Александр Панарин - Стратегическая нестабильность ХХI века
Второй вопрос касается того, согласятся ли устроители нового мирового порядка хоть как-то скорректировать его в пользу тех, кто оказался наиболее обделенным? Новый мировой порядок является, с одной стороны, послевоенным — то есть основанным на аннексиях и контрибуциях, предназначаемых в качестве естественного приза победителям. С другой стороны, он является социал-дарвинистским по своей идеологии, а это означает, что права и преимущества наиболее сильных являются не разовыми и временными, совпавшими с послевоенным переделом мира, а возведенными в принцип, то есть воспроизводимыми постоянно.
Следовательно, обделенным и вытесненным на обочину в рамках данного порядка как такового нечего ждать. "Результаты приватизации не подлежат пересмотру" — этот принцип новейших реформ вполне может быть отнесен и к рамкам геополитически реформированного мира. Собственно, речь идет не об аналогии, а о содержательной увязке. Новые западнические элиты явно или неявно вышли из национального консенсуса, порвали с туземной средой. Это вчера многим могло казаться, что победу над «тоталитаризмом» одержали народы. Сегодня уже вполне определился тот факт, что западническая элита в России полагает, что она вместе с Западом одержала победу над народом, сохранившим пристрастие к коммунистическому тоталитаризму или к традиционализму. Вслед за российским западничеством подобные открытия сделали и приватизаторы в других республиках бывшего СССР.
Свою приватизацию бывшей социалистической собственности они обставили так, будто это и есть естественный демократический переворот в экономической сфере — залог необратимости "демократических завоеваний". Несомненно, имел место сговор между бывшей номенклатурой, пожелавшей превратиться в новый класс крупных собственников, и западными покровителями "демократических реформ". Мы закроем глаза на ваши нелегитимные манипуляции с бывшей общенародной собственностью, вы должны закрыть глаза, а вернее — признать неизбежность наших геополитических манипуляций во всем постсоветском пространстве, незыблемость вашей собственности и незыблемость нашего мирового порядка взаимоувязаны. Такая «договоренность», основанная на увязке в один пакет признания Западом номенклатурной приватизации с признанием нашими «западниками» результатов победы Запада в холодной войне и его новых прав в мире и в постсоветском пространстве, несомненно, лежала в основе послевоенного порядка.
Однако уже со второй половины 90-х годов множатся симптомы того, что новый порядок не является послевоенным, закрепляющим некий статус-кво. Он скорее является предвоенным. Западные хозяева обманули местных компрадоров. Судя по всему, угроза пересмотра результатов постсоветской приватизации может идти не только изнутри, как утверждали западные советники, рекомендующие нашим новым собственникам хранить свои счета за границей. Сегодня она идет не столько изнутри, сколько извне. Судя по всему, хозяева нового мира не согласны оставлять ресурсы постсоветского пространства исключительно в руках внутренних приватизаторов: они сами на них претендуют.
Сегодня на Западе поднялась настоящая волна разоблачений "русской мафии", в состав которой более или менее явно зачисляются все более широкий круг представителей правящей российской элиты. Можно прямо сказать: общественное мнение Запада уже вполне готово к аресту российских вкладов за рубежом как запятнанных коррупцией и другими теневыми практиками. Одновременно все более говорится о неэффективном управлении страной, готовой быть захваченной уголовными элементами и террористами. Так что объявленная Америкой глобальная война с терроризмом вполне может в самое ближайшее время перейти в войну с "правящей российской мафией". Уже сегодня Россия окружается кольцом американских военных баз под многозначительным предлогом: нежеланием и неспособностью России эффективно бороться с силами преступности и терроризма, концентрирующимися во всем постсоветском пространстве.
Близится роковой момент истины. Он состоит в том, что наших новых «западников» Запад уже отказывается признать западниками — носителями современной демократической идеи. Сама эта идея в глазах западной элиты, равно как и западного обывателя, утрачивает общечеловеческие черты, относящиеся к современности вообще, и обретает статус расовой идеи, неразрывной с миссией западного белого человека в мире. Стоит этой идее попасть в чужие, незападные руки, как она тут же деформируется, утрачивая черты подлинности. Словом, впервые после эпохи Просвещения на Западе демократическая идея неожиданно обретает племенные черты, неся на себе генетические признаки телесности (снова — "парадигма тела").
Так прослеживается нисходящий ряд расистской инволюции «демократии»: сначала демократия и прогресс выступали как не имеющие племенных признаков универсалии, адресованные всем без изъятия. Затем, после проведенного «реформаторами» деления населения на демократическое меньшинство и «агрессивное» "красно-коричневое" большинство, прогресс обрел откровенно элитные черты. И наконец, после того, как на Западе перестали «преувеличивать» различие между "реформаторскими элитами" и "туземными массами" в постсоветском пространстве, прогресс стал обретать черты российской идеологии, предназначаемой исключительно для внутреннего пользования в привилегированном пространстве мирового центра. Периферийному же пространству отныне адресована не демократическая идея, а идея реколонизации и авторитарного внешнего управления.
"Не мир, но меч", меч нового имперского укротителя туземной анархии и варварства — вот что теперь готов нести Запад в лице своей воинственной сверхдержавы на Восток. Перед лицом этой "новой мировой идеи" нашим приватизаторам уже вряд ли стоит рассчитывать на "принцип неприкосновенности результатов приватизации".
Эти результаты будут пересмотрены новыми хозяевами мира, глядящими на своих бывших подручных с уже нескрываемым презрением.
Что ж, история, судя по всему, повторяется. Когда-то левые западники — большевики — превратили войну с Германией в гражданскую войну и объявили, что главный враг — в своей собственной стране, а патриотизм — орудие реакционной белогвардейщины. Но когда их излюбленная страна-гегемон — Германия вместо мировой пролетарской революции начала новую мировую войну, перед большевиками встала дилемма: или отстоять свой новый порядок, придав ему "национал-патриотический" облик, вместе со своим народом, или вместе с ним уйти в небытие.
Большевики, естественно, выбрали первое, превратившись в партию советского патриотизма и в этом качестве возглавив общенациональную борьбу против агрессора.
Сегодня правые западники-либералы также поверили в новый мировой порядок, идущий с Запада, превратили холодную войну в холодную гражданскую войну с "красно-коричневым большинством" и приступили к тотальному национальному разоружению, объявив патриотизм "последним прибежищем негодяев". Но любимая ими Америка вместо нового мирового порядка сегодня начала новую мировую войну за окончательное прибирание всех ресурсов мира к своим рукам. Никакими новыми доверительными полномочиями нашу демократическую элиту она обременять более не намерена. Перед последней, следовательно, встает та же альтернатива, что и перед большевиками накануне Второй мировой войны: уйти в небытие, оставив всю свою собственность в распоряжение завоевателя, либо снова поднять патриотическое знамя. Без народа и против него отстоять свою новую собственность наша правящая элита не в состоянии — для этого она слишком перестаралась в пацифистском рвении разрушения армии и других бастионов государственности.
Отстоять собственность она может только вместе с народом, на основе новой идеи национального единства. Но для этого ей предстоит нелегкая работа реконструкции собственности и пересмотра результатов приватизации в сторону большего демократизма и принципа социальной справедливости. Поддаются ли новый строй и новая собственность такой реконструкции и хватит ли у новой элиты коллективной мудрости и воли на это — вот поистине главный вопрос эпохи начала новой империалистической войны.
§ 4. Новый индивидуализм как геополитический фактор
Наши "демократы в первом поколении", не очень компетентные в области истории западных идей и принципов, активно оперируют дихотомией: коллективизм—индивидуализм. При этом коллективизму с порога приписываются антидемократические черты, индивидуализму — демократические. Этим адептам индивидуализма неведомо, что бывает демократический коллективизм ассоциированного гражданского общества, равно как бывает и уклончиво-обывательский индивидуализм абсентистов гражданского общества, гражданская пассивность которого способствует узурпаторским переворотам старых и новых диктаторов.
