Михаил Горбачев - Жизнь и реформы
О поездке на охоту в ущелья Кабардино-Балкарии я переговорил по ВЧ-связи с Тимбором Кубатеевичем Мальбаховым, возглавлявшим парторганизацию республики. А до этого съездили в Пятигорск, наш знаменитый курорт. Поехали на машинах — Кадар с женой, мы с Раисой Максимовной. Приехали, когда вечерело. Тысячи отдыхающих прогуливались. Кадара стали узнавать, здороваться, интересоваться, как ему отдыхается, уже через несколько минут окружили плотным кольцом. Он был несколько смущен, но явно тронут таким доброжелательным вниманием, глаза заметно потеплели, весь он радостно засветился. Кадар говорил потом: самое большое впечатление произвело то, что мы ничего не организовывали специально, все было естественно и искренне.
В санатории «Ласточка» Кадар беседовал с отдыхающими, познакомился с организацией лечения больных.
Ему был свойствен абсолютно непоказной демократизм, шедший от природы и, наверное, от общей культуры. В нем органично сочетались мудрость и обаяние. Вообще, Кадар для меня был и остается воплощением, своего рода символом всего лучшего, что я знаю о венграх. При этом я далек от того, чтобы идеализировать Кадара. Мне пришлось узнать позднее и о его слабостях, способности лукавить, о том, что он мог быть неоправданно жестоким. Но впечатление о его человеческих качествах, сложившееся еще в Кисловодске, в основе своей не изменилось.
Через какое-то время дошло дело и до охоты на туров. Выехали рано утром на газиках. Потом пересели на кабардинских лошадей — незаменимый транспорт для передвижения по горным тропам. Спуск на лошадях в ущелье был непростой, но Кадар держался молодцом. Часам к десяти достигли цели. В ущелье встретили нас Мальбахов и местные работники. Расставили по номерам согласно заведенному охотничьему правилу, и мы стали ждать появления туров. У каждого карабин, на голове кабардинская шляпа.
Откровенно говоря, охотник я такой: сел под кустик и залюбовался красотой ущелья. Какая божественная осень стояла! Солнце, багряный лес, причудливые вершины гор. По противоположному склону сначала прошел козел, затем пробежал кабан — они уже почуяли неладное. Так я, наблюдая, и просидел в обнимку с карабином.
Кадар же, как я успел заметить, имел к охоте пристрастие. Горный козел стал его добычей. Есть фотография — мы все у охотничьего трофея. Конечно, ему хотелось достать тура, но тот прошел далеко, пришлось удовлетвориться зрелищем. Кадар был очень доволен, порадовался, что красавцы туры будут еще украшать горы.
Окончание охоты отметили там же, в ущелье. Рядом с шалашом, сделанным из деревьев и покрытым сеном, разожгли костер, хозяева соорудили подобающее застолье — вместо стола пни старых сосен. Пища горцев и крепкие напитки. Разговор у нас пошел довольно интересный. Хозяева рассказали о своем горном крае, его красотах, богатствах, драматичной истории. Кадар вспомнил о своем первом приезде в Советский Союз. Было это вскоре после войны.
— Думаю, — сказал он тогда, — ни один народ не вынес бы того, что вынесли люди в России. Ведь пришлось выдержать двойной напор. Во-первых, внутри собственной страны, со стороны тех, для кого оказалась неприемлема революция. А во-вторых, основную тяжесть Второй мировой войны. Ни один другой народ не выдержал бы таких испытаний, какие выдержал советский народ. Поэтому я преклоняюсь перед вашими людьми. — Говорил он искренне, убежденно, не ради дежурной комплиментарности.
В его памяти запечатлелись картины того времени:
— Едешь на эскалаторе в метро навстречу потоку людей, лица измученные, худые, и очень грустные глаза. Так и стоят эти картины передо мной.
Вспоминал Кадар, как его поразили слова горничной в гостинице, когда он поинтересовался, где живут ее родные: «Да в общем-то, недалеко, всего километров 700 отсюда». Кадар говорил с восторгом:
— Огромная страна, огромные пространства! И характер у людей особый. Для венгра 700 километров — это же два раза из конца в конец Венгрии съездить. — Рассказывал он тогда, хотя и по-кадаровски немногословно, о жизни в послевоенной Венгрии, событиях 1956 года.
С охоты ехали сначала на лошадях, а потом уже на машинах. По дороге продолжался какой-то по-особому доверительный разговор, как это бывает, когда собеседники открывают друг в друге все более широкие «поля» для взаимопонимания.
Вторая встреча с Кадаром состоялась в сентябре 1983 года, когда я в качестве секретаря ЦК приехал в Венгрию по приглашению ЦК ВСРП. Был там целую неделю. Главным лицом, принимавшим нас, был секретарь ЦК ВСРП Ференц Хаваши, занимавшийся проблемами экономики и аграрными делами. Программа была насыщенной. В сельскохозяйственной академии провел весьма содержательную дискуссию с группой венгерских экономистов-реформаторов. Меня интересовали венгерские кооперативы, и любопытство мое было удовлетворено посещением кооперативов «Согласие» и «Красная звезда». Запомнилось посещение Баболны — сельскохозяйственного комбината, получившего широкую известность комплексным решением производственных и социально-культурных проблем на основе широкой хозяйственной самостоятельности.
Побывали и на производстве «икарусов», хорошо известных в Советском Союзе. В один из дней программа привела на рынок Будапешта, и мы долго бродили там, пораженные увиденным, — как это контрастировало с нашими рынками. Раиса Максимовна в рамках своей программы знакомилась с городом, встречалась с преподавателями общественных наук. А закончилось наше пребывание в Венгрии кратким отдыхом на озере Балатон.
28 сентября 1983 года Кадар принял меня в небольшом уютном кабинете в ЦК ВСРП. Переводила нашу беседу Надя Барта. Венгерский лидер вернулся к продолжению разговора, который начал еще в Кисловодске, — о событиях 1956 года. Он так или иначе возвращался к этой теме при каждой нашей встрече, очевидно, стремясь донести до советского руководства всю остроту реальной ситуации в своей стране. Кадар считал, что после потрясений тех лет нельзя допустить ничего подобного: Венгрия не выдержала бы, это была бы просто катастрофа. Несколько раз возвращался к воспоминаниям о своем несогласии с тем, что делалось при Ракоши, — за это Кадар поплатился четырьмя годами тюрьмы, где ему пришлось вынести унижения и издевательства. Тяжелые испытания тогда выпали и на долю семьи. От жены требовали, чтобы она осудила мужа и отказалась от него. Когда же она решительно встала на его защиту, ее выгнали из партии, лишили жилья, средств к существованию. Помогли, приютили простые люди, и Кадар не раз рассказывал о них, в том числе о семье Ацела, с которым он сохранил дружеские отношения до конца жизни.
Человеческая мудрость и политический опыт Кадара привели его к, казалось бы, простому, но столь важному и спасительному в условиях Венгрии 1956 года лозунгу: «Кто не против нас, тот с нами».
Вообще, надо сказать, что обращение именно к Кадару как к политику, способному нормализовать положение в стране после подавления восстания 1956 года, было сильным ходом Хрущева, Микояна, Андропова.
Демократичность, уважительность к добровольному выбору людьми форм жизни позволили Кадару, можно сказать, с гениальной простотой решить крестьянский вопрос. Он, по сути дела, признал право крестьян на свободный выход из колхозов, а после этого они в своем большинстве действительно добровольно объединились в кооперативы. Да и горожанам дали возможность приобрести земельные участки под сады и дачи.
Кооперативы освоили новые технологии выращивания кукурузы и сумели добиться высоких ее урожаев. Появились в огромном количестве свои комбикорма, их стали продавать свободно по всей стране. Крестьяне и рабочие поселков, даже маленьких городов занялись животноводством. На 80–90 процентов фрукты в Венгрии — производство частного сектора. Это была продуманная стратегия: ведь сырьем для тяжелой промышленности страна небогата. А вот природные условия для сельского хозяйства благодатные — уникальная «подкова» предгорий, где прекрасные земли, достаточно влаги. Вот и была сделана правильная тогда ставка на всемерное развитие сельского хозяйства и экспорт его продукции.
В развитии промышленности венгры, как бы копируя нас, допустили увлечение своего рода гигантоманией, если этот термин вообще применим к маленькой Венгрии. Я имею в виду такие крупные предприятия, как завод, выпускающий «икарусы», металлургический комбинат в Сталинвароше (как он в свое время был назван). Благополучие венгерской тяжелой промышленности, машиностроения продолжалось не менее, но и не более пятнадцати лет. Помимо добросовестного труда венгерских инженеров и рабочих их выручало доступное сырье и топливо из Советского Союза. Рассчитываясь в рублях за энергоносители и зарабатывая валюту на экспорте сельхозпродукции, венгры могли довольно удачно маневрировать и неплохо зарабатывать себе на жизнь.
