Михаил Бойцов - К чести России (Из частной переписки 1812 года)
М. В. Милонов - Н. Ф. Грамматину.
24 сентября. С.-Петербург
Я получил письмо твое сию минуту. Это еще первое по твоем отъезде. Слава богу, ты жив и здоров; в теперешних обстоятельствах чего больше? Зачем не написал ко мне прямо? Шванович не прислал ко мне письма твоего, и я разрываюсь с досады, что не знал о тебе целый месяц, писавши к тебе почти каждую почту; но письма мои, вероятно, должны быть затеряны, ибо Москва (увы!) 3 сентября(50) сдана на капитуляцию французам. Надежда на бога, на храбрость солдат, которые дерутся как львы, и на народ русский! Ежели бог не совсем еще нас оставил, может быть, эта мрачная туча пронесется мимо! Я все еще нездоров, но мне лучше. <...> Что делать, милый друг? времена скорби и страха! година испытания! Ежели ты все будешь в Костроме, может быть, я тебя увижу: отсюда все перебирается в Казань, и меня приглашают ехать водою, только какова и езда теперь! <...> Здесь все ополчается, и я сам решаюсь перепоясаться на брань за отечество! Петин убит(51). Князь Багратион умер от раны. Вообрази судьбу человека: летал с отважностью на палящие батареи и не имел решимости сделать операцию! Я взял отпуск - если можно - ехать или идти в военную службу: это необходимо для безопасности. К тому же и должно теперь вооружиться все, что может, иначе... Сегодня пронеслись слухи, что генерал Багговут разбил Мюрата, 4 тыс. положил на месте, а две взял в плен. Изверг шел истреблять Тулу и оружейный наш завод(52). Прости, мой милый друг! Может быть, мы увидимся скоро; может быть, никогда мы не увидимся.
Весь твой М. Милонов.
М. В. Акнов - И. Я. Неелову.
25 сентября. [Тверь]
Милостивый государь Иван Яковлевич!
Носятся слухи, что из Москвы неприятель выступил(53). Главная квартира нашего Главнокомандующего за Москвою в 30 верстах. Сказывают, что были силы в сражении, а о низовых городах ничего не слышно. Из Уфы сильное ополчение из разных иноверцев приготовлено, и донских казаков к Платову идут 20 полков. <...>
Францов во многом числе гоним пересылкой в Уфу чрез Бежецк. <...>
Д. П. Трощинский - М. И. Кутузову.
26 сентября. Полтава
...> Боже мой! До какого по несчастию дожили мы времени! Кровь на сердце запекается, когда помыслю, что ни мужественное многочисленное воинство, ни вождь, состарившийся на бранях и многократно победою увенчанный, не могли заградить ворот Москвы кровожадному врагу, неслыханно счастливыми случайностями водимому и убеждающему даже и самых недоверчивых людей в том, что несбыточному верить должно... Но зачем предаваться унынию?.. Вы еще живы, дух российский еще жив и в сердцах соотечественников наших воспламенится несчастием, как бурею искра в погасающем пожаре. Сия надежда утешает меня и ободряет совещать[ся] с вами о спасении престола и Отечества. С доверенностью предложу вам мои мысли: главнейшая есть та, что сила народа нашего велика, что враг в средине нашего царства, зачем же медлить ополчить весь народ? Государь 18 июля(54) думал, что довольно части оного для отражения врага. Он пощадил общее рвение и подовольствовался частию жертвы, оным предложенной. Событие доказало истину, что не всегда милосердие венчается достойною наградою, что должно иногда с сжатым сердцем и с твердостию для искоренения зла не дорожить и тем, что нам любезно. Ежели бы земское ополчение не остановлено было в губерниях Харьковской, Курской, Орловской и Псковской, то до сих пор по примеру Малороссии было бы готово до 200 т. воинов, с помощью части регулярных войск могущих преградить или по крайней мере затруднять врагу обратный путь, по которому теперь приливается к нему беспрестанно новая всякого рода подмога. Чего медлите вы? Пригласите все сии губернии к вооружению - ревность их наградит потерянное время. Все готовы, в две недели ополчится более ста тысяч войска, когда в один месяц и не при толь бедственной крайности Малая Россия вывела на границы свои до 60 т. большею частью конных казаков. Вы вождь, приобревший доверенность всех состояний - они ждут слова вашего. Не косните. Уверьтесь примером нашим в общей готовности жертвовать всем за царя и отечество. Когда и Манифест 18 июля не остановил нашего усердия, внушенного одною предосторожностью, то падение Москвы не окрылит ли рвения всех россиян? Уже я слышу, что Слободской губернии дворянство и без воззвания готовится последовать нашему подвигу. Одно ваше слово оживит благородное общество и прочих губерний. Повторяю вам, светлейший князь! Не косните. Спасение отечества требует от вас решимости - ею торжествует враг, ею да погребется сила его в снега хладной, но пламенем любви к царю и отечеству горящей России. Бог пошлет верным своим благодать, вождю их победу над кичащимся врагом. Дерзайте. Но я забываюсь - мне ль подстрекать мужественного и мудрого военачальника к похвальному подвигу? Останавливаю перо мое и прошу, уважая доброе намерение, простить, ежели я перешел границу умеренности по неискусству в военном деле, о котором говорить только мне прилично. Итак, обращаясь в мою черту, нужным только нахожу известить в. св., что Полтав. губернии земское ополчение <...> уже совершенно сформировано и начальником оного избран генерал-майор князь Жевахов. Дворянское ополчение стоит в готовности в Переяславле, Прилуке, Золотоноше и Пирятине. Благоволите распоряжать [ся] оным, и если сего мало, то именем предводимого мною дворянства уверяю, что к защите престола и Отечества готовы все жертвовать и имением и жизнию...
P.S. Курьеры ваши часто чрез Полтаву и Лубны переезжают. Вспомните иногда, что близ них живет душевно вам преданный, которому каждая строка ваша будет драгоценна, доказывая, что вы его еще не забыли. <...>
С. Н. Марин - М. С. Воронцову.
27 сентября. Тарутино
Ты бранишь меня, любезный Воронцов, что я не пишу к тебе, но скажи, как мог я иначе писать, как не чрез курьеров? Ибо, благодаря обстоятельствам, и Москва наша - за границей, и почты все - к черту. <...> Армии наши соединены, и вторая исчезла вместе с своим начальником, но и первая без командира, ибо Михаила Богданович за болезнью получил высочайшее повеление от армии удалиться, следовательно, мы как овцы без пастыря. Ермолов не хочет служить или, лучше [сказать], не хочет быть начальником генерального штаба, да и имеет все права. Представь себе, что здесь никто ничего не знает. Отряды ходят и рапортуют прямо Коновницыну и ни слова в дежурство, как будто чужой армии. Часто кричал ты, что у нас беспорядок, но я мог тебе дать отчет всякую минуту, где какой казачий пост находится, здесь же, напротив, целые полки неизвестны.
Несмотря на все это, каждый день таскают пленных, и с тех пор, как мы оставили Москву, взято около 10 тысяч, а может, и более. Мужики бьют их без милосердия. Наши партии живут на Можайской дороге, и недавно один офицер со ста человеками сборного войска взял б пушек и сжег [артиллерийский] парк. Галлам очень худо, и они присылали Лористона (55), который жаловался на наших мужиков и очень был огорчен, когда светлейший отвечал ему, что мир с ними не в силах заключить и государь, ибо война сделалась народной. Ответы князя были очень хороши, и кажется, что поворотили нос мерзкому Бонапартию. <...>
Д. С. Дохтуров - жене.
29 сентября. [Тарутино]
Мы стоим уже несколько дней на одном месте довольно покойно. Неприятель нас не беспокоит, и везде приметна слабость его. Всякий день мы у него берем более двухсот в плен, не теряя ни одного человека с нашей стороны. Он так далеко забрался, что ему очень трудно будет отсюда вырваться. Ты мне пишешь, друг мой, что желаешь приехать ко мне, я сам сего от всего сердца желаю, но по несчастью теперешние обстоятельства сему препятствуют. Во-первых, как тебе сюда приехать? Кроме беспокойствия, я страшусь, чтоб ты не была встревожена на дороге какими ни есть слухами пустыми. И сверх сего, мы не уверены ни на одном месте остаться долго, то куда ты приедешь? Я же не могу сам далеко отлучиться. Подожди, душа моя, и если будет способное время для свидания нашего, я тотчас к тебе пришлю кого-нибудь из моих адъютантов. <...> Дай, боже, только, чтобы эта проклятая война скоро кончилась, и помоги нам бог опровергнуть нашего злодея. Представь себе, друг мой, что еще за Смоленск никто не получил награждения. Я, право, не в претензии на награждения, но жаль, что мои подкомандующие по их заслугам ничего не получили, кроме нескольких офицеров, да и то не очень справедливо и все по протекции.
М. И. Кутузов - дочери и зятю.
1 октября. На Калужской дороге
Парашинька, мой друг, с Матвеем Федоровичем(56) и с детьми, здравствуй! Я, слава богу, здоров. Стоим уже более недели на одном месте и с Наполеоном смотрим друг на друга,- каждый выжидает время. Между тем маленькими частями деремся всякий день и поныне везде удачно. Всякий день берем в полон человек по триста и теряем так мало, что почти ничего. Кудашев разбойничает также с партией и два хороших дела имел. <...>
