Дмитрий Жуков - 29- я гренадерская дивизия СС «Каминский»
31 июля 1944 г. состоялась встреча Б.В. Каминского с Генрихом Гиммлером. Руководитель «Черного ордена» поблагодарил Каминского за успешные действия бригады и лично наградил его Железным крестом 1–й степени[314].
1 августа 1944 г. Главное оперативное управление СС выпустило приказ о развертывании РОНА в 29–ю ваффен–гренадерскую дивизию СС /русскую № 1/ (29. Waffen–Grenadier–Division der SS /Russische Nr. 1/). Намечалось формирование 72–го (на основе 1–го стрелкового полка), 73–го (на основе 2–го и 3–го стрелковых полков) и 74–го (на основе 4–го и 5–го стрелковых полков) ваффен–гренадерских полков, 29–го полка снабжения, фузилерного, инженерного и запасного батальонов, противотанкового дивизиона, батальона связи, дивизиона зенитной артиллерии, санитарной и ветеринарной рот. Артиллерийский полк бригады переформировывался в 29–й ваффен–артиллерийский полк (по реальным штатам – дивизион). Части гвардейского батальона распределялись по полкам и частям новой дивизии. Соединение имело на вооружении около 20 орудий, 30 минометов, более 100 пулеметов[315].
Особый интерес представляет количество бронетехники в составе дивизии. Например, на начало 1944 г. бронетанковый дивизион насчитывал 12 танков (КВ, восемь Т–34, три БТ–7), шесть бронемашин[316]. Однако известно, что бронетехника по традиции имелась не только в нем, но и в стрелковых частях, и в немалом количестве. Так, для подавления Варшавского восстания была выделена самоходная артиллерийская установка Су–76. Известна фотография бронеавтомобиля БА–10, который также действовал в Варшаве. К ноябрю 1944 г. в полуразложившейся дивизии имелось два КВ и двенадцать Т–34[317].
Во время личной беседы Гиммлер обещал Каминскому вывести его соединение на переформирование в учебный войсковой лагерь в Нойхаммере, а беженцев (приблизительно 10 500 человек), как только будут созданы условия, — эвакуировать в Венгрию. Однако здесь, как отмечает историк С. Дробязко, возникли новые проблемы. Действовавший в Будапеште русско–немецкий комитет по эвакуации не был поставлен в известность о переброске беженцев, а венгерское правительство, согласия которого также никто не спросил, не испытывало никакой радости по поводу возможного прибытия «каминцев». Между Берлином и Будапештом завязался оживленный обмен радиограммами и, наконец, высший фюрер СС и полиции в Венгрии обергруппенфюрер СС Отто Винкельман добился согласия венгерских властей на просьбу Гиммлера принять беженцев. Но последние создавали новые и новые трудности, требуя, чтобы часть бригады РОНА с вооружением осталась для защиты семей. Многие «каминцы» рассчитывали также на то, что на новом месте им будет предоставлено право на создание такого же самоуправляющегося района, как в Локте, Лепеле и Дятлово. Само собой разумеется, венгерская сторона не могла согласиться с такими требованиями, ущемляющими ее суверенитет[318].
Выписка из приказа о присвоении Каминскому звания ваффен–бригадефюрера и генерал–майора войск СС
И все–таки определенные договоренности были достигнуты. Однако как только эшелоны с беженцами тронулись в путь, в Словакии, через территорию которой должна была осуществляться переброска, вспыхнуло национальное восстание, и эвакуация была остановлена. Семьи «каминцев», не имевшие возможности где–либо разместиться, были вынуждены жить в вагонах, что особенно раздражало представителей Имперского управления железных дорог, которые настоятельно требовали быстрее вернуть подвижный состав для военных перевозок. Запасы продовольствия у беженцев также вскоре закончились, после чего начался грабеж немецкого населения. Гауляйтер Верхней Силезии Фриц Брахт пригрозил отдать под суд офицеров СС, сопровождавших эшелоны, если они не уберут «каминцев» с подведомственной ему территории[319].
Все эти неприятные инциденты происходили на фоне разгоревшегося в августе 1944 г. восстания в Варшаве. Как известно, командующий Армией Крайовой (АК) Тадеуш Коморовский (кличка «Бур») отдал своим частям в столице (около 40 тысяч человек) приказ о начале открытой вооруженной борьбы против немецкого гарнизона города[320]. На этот шаг он пошел, руководствуясь мыслью, что поляки освободят Варшаву до прихода Красной армии и завоюют для себя независимость. А советские войска, целью летнего наступления которых, как полагал Коморовский, является взятие польской столицы, завершат разгром немцев.
Одна из варшавских улиц в минуту затишья
На наш взгляд, Варшавское восстание изначально было обречено на провал. Судьба послевоенной Польши уже была решена на конференции в Тегеране в конце 1943 г., и Сталин не собирался оказывать полноценную военную помощь силам, которые все равно предстояло подавить (советское руководство ограничилось поставками оружия и продовольствия).
Кроме того, союзники почему–то не принимали во внимание упорство и стойкость вермахта и войск СС. Они еще не были деморализованы и не думали сдаваться. Положение немцев было, конечно, тяжелым, но отнюдь не критическим. Только 2–я советская танковая армия потеряла на подступах к польской столице 500 танков и САУ. В начале августа вермахт остановил наступление Красной армии, сконцентрировал северо–восточнее Праги (предместье Варшавы) значительные силы танков и мотопехоты и создал сплошной фронт обороны, прорвать который с ходу, без тщательной подготовки, было невозможно[321].
Восстание в Варшаве не стало неожиданностью для немецких властей. Агентура полиции безопасности и СД еще в июле донесла о готовившемся вооруженном выступлении. Гестапо установило точную дату и время, когда должны были начаться боевые действия. Губернатор Варшавы группенфюрер СА Л. Фишер, комендант города генерал–лейтенант люфтваффе Р. Штагель и начальник СС и полиции оберфюрер СС П.О. Гейбель уже в ночь с 31 июля на 1 августа предприняли контрдействия. В 13.00 была объявлена тревога в немецких учреждениях, в 14.00–15.00 начались перестрелки в районах Воля и Жолибож (они находятся на западном берегу Вислы, там же, где и районы Старый город, Охота, Мокотов, Черняков, Окецие и Центральный)[322]. В 17.00 по сигналу «Буря» Армия Крайова перешла к активным действиям.
Между германскими частями отсутствовало тесное взаимодействие и постоянная связь, чем воспользовались повстанцы. К концу дня им удалось овладеть районом Старый город, однако поляки понесли большие потери (согласно немецким данным, за первые два дня боев было убито от 2 до 2,5 тысяч бойцов АК[323]). Большие жертвы среди восставших (а также гражданского населения, оказавшегося в эпицентре противостояния) объясняются тем, что члены АК были плохо вооружены. Они имели преимущественно стрелковое и автоматическое оружие (около 1100 станковых и 60 ручных пулеметов; 300 автоматов, 1400 винтовок и 25 тысяч гранат), но и этого едва хватало, чтобы вооружить 10 % участников восстания. В последующем повстанцы получили помощь со стороны союзников и Красной армии. Им было доставлено 3247 единиц стрелкового оружия, 169 минометов, 55 тысяч мин и гранат, 5 млн 700 тыс. патронов, 35 тысяч тонн продовольствия[324]. Эта помощь позволила полякам продержаться дольше, чем они сами рассчитывали, но трагический финал был неизбежен.
Одна из немецких баррикад в Варшаве
На вспыхнувшее в Варшаве восстание сразу отреагировал оперативный отдел германского генштаба, подготовивший аналитический доклад о положении в городе. Начальник генштаба, генерал–полковник Г. Гудериан, обратился лично к Гитлеру с предложением объявить Варшаву частью оперативной зоны 9–й армии вермахта и ввести в нее войска, но фюрер, после недавнего покушения на него, организованного высшими армейскими офицерами, отклонил предложение Гудериана и возложил задачу по подавлению восстания на СС. При этом вермахт должен был согласовывать все свои действия с СС и оказывать людям Гиммлера всю помощь, какая им потребуется[325].
Рейхсфюрер СС доверил командование операцией по уничтожению восставших обергруппенфюреру СС Эриху фон дем Баху[326], специалисту по борьбе с «бандами». Шеф СС дал ему подробные инструкции. Ссылаясь на приказ Гитлера, где говорилось, что «каждого варшавянина следует убить, не исключая женщин и детей, а Варшаву — уничтожить»[327], Гиммлер потребовал действовать беспощадно: «Вы можете называть меня варваром. Да, согласен, но у меня нет выбора»[328]. Хотя, как потом утверждал фон дем Бах, он противился инструкциям главы «Черного ордена», части СС и полиции, действовавшие в Варшаве, были хорошо о них осведомлены.
