Сергей Карпущенко - Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх
- Ну чего прешь, чего прешь, как бык невыгулянный! - слышался грозный оклик одного из начальников. - Ты мне чернильницу чуть не опрокинул, мать твою разтак!
- Еще раз спрашиваю, в третий раз уже, - кем, гражданин, был тебе выдан этот липовый документик? Или хочешь за стеночку пройти, где тебя не так спросят? - звучал из другого угла голос, напоенный ядом змеиной угрозы.
Николай встал в очередь, создавшуюся у стола одного из работников жилотдела. На душе было скверно. "Вот сейчас эти доки посмотрят на все наши паспорта, признают их фальшивыми, но, кроме этого, сразу же поймут, кто такие эти Романовы. А ведь раньше один росчерк моего пера мог привести к тому, что каждую такую мокрицу, которая корчит из себя властелина, выслали бы из Петербурга в двенадцать часов, посадили бы в каталажку, отправили бы на каторгу. Теперь они отплатят мне сполна: вышлют, посадят, отправят, а скорее всего - убьют".
- Гражданин, ну чего встал, как истукан языческий? Или велика сошка, что мне приходится тебя чуть ли не пять раз окликать? - обратился к Николаю сидящий за столом толстый мужчина в гимнастерке с бритым лицом и гладким черепом, оживленным лишь пучками курчавых волос над крупными мясистыми ушами. Николай, спохватившись, подал ему паспорта, торопливо и сбивчиво объяснил свою просьбу, но толстяк словно не слышал его - смотрел в сторону, поковыривая вставочкой в ухе.
- У кого до революции служил? - задал работник жилотдела неожиданный вопрос.
- Во-первых, я бы хотел, чтобы вы обращались ко мне на "вы", негромко, но твердо произнес Николай. - А во-вторых, я был представителем торговой фирмы "Генрих Урлауб", торговавшей по всей России гидравлическими машинами...
- Вот и пусть этот самый сраный Урлауб тебя на "вы" и величает! неожиданно прокричал толстяк, багровея и переходя на фальцет. Как видно, он никого здесь не то что не боялся, а даже не стеснялся. - Ишь, выискался, прыщ гидра.. гидра... лический... Я ещё не знаю, чем ты в Сибири занимался, пока мы здесь революцию делали! На "вы" его называть велит! Да у меня таких Романовых, как ты, в день по пятьдесят голов побывает, и ни один форс держать не пытается!
И вдруг работник жилотдела выкатился из-за стола, цепко схватил Николая чуть выше локтя и, проговорив с ярой ненавистью: "А ну, со мной пошли!" - потащил испуганного Романова в сторону входа в какой-то коридор.
- Куда вы меня ведете? - спросил Николай громко, не столько стремясь выяснить намерения чекиста, сколько желая привлечь внимание Томашевского, обещавшего помощь в случае разоблачения.
И на самом деле, Николай увидел, что Томашевский, стоявший в очереди у другого стола, пошел следом за ними, но народу в приемной было так много, что приблизиться Кирилл Николаевич быстро не мог. Николай, влекомый сильной рукой работника жилотдела, был буквально впихнут в какую-то маленькую комнату, и быстрые пальцы чекиста мгновенно заперли её на ключ.
- Что вам угодно? - спросил Николай у работника, вальяжно присевшего на краешек стола и доставшего из кармана портсигар.
- Курите, - предложил толстый и протянул Николаю раскрытый портсигар.
- Спасибо, не курю, - солгал Николай, потому что брать у него папиросу ему было противно.
- Ну что ж, тогда не курите, - постукал чекист мундштуком папиросы по чеканной крышке нарядного портсигара. Закурил. - Я вас, собственно, сюда вот зачем позвал. Вам, как говорили раньше, вид на жительство получить надо, так?
- Так.
- Ну вот, значит от меня и будет зависеть, останетесь ли вы в революционном Петрограде или же будете со всей семьей немедленно препровождены за пределы нашего славного города.
- Я уже догадался об этом.
- Экий вы догадливый, - нехорошо усмехнулся жилотделовец. - А раз вы такой догадливый, то, наверно, могли бы припасти чего-нибудь, чтобы помочь себе своими руками. Есть здесь люди, которым наплевать, что вы в прошлом купечествовали, то есть наживались на нуждах рабочего класса и трудового крестьянства. Дадим им немного - и вы можете считать себя петроградцем...
Николаю было противно не только слушать этого человека, но даже смотреть на его шевелящиеся щеки, на левую руку, то и дело оглаживающую лысину, на мокрый красный рот. Никогда в жизни ему не приходилось давать взяток, но теперь и его самого, и его семью могла спасти только взятка. Правда, вначале он должен признаться в том, что соглашается вступить в эту нечестную игру, то есть соглашается быть таким же подлецом, как и этот мерзкий тип.
Денег у него оставалось совсем мало - около тысячи рублей, и Николай подумал, что столь незначительная сумма может лишь раздражить вымогателя, поэтому скрепя сердце он полез во внутренний карман пиджака, где у него лежал бумажник. Но не деньги решил достать Николай: ещё в поезде, после того как им удалось расстаться с молодцами "императора", Александра Федоровна как-то шепнула мужу: "Ники, ты не думай, я не такая дура, как ты предполагаешь. Два небольших бриллианта я утаила от того мерзавца, а то ведь мы остались бы совсем ни с чем. Возьми их и храни у себя". И сейчас Николай хотел достать один из этих камней.
Вытащив бумажник, он, немного отвернувшись в сторону, вынул из крошечного потайного отделения бумажку, развернул её и двумя пальцами взял один бриллиант.
- Вот, возьмите, - протянул он камень на раскрытой ладони, замечая, как яркий бриллиантовый блеск загорелся в свинячьих глазках жилотдельщика. - Надеюсь, теперь у меня не будет препятствий к получению вида на жительство?
Чекист, онемевший от неожиданной удачи, снял бриллиант с руки Николая с опасливой осторожностью, жестом светской дамы, снимающей со своей одежды какую-нибудь божью коровку.
- Н-да, хорошо же вам Урлауб платил, - с нескрываемой завистью произнес толстяк. - Ладно, принимаю, только не считайте, что дали взятку, это не взятка, а всего лишь необходимый элемент в нашей трудной работе. Кстати, - вдруг стал очень грустным сотрудник, - там, в вашей бумажке, ещё что-то сверкнуло. Знаете ли, всякое случиться может, и люди, которые за вас могут похлопотать, одним камешком останутся недовольны. Вот если бы... сразу два, то это совсем другой фасон будет - осечки не произойдет, так что чего уж скупиться? Останетесь на улице, так эти камни в первый же день любой шпаненок заберет - и пискнуть не успеете. Ей-Богу, советую вам по-хорошему...
Николай, внутренне кипевший негодованием, ненавистью к этому жадному человеку, поставленному на служебный пост органом, якобы призванным бороться со злом, молча подал толстяку второй, последний камень. Хмуро и почти дерзко сказал:
- Раз уж так, то не потрудитесь ли оформить все очень быстро и в самом надлежащем виде? Кроме того, я явился с одним знакомым. С документами у него все в порядке. Надеюсь, вы и ему не откажете?
- Ну какой разговор, гражданин Романов? - сахарно улыбался сотрудник жилотдела. - Считайте, что вы в моем лице приобрели надежного товарища. А вы можете себе представить, - и сотрудник многозначительно поднял вверх свой пухлый палец, - что значит заиметь связи в такой организации, как наша? Уверяю вас, вы недорого купили мое хорошее расположение к себе. Запомните, моя фамилия Куколев, а зовут Львом Самойлычем. Впрочем, нам пора идти. Сейчас я вам все оформлю. Вам и вашему другу.
Когда Николай вышел за Куколевым в коридор, то сразу же увидел Томашевского. Молодой человек смотрел с вопросительным ожиданием, точно хотел узнать по выражению лица, что делать: нападать ли на чекиста или же нет? И Николай, догадавшись о его намерениях, незаметно сделал отрицательный жест головой.
И тут его внимание привлек какой-то шум в противоположном конце коридора - там, в полутьме, двигались фигуры: красноармейцы с винтовками, а между ними, с руками, сведенными за спину, шла пышная женщина, обращавшая на себя внимание какой-то нездоровой, рыхлой полнотой. Кроме того, было видно, что женщина едва передвигает ноги и все время опирается на палку. Николай сразу понял, что знает эту женщину, хотя полумрак скрывал её лицо от него. На полпути вся эта процессия свернула в боковой коридор, но Николай успел заметить, что женщина, неожиданно повернув в его сторону голову, прильнула к нему своим взглядом на две-три секунды, и он почему-то сразу отвернулся, боясь быть узнанным этой известной ему женщиной.
- Что, интересно? - спросил с улыбкой Куколев. - Там у нас самые главные апартаменты, самые...
Когда спустя полчаса снова они оказались на Гороховой, Томашевский, закуривая вместе с Николаем, у которого мелко-мелко дрожали руки, сказал:
- Еще пара минут, и я бы выбил дверь той комнаты...
- И напрасно бы так поступили, Кирилл Николаич. Два мелких бриллианта сделали то, чего вы не получили бы при помощи вашей силы и смелости. Поразительно! Большевики хотели убедить весь мир, что после ниспровержения старого строя человек обновится в нравственном смысле, а тут ответственные работники, эти новые чиновники, не только оскорбляют людей своим хамским отношением к ним, но и вымогают взятки. Не знаю, стоило ли так безжалостно сокрушать монархию?
