Егор Иванов - Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2)
Соколову было радостно и покойно рядом с Настей. Он не уставал открывать в ней новые и новые достоинства: тонкий вкус, разумную сдержанность, с какой Анастасия собиралась заводить свой дом. Ему нравилось ее искреннее и доброжелательное отношение к окружающим, стремление сделать им что-то хорошее, уделить частичку душевной теплоты.
Эти качества Анастасии сразу заметила и горячо расхвалила племяннику Мария Алексеевна. Анастасии тетушка тоже очень понравилась. Ей особенно импонировали народнические взгляды Марии Алексеевны, оставшиеся с молодых лет. Старая, сухая и казавшаяся чопорной дама немедленно оживилась, уронила с носа пенсне и горячо заговорила о справедливости и равенстве, когда они случайно коснулись в разговоре благотворительного концерта в пользу голодающих крестьян, в котором принимала участие и Настя.
Дома все было хорошо. Согласие и лад царили за первым совместным завтраком новой семьи, никаких признаков мировой катастрофы не ощущалось и в утренних газетах, которые вестовой Иван успел принести как раз к кофе. Алексея насторожили только сообщения из Берлина, в которых говорилось, что высшие руководители германской армии считают положение настолько спокойным, что собираются в отпуск.
"Германские генералы могут уехать от своей армии только в том случае, если полностью готов мобилизационный приказ и дело завертится и без них", пришло в голову Алексею. Он счел этот признак угрожающим и достойным немедленного обсуждения с Сухопаровым, который замещал его по делопроизводству.
В час пополудни Соколов входил в свой подъезд на Дворцовой площади. Часовые отсалютовали ему, он не торопясь поднялся по мраморной лестнице до площадки, где стоял бюст Петра и на двух мраморных досках пообочь его были выбиты золотом названия славных побед российской армии. На секунду Алексей задержался, окинув взглядом внушительный список, и заспешил на третий этаж, где в бывшем кабинете Данилова восседал теперь новый обер-квартирмейстер главного управления Генерального штаба генерал Николай Августович Монкевиц.
Монкевиц ничуть не удивился, увидев полковника, который уже целую неделю был в отпуске. Он знал, что Соколов - настоящий офицер и в чрезвычайных обстоятельствах никогда не оставит своих обязанностей. Генерал готовил доклад на высочайшее имя об убийстве эрцгерцога, и появление начальника австро-венгерского производства было очень кстати.
- Ваше превосходительство! - обратился Соколов к генералу после взаимных приветствий. - Каковы виды на войну у Сергея Дмитриевича?
Полковник знал о тесной дружбе генерала с министром иностранных дел Сазоновым и о том, что министр о всех европейских делах непременно советуется с Монкевицем.
- Его высокопревосходительство Сергей Дмитрич стоит на том, что война на этот раз почти неизбежна... - потер свои седины генерал. - Наши союзники в Париже, как сообщает посол Извольский, весьма и весьма настроены воевать! Если они начнут самостоятельно, мы неизбежно примкнем к ним в силу союзнической конвенции.
- Но успеет ли получить наша агентура в Срединных державах сигнал о необходимости перехода на вариант работы по военному времени? - озабоченно спросил полковник, который давно уже, со времен Балканских войн, ждал, что Франция будет втягивать Россию в большую европейскую войну с Германией.
- Сомневаюсь... - раздумчиво протянул Монкевиц.
- Но ведь это может грозить им арестами и расстрелами, если мы заранее не обусловим связь с агентами, когда прямые почтовые отношения между нами будут прерваны, - забеспокоился Алексей. Он живо представил себе чешскую группу - Стечишина, Гавличека, Младу, их друзей и помощников.
- В нынешних условиях я не могу приказать вам прервать отпуск! - с нажимом вымолвил генерал. - Неизвестна окончательная позиция его величества. Может быть, государь еще сумеет уладить миром конфликт на Балканах, как не захотел он ввязывать Россию в Балканские войны...
- Стало быть, есть еще надежда? - обрадовался было полковник.
- Сазонов говорит, что очень мало... - важно передал слова министра Монкевиц и, закосив глазами, повернул разговор в русло, выгодное ему. - А как ваши агентурные организации в Австро-Венгрии, Алексей Алексеевич? Они снабжены инструкциями и адресами на случай войны?
- В принципе да, Николай Августович, - уверенно ответил Соколов, но тут же добавил: - Меня только очень беспокоит организация Стечишина. После провала Редля* я ее законсервировал на некоторое время. Но очень ценный агент - вы помните, это он быстро прислал нам записи бесед Конрада фон Гетцендорфа и фон Мольтке в Карлсбаде - находится сейчас под угрозой провала из-за своей активности. Я, кстати, собирался его вызвать под удобным предлогом в Италию, где сам намеревался провести с женой отпуск. Но теперь, полагаю, с ним невозможно будет встретиться нигде, кроме Вены или Праги, куда он может выехать к родственникам.
______________
* Полковник австрийского генерального штаба, создатель службы контрразведки Дунайской монархии, Редль в 1913 году был разоблачен как агент русской разведки.
Монкевиц отвел косящие глаза в сторону и забарабанил, по зеленому сукну стола кончиками пальцев. Он явно задумался о чем-то своем, не служебном. За окном белесое небо источало жар.
Соколов размышлял. Тревога за Гавличека, Филимона и Младу все больше охватывала его. Инструкции на случай чрезвычайных обстоятельств были направлены группе уже давно - накануне первой Балканской войны. Прошло почти два года, какое-то из звеньев могло устареть и подставить под удар всю организацию.
Надо ехать самому - напрашивалось решение. А это значит, что Настя останется в одиночестве бог знает на сколько недель, а может быть, и месяцев! И это теперь, когда так счастливо началась жизнь...
Голос сердца подсказывал один за другим аргументы против поездки, но голос разума сурово напомнил: могут погибнуть замечательные люди, братья. Надо ехать!
Соколов решительно вторгся в отрешенное молчание генерала.
- Ваше превосходительство! - официально обратился он к начальнику. Прошу отдать приказ о прекращении моего увольнения в отпуск, а также срочно подготовить необходимые документы для поездки в Прагу и Вену...
Монкевиц встрепенулся.
- С богом! Я знал, что ты решишь именно так... - повернул просветлевшее лицо к Соколову генерал. - Когда думаешь отъезжать?
- Надо немедленно дать через Вену сигнал Стечишину о встрече со связным и с агентом "В-8", предпочтительно в Праге... Послезавтра "Нордэкспрессом" выезжаю в Берлин и Лейпциг, оттуда через Швейцарию достигну Австрии... На пути через Германию надеюсь провести рекогносцировку германской мобилизации: если приказ уже отдан, немцы будут удлинять посадочные платформы, готовя их для войск, да и многое другое спрятать никак нельзя...
- Алексей Алексеевич! - вздохнул Монкевиц. - Большая надежда на тебя. Не подведи, голубчик!
- Диспозицию поездки представлю завтра, - четко ответил полковник и поднялся уходить. Генерал еще раз вздохнул и пошел провожать подчиненного до дверей кабинета, что он делал в исключительных случаях.
...В полном смятении чувств подъезжал Алексей к своему дому. Его ждала самая прекрасная женщина мира - его жена, а он везет ей известие о своем спешном отъезде! Как объяснить Насте невозможность ехать вместе, как сообщить ей о полной неопределенности сроков возвращения? Как, наконец, устроить ее жизнь на то время, пока он будет в отсутствии? Эти и десятки других вопросов терзали Соколова до тех пор, пока он не поднялся к себе в квартиру.
Настя встретила его в прихожей. Она, наверное, выглядывала из окна, ожидая, догадался Алексей. По виду мужа Анастасия все поняла и решила быть ему поддержкой и опорой.
- Милый, наша поездка откладывается? - стараясь быть как можно спокойней, спросила Настя.
Алексей молча кивнул головой. Настя подошла и обняла его. Они простояли так несколько минут, и Алексей никак не мог начать свое печальное сообщение.
- Тебе очень плохо? - спросила Настя.
- Да, очень! - вздохнул он. - Я должен послезавтра уехать...
- Надолго? - словно выдохнула Анастасия, и у нее внутри все оборвалось. Но тут же она вновь взяла себя в руки и усилием воли подавила готовую вспыхнуть панику.
- Вероятно, да!
- Поездка для тебя опасна? - подняла Настя на Алексея глаза, полные слез. Он решил слукавить.
- Что ты, родная! Это вроде путешествия на воды, когда болен: скучно, глотаешь какую-то гадость и ждешь не дождешься отхода обратного поезда...
Он поцеловал глаза Насти и ощутил на губах солоноватый вкус ее слез.
- Начнем готовиться к твоему путешествию, - поддержала Настя его нарочито веселый тон и повлекла мужа в гостиную, чтобы составить список вещей, которые он должен взять в дорогу. До отъезда оставалось 48 часов.
Две ночи, остающиеся до среды, Соколов не сомкнул глаз. Виною был совсем не полуночный свет, разлитый в природе. Слились воедино заботы о Насте, волнение о предстоящей сложной операции, предчувствие огромных событий, надвигающихся на Европу...
