Н. Кальма - Джон Браун
Брауна пригласили в комитет помощи переселенцам. Не возьмет ли он на себя организацию отряда или маленькой армии из членов комитета в Канзасе? Для этого нужны средства и оружие? Ну что же, мистеру Брауну не трудно будет собрать то и другое, пусть только он побольше рассказывает северянам о Канзасе. Однако мистер Браун обязан помнить: деньги и оружие должны идти исключительно на оборону.
Здесь тоже предпочитали лицемерить.
Итак, Джон Браун отныне был облечен полномочиями комитета. Он собирал ружья и доллары, печатал в газетах воззвания: «Я прошу всех искренних защитников свободы и человеческих прав, будь то мужчины или женщины, поддержать это дело посильной помощью».
Выступать более открыто Браун не решался. Слишком много врагов оставалось у него в Канзасе. Каждый южанин с удовольствием прикончил бы старого Брауна.
Из Северной Эльбы пришло письмо Джона-младшего, уехавшего домой вместе с Джезоном: «Вчера через Кливленд проехал полицейский комиссар. Я узнал, что у него есть ордер на твой арест за канзасские дела. Будь осторожен, отец».
Аболиционисты из комитета советовали Брауну изменить внешность. Его раздражали эти советы, хотя они не лишены были смысла. Брауну пришлось отпустить бороду.
В доме судьи Рэссель, аболициониста, где жил Джон Браун, соблюдалась строгая конспирация. На ночь гость клал под подушку револьвер. Он говорил жене судьи:
— Я не хотел бы портить кровью ваши ковры, но вы знаете, я не могу живым отдаться им в руки. Здесь, в моем револьвере, восемнадцать жизней.
И он просил ее в случае тревоги прятать ребенка, иначе, стреляя, он будет бояться за малыша.
В особняках самых почтенных граждан Новой Англии[5] начались тайные собрания, на которых выступал старик с белой неровной бородой и лицом ястреба. Его грубая обувь, его пасторский сюртук — все это производило впечатление. Хрипловатым, резким голосом он говорил слова, пронизывающие своей силой и убежденностью:
— Я иду крутой дорогой. Единственная цель моей жизни — служить делу свободы. Я не открываю мои планы. Их никто не знает, кроме меня.
Его спрашивали:
— Капитан Браун, вы начали вашу борьбу против дискриминации от имени Общества помощи эмигрантам?
— Нет. Я начал борьбу против этой поганой старой блудницы от имени Джона Брауна.
Этот ответ повергал всех в трепет и восторг. У Брауна теперь появились друзья и почитатели. Самые разнообразные люди добивались его расположения и доверия и с готовностью помогали ему. Среди этих людей были: Теодор Паркер — знаменитый бостонский проповедник, доктор Сэмюэль Хоу, который во время своего кругосветного путешествия сражался на стороне восставших греков против турок, Томас Хиггинсон — унитарианский священник, который потом стал писателем, в войне Севера с Югом воевал во главе негритянского полка и был серьезно ранен, Лютер Стирнс — осторожный биржевик, председатель Канзасского комитета, Фрэнк Сэнборн, окончивший Гарвардский университет, восторженный и пылкий юноша, секретарь Канзасского комитета штата Массачусетс, и другие.
То, что Браун объединял таких различных людей, показывает силу его обаяния. Даже враги его не могли отрицать эту силу. Эндрью, губернатор штата Массачусетс, случайно увидевший Брауна в Бостоне, писал впоследствии: «Это был очень привлекательный человек, умевший сильно влиять на людей».
Сэнборн предоставил Брауну все свои деньги, полученные от отца.
Браун сразу сделался героем молодежи. Таким представлялся молодым аболиционистам идеальный борец за свободу. Лицо Брауна, его холодные глаза, сдержанные манеры — все отвечало образу героя. Он мог располагать ими, их жизнью, их средствами — они щедро отдавали ему себя.
20. Шестифутовые пики
Сбор в помощь Канзасу продолжался. Момент этому благоприятствовал: на пост президента Соединенных Штатов только что прошел сторонник рабовладения Бьюкенен, и в верховном суде начался процесс Дреда Скотта.
Юг и Север с одинаковым вниманием следили за этим процессом. Негр Дред Скотт был рабом военного врача Эмерсона. Хозяин взял его с собой сначала в Иллинойс, а потом в Висконсин, где рабство было отменено. Он так жестоко обращался со своим рабом, что Дред Скотт подал на хозяина жалобу в суд. Произошла неслыханная вещь: впервые раб осмелился поднять голос и пожаловаться на физическое насилие.
Делом заинтересовались самые выдающиеся адвокаты. Представители аболиционистов и рабовладельцев встретились на этом суде, как на поле брани. Дред Скотт, как человек, отступил на задний план: в суде боролись две системы. Усилия аболиционистских адвокатов сводились к тому, чтобы доказать, что раб, живущий на свободной земле, уже перестал быть рабом. Судья вначале поддержал их, но верховный суд Миссури отменил это решение. Было установлено, что хозяин негра менял местожительство временно и его права на собственность сохраняются, согласно законам того штата, в котором он живет постоянно.
Между тем Эмерсон успел продать Скотта и его семью некоему Сэндфорду из Нью-Йорка. Новый хозяин начал с того, что избил непокорного раба до полусмерти. Снова было возбуждено дело о побоях уже в новом суде. Сэндфорд отрицал, что он бил Скотта, говоря, что он только «приложил руки», чтобы заставить его слушаться, и что это его право по отношению к невольникам. Суд подтвердил законность этого заявления. Декабрьские сессии 1855/56 года занимались исключительно делом Скотта.
В 1857 году верховный суд вынес историческое решение: невольник есть такой же вид частной собственности, как и всякий другой товар. Этим решением суд уничтожил последнее различие между свободными и рабовладельческими штатами.
До тех пор беглый негр, переступив границу свободного штата, мог считать себя свободным. Иногда с помощью подкупленной полиции плантаторам удавалось похищать своих беглых негров, но таких случаев становилось все меньше. Во многих западных штатах местная власть относилась уже враждебно к рабовладельцам и не только не оказывала им содействия, но даже препятствовала поимке беглого.
Дело Скотта сразу узаконило ловлю негров во всех штатах. Теперь всюду и во всякое время появлялись ловцы негров и требовали от властей содействия. На улицах разыгрывались безобразные сцены: негров хватали, били, заковывали в кандалы.
«Демократические» политики призывали народ терпеть, не прибегая к насилию, а вести борьбу исключительно парламентским путем. Но в народе росло отвращение к Югу и южанам. Поэтому живая, действенная борьба в Канзасе снова начала привлекать всеобщее внимание, и Джону Брауну нетрудно было вызвать интерес к своему делу.
Стирнс, известный аболиционист, добился, чтобы комитет предоставил Брауну две тысячи винтовок и четыре тысячи патронов, и члены комитета собрали ему пятьсот долларов с тем условием, чтобы все, что дает комитет, шло исключительно на цели обороны. Браун выслушал это решение с подавленной яростью: «Только для обороны! О проклятые лицемеры! Пускай бы они явились сами в Канзас и попали в руки миссурийцев! Тогда они забыли бы свои разговоры об обороне!»
Однажды он даже не выдержал и с горечью сказал Сэнборну:
— Если бы я только мог получить для своей борьбы те деньги, которые они прокуривают в Бостоне за один день!
Между тем время шло, прошла зима, приближались первые месяцы весны, а денег и оружия было все еще мало. Хиггинсон по крохам собирал деньги среди своих прихожан. Теодор Паркер в своем приходе произносил зажигательные проповеди, но результаты были ничтожны. Геррит Смит прислал небольшую сумму, — всего этого было недостаточно для того, о чем думал Браун.
В феврале примчался взволнованный, радостный Сэнборн. Ему удалось договориться с Национальным канзасским комитетом. Это крупная организация с большими финансовыми возможностями. Члены комитета хотят послушать, что скажет им капитан Браун. Собрание состоится в Нью-Йорке. Съедется не меньше ста человек.
Джон Браун сказал хмуро:
— Я предпочел бы встретиться лицом к лицу с двадцатью бандитами из рабовладельцев. Боюсь, я не опытный оратор.
Однако в назначенный день он был в Астор-Хаузе, на собрании комитета. Сэнборн, как делегат от Масачусетса, внес предложение предоставить капитану Джону Брауну пять тысяч долларов для работы в Канзасе.
Капитану Джону Брауну пять тысяч?! Гул пронесся по Астор-Хаузу. Здесь были делегаты из дальних западных штатов, которым было хорошо знакомо имя Брауна Осоватоми. Мистер Браун — сторонник насильственных мер. Мистер Браун использует деньги для чего-нибудь такого, на что комитет не может пойти ни в коем случае. Мистер Браун опасный человек!
Брауну учинили «допрос с пристрастием»:
— Если вам будут выданы пять тысяч долларов и оружие, станете ли вы насильственным путем вторгаться в Миссури и прочие рабовладельческие штаты? Станете ли вы не только обороняться, но и нападать?
