Альберт Шпеер - Воспоминания
Глава 7
Оберзальцберг
Любой носитель власти, будь то руководитель предприятия, глава правительства или диктатор, всегда подвержен постоянному конфликту. В силу положения личное его благоволение становится для его подданных столь вожделенным, что за него всегда склонны продаться. Окружение потентата не только находится в постоянной опасности превратиться в коррумпированных царедворцев, но оно испытывает и непрерывное искушение демонстрацией своей преданности подкупать самого властителя.
О том, чего на самом деле стоит руководитель, красноречивее всего свидетельствует то, как он воспринимает это идущее снизу воздействие. Я знал немало крупных промышленников и высших военных, умевших противостоять этому искусу. Если власть наследуется в течение нескольких поколений, то нередко возникает своего рода наследственная неподкупность. Из окружения Гитлера лишь единицы, как, например, Фриц Тодт, устояли перед прельщениями двора. Гитлер же не обнаруживал явного стремления пресекать опасности такого рода.
Некоторые особенности формирования его стиля господства заводили его, особенно после 1937 г., во все усиливающуюся изоляцию. К этому надо добавить его неумение устанавливать человеческие контакты. В узком кругу мы тогда часто обсуждали изменения в нем, проступавшие все с большей отчетливостью. К этому времени появилось новое издание книги Генриха Гофмана «Гитлер, каким его не знает никто». Прежнее издание было изъято из продажи из-за фотографии, на которой Гитлер запечатлен в дружеском общении с тем временем убитым им Ремом. Снимки для нового издания отбирались Гитлером лично. На них можно было видеть обходительного, жизнерадостного, раскованного и вполне земного господина. Вот он в баварских коротких кожаных штанах, вот он за веслами, а здесь — вольно растянувшийся на траве, вот он на прогулке в окружении восторженной молодежи или в мастерской художника. И везде он доброжелателен и общителен. Эта книга стала самым высшим достижением Гофмана. Но уже ко времени своего появления она устарела. Тот Гитлер, каким я еще знавал его в начале 30-х годов, уступил место другому — недоступному, сторонящемуся людей, деспотичному даже по отношению к ближайшему окружению.
В одной из отдаленных горных долин баварских Альп, в Остертале, мне удалось отыскать охотничий домик — небольшой, но все же достаточно вместительный, чтобы поставить кульманы и с грехом пополам разместить несколько сотрудников и собственную семью. Там в начале 1935 г. мы набрасывали эскизы моих берлинских строек. То были счастливые дни труда и семейной жизни. Но однажды я совершил роковую ошибку. Я рассказал об этой идиллии Гитлеру. «Но у меня Вы можете устроиться еще лучше. Я предоставляю Вам дом Бехштейнов (1). На застекленной веранде у Вас там будет достаточно места для Вашего бюро». Но и из этой виллы нам пришлось переезжать в конце мая 1937 г. в специальный дом-ателье, который по указанию Гитлера выстроил Борман по моему проекту. Так рядом с Гитлером, Герингом и Борманом возник «четвертый Оберзальцберг».
Понятно, что я был счастлив быть отмеченным столь наглядным образом и принятым в узкий круг. Но очень скоро мне пришлось убедиться в том, что это был не очень-то выгодный обмен. Из уединенной альпийской долины мы попали в здание, огороженное высокой колючей проволокой, войти в которое можно было только после проверки документов у обоих ворот. Все это напоминало вольер для диких животных. И всегда находились любопытные, желавшие глянуть на высокопоставленных обитателей гор.
Подлинным владельцем Оберзальцберга был Борман. Он принуждал крестьян продавать их дворы, многие из которых насчитывали не одно столетие, сносил их, как и многочисленные распятия на горных дорогах и кручах в память о несчастных случаях, последнее — несмотря на горячие протесты церковной общины. Прибирал он к рукам и государственный лес, пока его площадь — с отметки в 1900 м и до расположенной шестьюстами метрами ниже долины — не составила почти семь квадратных километров. Периметр внутреннего забора достигал примерно трех, а внешнего — четырнадцати километров.
Без малейшей жалости к девственной природе Борман рассек этот дивный ландшафт сетью дорог. Лесные тропы, усыпанные хвоей, с выступающими корневищами, были превращены в асфальтированные дорожки. Казарма, гараж — целый дом, гостиница для гостей Гитлера, новая фактория, поселок для все увеличивавшегося персонала служащих росли как грибы, как на каком-нибудь внезапно ставшем модным курорте. На горных склонах лепились времянки-бараки для сотен строительных рабочих, сновали грузовики со стройматериалами, ночью ярко светились огни стройплощадок — работа шла в две смены, по временам долина сотрясалась взрывами.
На вершине личной горы Гитлера Борман соорудил дом, обставленный мебелью, представлявшей собой какую-то странную помесь роскоши океанических лайнеров и старокрестьянского быта. Подъехать к нему было можно только по единственной, довольно рискованно проложенной дороге, приводившей к прорубленному в скалах лифту. Только на подъездные пути к этому дому, где Гитлер побывал всего несколько раз, Борман вбухал 20-30 миллионов марок. Острословы из гитлеровского окружения не преминули заметить: «Все как в городке золотоискателей. Только Борман не находит золото, а расшвыривает его». Гитлер хотя и неодобрительно отзывался о всей этой лихорадочной деятельности, но заметил: «Это делает Борман, и я не хотел бы вмешиваться». И еще раз: «Когда здесь все будет отстроено, я подыщу себе какую-нибудь тихую долину и прикажу построить там небольшой деревянный дом, вроде того, что раньше стоял тут». Но строительство здесь так никогда и не было закончено: Борман придумывал все новые дороги и постройки, а когда, наконец, разразилась война, он принялся за сооружение подземного жилья для Гитлера и его ближайшего окружения.
Огромное сооружение на «горе», хотя Гитлер иногда и поварчивал из-за больших расходов, было очень показательно для перемен в его образе жизни и его стремления посильнее отгородиться от мира. Оно не может быть объяснено его страхом перед покушением; ведь почти ежедневно он присутствовал при прохождении между барьерами тысяч людей, прибывших сюда, чтобы дать волю своим чувствам. Его охрана считала это более рискованным, чем импровизированные прогулки по открытым для общественности лесным дорожкам.
Летом 1935 г. Гитлер принял решение о перестройке своего прежнего скромного альпийского домика в представительный «Бергхоф». Он заявил, что оплатит строительство из собственных средств, но это был не более чем красивый жест, потому как Борман для постройки подсобных сооружений сорил суммами, не шедшими ни в какое сравнение со взносом Гитлера. Гитлер не просто сделал набросок «Бергхофа». Он попросил меня принести чертежную доску, рейсшину и прочий инструмент, чтобы он мог сам нарисовать план виллы, общий ее вид с различных точек зрения и в поперечном разрезе. От чьей-либо посторонней помощи он при этом отказался. Только над двумя другими эскизами Гитлер работал с таким же тщанием, как над проектом своего оберзальцбергского дома — над Имперским боевым знаменем и над своим штандартом главы государства.
Тогда как архитекторы, как правило, наносят на бумагу варианты различных идей, отбирая из них наилучший, для Гитлера было характерно, что он первое же пришедшее ему в голову решение без каких-либо долгих колебаний, интуитивно, считал окончательным и только ретушью старался подправить очевидные огрехи.
Старый дом сохранился внутри нового. Оба жилых помещения были соединены большим проходом — в итоге возникла крайне неудобная для приема официальных посетителей планировка. Сопровождавшие их лица должны были довольствоваться неуютной передней, которая одновременно служила проходом к туалетам, к лестничной клетке и большому залу-столовой.
Когда у Гитлера проходили ответственные совещания, то его личных гостей отправляли в ссылку на верхний этаж. А так как лестница вела в переднюю к жилой комнате Гитлера, то необходимо было выяснять у «передовых постов», можно ли пройти через помещение и отправиться на прогулку. Предметом особой гордости Гитлера было знаменитое огромное опускавшееся окно в гостиной. Через него открывался вид на Унтерсберг, на Берхтесгаден и на Зальцбург. По какой-то странной фантазии прямо под этим окном Гитлер разместил гараж для своего автомобиля, и при неблагоприятном направлении ветра в помещение врывался резкий запах бензина. Такая планировка была бы завернута на семинарском занятии любого высшего технического учебного заведения. С другой стороны, как раз такие промахи придавали Бергхофу выраженную индивидуальность: он сохранял невзыскательность дома, предназначенного для отдыха после рабочей недели, но только масштабно возведенного в какую-то сверхстепень.
