поражение, которое журналисты того времени назвали «дипломатической Цусимой». Встретившись летом 1908 г. с австрийским министром иностранных дел Эренталем, Извольский дал согласие на возможную аннексию Боснии и Герцеговины, которую Австро-Венгрия администрировала после русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Извольский считал согласие условным - до конференции великих держав. Австро-Венгрия сочла согласие безусловным и объявила о включении Боснии и Герцеговины в империю.
Фактическое положение населения Боснии и Герцеговины не изменилось. Формально - все переменилось: австро-венгерская империя сделала решительный шаг вперед в расширении своей территории, включив в нее около 2 млн. славян. 75% населения составляли сербы, примерно 23% - хорваты. Население делилось и по религиозному принципу: примерно 44% православных сербов, примерно 30% сербов-мусульман, хорваты были католиками.
Включение Боснии и Герцеговины в Австро-Венгрию означало также интенсификацию усилий Вены в овладении территориями, принадлежавшими Оттоманской империи, на которые претендовала Россия. Болгария объявила себя независимым от Турции государством, князь Фердинанд провозгласил себя болгарским царем, не скрывая проавстрийской ориентации.
Россия проглотила дипломатическое поражение, ибо не была готова к военной конфронтации с Австро-Венгрией, которую твердо поддерживала Германия. Ответом на успехи Вены был рост национальных настроений на Балканах. Рождается «новославянское движение», которое находит свое выражение в славянских конгрессах в Праге (1908) и в Софии (1910). Главным их организатором был чешский политический лидер Карел Крамарж. Движение энергично поддерживала Россия, «новославянские» настроения находили интерес в русском обществе.
Оккупация Боснии и Герцеговины, рост температуры национальных чувств славянских народов, которые были одновременно чувствами антинемецкими, стали почвой, на которой в 1912 г.
сложился блок славянских народов. Русская дипломатия сыграла важную роль в его создании. В марте 1912 г. заключают союз Сербия и Болгария, в мае - Болгария и Греция. В конце сентября Черногория объявляет войну Оттоманской империи. И получает немедленную поддержку «славянского блока». Турция терпит сокрушительное поражение. По договору, заключенному в мае 1913 г. в Лондоне, Оттоманская империя теряла все свои европейские территории (за исключением Константинополя с небольшим прилегающим уголком Фракии), разделенные между балканскими народами. Бывшие союзники немедленно бросились друг на друга, деля добычу. В июне 1913 г. болгарский царь Фердинанд, получивший поддержку Австрии, начал войну с Сербией и Грецией. Против Болгарии выступили Румыния и Турция. В конце июля 1913 г. разбитая Болгария признала потерю всех завоеванных территорий и некоторых давних владений.
Ни побежденные, что естественно, ни победители не были довольны. Болгария мечтала о реванше, Сербия о расширении территории, которая включила бы хорватов, словенцев и боснийских сербов, подданных Австро-Венгрии, Македония боялась притязаний Греции. Популярнейшим журналистским клише того времени было выражение: Балканы - пороховой погреб Европы. Прошло совсем немного времени, прежде чем «погреб» взорвался.
Русская дипломатия охотно использовала «национальный инструмент» для ослабления своих противников - Оттоманскую и Австро-Венгерскую империи, населенные множеством народов. Православие греков, славянство сербов и болгар, национальные притязания македонцев или румын - всегда находился предлог для пробуждения национальных чувств, роль которых в жизни народов не переставала возрастать на протяжении всего XIX в. и проявилась с особой силой в XX в.
Российская дипломатия так охотно использовала возможности возбуждения национальных чувств в государствах-противниках потому, что не видела в национальном вопросе серьезной опасности внутри своего государства. Россия вошла в XX в. с неизменным представлением о своем предназначении, историческом долге - стоять «на посту охраны западной цивилизации и от диких народов, и от песков Азии»151. Выступая 16 ноября 1907 г. в III Думе, Петр Столыпин, возражая польским депутатам, жаловавшимся на свое состояние «граждан второго разряда», сформулировал национальную политику России. «Станьте сначала на нашу точку зрения, признайте, что высшее благо - это быть русским гражданином, носите это звание так же высоко, как носили его когда-то римские граждане, тогда вы сами назовете себя гражданами первого разряда и получите все права».
Поляки жаловались на то, что в 1900 г. в Царстве Польском было пропорционально меньше школ, чем в 1828 г. Петр Столыпин не отрицал этого. Он добавил: у вас нет даже высшего учебного заведения. Но это потому, что вы не хотите «пользоваться в высшей школе общегосударственным русским языком».
Децентрализация, объявил председатель Совета министров, «может идти только от избытка сил». Российская империя отвечает «нет», тем, кто хотел бы «вырвать вместе с корнями», порвать нити, которые связывают империю, центр с окраинами152.
Петр Столыпин имел основания утверждать незыблемое единство централизованной империи, ибо национального вопроса в России не было - если не считать хлопот с поляками и евреями. За полвека, минувшего после эпохи реформ, набрало силу социальное движение, находившее свое выражение в деятельности подпольных организаций. Крупнейший специалист по борьбе с революцией, бывший начальник Кишеневского, Донского, Варшавского и Московского охранных отделений Петр Заварзин, работавший на юге, западе и в центре страны, заявляет: «До революции 1917 г. в России самыми конспиративными партиями являлись те, которые создавались на национальных началах»153. Но в качестве примера он может привести только еврейскую партию «Бунд», армянскую «Дашнак-Цутюн» и польскую социалистическую партию (революционная фракция). Даже если признать правоту мнения полицейского относительно особой конспиративности национальных партий, удивляет их немногочисленность. К тому же «Бунд» требовал только автономии, «Дашнак-Цутюн» ставил своей целью объединение турецкой и русской Армении в одно государство, связанное с Россией, только польские социалисты под руководством Юзефа Пилсудского мечтали о возрождении суверенной Польши.
