Виктор Петелин - История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Он понимает, что сделал роковую ошибку и что платить за неё нужно сполна: «У побеждённых только один честный путь – смерть». «Большой, сильный, с такими твёрдыми взглядами на жизнь», Иван Петряев «почувствовал себя пустым», «до ужаса уставшим». И всё четче выплывали подробности недавних боев, вставали лица тех, кого он уничтожил. И всё четче ощущал он своё одиночество, свою оторванность от рабочих масс, торжественно вышедших на улицы, чтобы проводить в последний путь погибших товарищей. Все десять лет революционной борьбы он мечтал о таком всенародном восстании, а сейчас, когда такой момент настал, он стоит в стороне «как чужой, как враг». Этого Иван перенести не может и в конце концов пускает себе пулю в лоб.
Несомненно, в образе Василия Петряева в какой-то степени отражены мысли и чувства самого Александра Яковлева – ведь в 1905 году он был эсером-максималистом. Но повесть «Октябрь» свидетельствует о том, что все идейные колебания давно остались позади. Писатель создаёт отчётливые и ясные картины классовых сражений. Все его симпатии на стороне большевиков. Он глубоко верит в справедливость и правоту революционных преобразований. Впоследствии он скажет, что в своих книгах стремится «рассказать о людях, которые жизнь и душу свою положили в борьбе за всеобщее счастье. О жестоком дореволюционном прошлом рассказать и о счастливом настоящем и будущем. Рассказать, как мечта воплотилась в жизнь».
Всю свою творческую жизнь писатель искал положительных героев. Его отношение со временем ко многому менялось. Но в одном он был постоянен – он всегда восхищался великим переворотом, который произошёл в России в октябре 1917 года, великим русским народом, прошлым, настоящим и будущим России.
Порой ему, как человеку и художнику, страшно и трудно, и в эти мгновения своей жизни он готов и плакать, и проклинать, и ненавидеть, но схлынет эта минута, и он снова готов окунуться в кипящий котёл драматических противоречий, лишь бы не быть во власти мертвящего покоя – самого страшного для художника состояния. Он никогда не боялся жизни, всегда был «на коне и под конём». Ему есть что вспомнить, есть о чём писать: «Я видел много, пережил много». «К воссозданию этой жизни я пойду путями Пушкина и Льва Толстого, – их художественные заветы для меня начало моей работы», – признавался Александр Яковлев в 1924 году.
Начало его литературной деятельности проходило под мощным влиянием гения Льва Толстого. «И если у меня было, есть и всегда будет отвращение ко всяким литературным кривляниям, – писал А. Яковлев, – то в значительной мере это чувство выросло и окрепло под влиянием Л. Толстого. Простота, искренность, человечность и вместе настоящее величие – вот что для меня всегда будет идеалом, вот чем Толстой жив для меня сейчас и будет жить вечно».
А. Яковлев – один из тех художников, которые стремятся уловить правду своего времени. Правда об увиденном – вот его кредо. «Писатель, когда он пишет, должен чувствовать себя равным самому высокому политическому деятелю, а нe ученику или приказчику» – так записал в своём дневнике Александр Довженко. Такова же была установка и Александра Яковлева. «Больше всего я ценю в работе и в людях – искренность, правду… Какое время мы переживаем? Единственное, неповторимое!»
Не случайно Яковлев выделил такие качества писателя, как стремление к искренности, правде, гражданской смелости, внутренней свободе.
Искренность, правда – в каждой строчке Яковлева. Не всё плохо было в старой России, и не всё нужно бросать в плавильные печи, и не всё новое хорошо и должно оставаться в ней незыблемым. К текущей русской действительности Яковлев подходил диалектически, стараясь быть правдивым в передаче как плохого, так и хорошего и в старой и в новой России. Во многих своих произведениях он как бы хотел сказать: да, в прежней России было много темноты, невежества, диких суеверий, но было и много прекрасного, поэтического, благородного как в русском человеке, так и в его быту. Так стоит ли всё переплавлять? Не стоит ли оставить это прекрасное, поэтическое, благородное и дополнить эти черты новыми, ещё более благородными и прекрасными, чтобы явился миру новый прекрасный человек, явились новые люди, гордые, мужественные, независимые?
После «Октября» и нескольких мелких рассказов Александр Яковлев написал повесть «Повольники», сразу принёсшую ему известность. Сам писатель отмечал: «Я видел недостатки «Повольников» – неровность, непродуманность. Много недостатков. Но критика вдруг хвалит – сплошь» (Архив М.А. Яковлевой).
А. Яковлев чуть ли не впервые ввёл в литературу некоторые эпизоды революции, на которые до него мало обращали внимания. Отсюда и большой интерес к этой повести: большие тиражи, высокая оценка критики. К сожалению, и тогда, и сейчас порой односторонне трактуется замысел писателя. Больше внимания критики обращали на Гараську Бокова, на его взлёты и падения. И совсем не обращали внимания на мать Гараськи – на Митревну. А не в ней ли главная суть? Вспомним некоторые эпизоды повести.
Мать убивается, провожая Гаранюшку в армию служить царю-отечеству. Прошло несколько месяцев, а она всё «утихомириться» не может, всё горюет, думает о Гараське. Кажется, сыта, одета, обута. Да и мирное время, ничто ему не грозит, а сердце матери полно беспокойства, непонятной тревоги: «всех жалко», «какой палец ни укуси, всё больно». Редкие весточки от Гаранюшки на время успокаивали материнское сердце. «И острая материнская тоска умягчалась временем, в тихую грусть преобразилась. Лишь вечерами, когда за буграми умирало солнце, Митревна глядела на пустырь перед окнами и плакала украдкой.
– Вернётся же он, вернётся»…
Но случилось самое страшное – война. Широкими мазками А. Яковлев создаёт обобщённую картину бедствия народного – война на Руси никогда не вызывала восторгов в трудовом народе, но и не вызывала отчаянного бессилия. Спокойно и мудро принимает русский народ военное лихолетье 1914 года: «На улицах российское мужичьё – лапотное, крепкое, с крепким запахом, с корявыми тяжёлыми руками, с пытливостью в серых глазах… Оно – непобедимое, вечно выносливое мужичье, сердце и грудь и вся сила России – оно заполнило все улицы тысячами, десятками тысяч грудилось у воинского присутствия. Пьянка, драки, слёзы, песни, бахвальство, покорство, тоска – всё смешалось в этой мужичьей толпе: «Там песня – мужичья, тягучая, там крик яростный, бессмысленный, там прямо в пыли валяется пьяный, здесь…» Словом, «пьют, поют, плачут».
Война не всем горе.
Второй сын Митревны быстро приспособился и стал наживаться на народном горе: «Деньга самокатом в карман». Но этого ему показалось мало. Он воспользовался тем, что «сдвинулась жизнь со стержня», начал грабить, убивать. Надеялся, сойдёт. Но осудили, повесили. Митревна думала, что не мог Пашенька этого сделать, молилась за него. Осталась Митревна одна: «В доме одна, на улице одна (чуждаются её), и в мире целом одна. Герасим – вот её подмога. Он где-то в окопах».
Вся жизнь Митревны сосредоточивается на ожидании Герасима: вот кончится война, женится, пойдут внуки, и снова она будет нужна людям. Всё сберегла, ничего не растранжирила, хотя время-то было лихое. Точными штрихами передаёт Яковлев душевное состояние матери, вся её жизнь – это Гаранюшка. И вот он вернулся: «Босиком, в юбчонке одной выбежала к воротам. И, что было! Сама ведь втащила в сени тяжёлый Гараськин сундучишко, аж хрустели в руках косточки, а тащила. Затурилась старуха волчком, забегала по дому: двадцать лет с костей». «Только вот, когда куражливый Гараська раскрыл сундучок и начал вынимать из него золотые и серебряные часы (трое часов вынул), кольца, браслеты, брошки, какие-то круглые штуки из золота (Митревна никогда не видала таких), потом смятые офицерские брюки, тонкое бельё, два револьвера, – Митревна похолодела, чем-то, как-то эти вещи напомнили ей те самовары, что Павел прятал на сушилах, в сене…»
Материнское чутьё подсказало ей, что это богатство Гаранюшка нажил нечестным путем и как бы ему не кончить так же, как Павел.
А. Яковлев здесь обозначил очень важную проблему. К власти на местах во время революции приходили разные люди. Многих писателей волновал этот вопрос – о стихийном и сознательном в революции. Фурманов, Серафимович, Фадеев взяли наиболее типичную ситуацию, когда стихийному благодаря правильному партийному руководству не давали разгуляться. Но были и другие эпизоды, когда стихийное на какое-то время брало верх. И вот В. Шишков в «Ватаге», Вс. Иванов в «Цветных ветрах», А. Яковлев в «Повольниках», зная о таких фактах революции и Гражданской войны, задумались о природе этих явлений и попытались показать, к чему приводит разгул стихийных сил.
Было время, когда исследователи побивали «Железным потоком», «Чапаевым», «Разгромом» произведения типа «Ватаги» и «Повольников». Сейчас нет смысла противопоставлять одни талантливые произведения другим. У художников были разные задачи, творческие замыслы, различные явления положили они в основу сюжета своих произведений. Только в совокупности своей они дают полное и глубокое представление о сложных драматических событиях того времени.
