Макс Вебер - Аграрная исстория Древнего мира
Как известно, не только средним векам, но и эпохе меркантилизма, и даже еще в настоящее время России знакома хлебная торговая политика, преследующая подобные же цели. Но по своему политическому значению, хотя бы с вавилонской и египетской системой государственных магазинов (Magazinsystem)[13] или даже с римской системой аннон[14] магазинная политика (die Magazinpolitik) абсолютных государств и даже России (где она достигла наибольшего развития) может быть сравниваема лишь очень издалека.
К тому же здесь и цели, и средства (даже в России) иные. Своеобразие античной хлебной политики по сравнению с современной объясняется главным образом совершенно иным характером античного так называемого «пролетариата» по сравнению с теперешним пролетариатом. То был пролетариат потребителей (ein Konsumenten-Proletariat), толпа деклассированных мелких буржуа, а не нынешний пролетариат — рабочий класс, который на своих плечах несет производство. Современный пролетариат, как класс, в древности не существовал. Ибо античная культура, отчасти благодаря малой стоимости содержания человека в местах ее расцвета, отчасти по причинам историко-политическим, либо опиралась главным образом на рабство — как было в Риме конца республики, — либо, по мейыыей мере там, где преобладал в частно-правовом смысле «свободный» труд (как в эпоху эллинизма и в императорскую эпоху), все-таки в такой мере была проникнута рабским трудом, как этого никогда не бывало в средневековой Европе. Конечно, остраконы[15] и папирусы эпохи Птолемеев[16] и Римской империи, так же, как и, например, Талмуд[17], свидетельствуют о значении свободного труда на эллинистическом Востоке и вне пределов требующего выучки ремесла, да и надписи говорят о нем очень ясно. Специфически капиталистическое понятие «работодателя» (εργοδότης) было, по-видимому, развито. Но, что весьма характерно, там, где требуется обеспечение рабочей силой в большем количестве и на твердо определенные сроки, например, хотя бы на птолемеевских монопольных масляных прессах, сейчас же принимаются меры для косвенного или прямого ограничения свободы передвижения. И рабство особенно сильно выступало на первый план как раз в эпохи и в местах «классического[18] расцвета «свободных» общин. Хотя количество рабов, как и их социальное значение для достаточно больших частей и периодов античного мира (в частности для эпохи эллинизма, более всего для Египта, но также и для более раннего Востока и Греции) было, несомненно, как теперь установлено (см. ниже) довольно сильно преувеличено, однако это все-таки не слишком сильно меняет принципиальное значение этого различия.
Во всяком случае, после всего этого нельзя уже обойти вопрос, не проявляются ли вообще в экономическом строе Древнего мира черты, исключающие возможность применения к нему категорий, которыми мы пользуемся при изучении хозяйственной истории средних веков и тем более Нового времени. Вокруг этого вопроса за последнее десятилетие шли оживленные, отчасти даже страстные, споры.
Исходным пунктом дискуссии послужила теория Родбертуса, по которой античный мир в своей совокупности принадлежал к сконструированному им периоду «ойкосного» хозяйства[19], т. е. производства для собственных надобностей, которое ведет расширенный с помощью несвободного труда дом; античное разделение труда по существу было только специализацией труда в пределах большого рабовладельческого домашнего хозяйства, обмен был явлением непостоянным и случайным, имеющим целью утилизировать случайные излишки в принципе самодовлеющих крупных домашних хозяйств («автаркия[20] ойкоса»). И Карл Бюдсер принял эту родбертусовскую категорию «ойкоса» как характерный для Древности тип хозяйственной организации, однако, судя по его аутентичному толкованию этого взгляда — насколько я его понимаю — в смысле «идеально-типической» конструкции хозяйственного строя, который в древности выступал с особенно сильным приближением к чистому понятию домашнего хозяйства со всеми его специфическими последствиями, но без того, однако, чтобы домашнее хозяйство господствовало во всем Древнем мире, на всем его протяжении и во все эпохи, и (это можно прибавить без всяких колебаний) без того, чтобы это «господство» в те эпохи, когда оно существовало, означало что-либо большее, чем, правда, очень сильное и по своим последствиям чрезвычайно действенное ограничение явлений обмена в их значении для удовлетворения потребностей и соответственное деклассирование тех слоев общества, которые могли бы быть носителями обмена. Правда, было вполне в порядке вещей, что Бюхер, рассматривая Древность как наглядный пример типа «ойкосного хозяйства» (таков ведь должен был быть тогда смысл его разъяснений), поневоле в известной мере подчеркивал как раз подходящие для этой парадигматической цели составные части античной хозяйственной истории, так что у историков появилось представление, будто, по его мнению, всему античному хозяйству можно целиком приписать характер «ойкосного хозяйства», а рядом с этим, во всяком случае в городах, характер «городского хозяйства» (в «идеально-типическом» смысле этого слова). Э. Мейер в своих возражениях против понятого так (по разъяснению Бюхера, понятого неверно) бюхеровского взгляда пошел так далеко, что отверг вообще применение к Древности особых экономических категорий и сделал попытку, по крайней мере в отношении к классическому периоду расцвета Афин, оперировать с совсем современными понятиями, такими как «фабрика» и «фабричные рабочие», и вообще доказывал, что мы представляем себе не «в достаточно современном духе» («gar nicht modem genug») условия тогдашней хозяйственной жизни, между прочим, и то значение, какое имели тогда торговля и банки. Между тем (чтобы ограничиться одним этим замечанием) до сих пор еще не доказано существование в древности даже свободной «домашней промышленности» («Hausindustrie») в том значении этого понятия, в каком она существовала уже в XIII в. после P. X., т. е. с договорными формами кустарной системы («Verlagssystem») (следовательно, не только как фактическая эксплуатация производителя знающим рынок купцом, которая была известна, конечно, и в древности). Но уже совершенно не имеется до сих пор никакого доказательства существования «фабрик», хотя бы только в чисто техническом смысле, в организации производства включающем, например, и русские крепостные фабрики, опиравшиеся на барщинный труд, а также и государственные мастерские, работающие для собственного потребления). Ни о каких промышленных предприятиях, которые бы по своим размерам, по своей долговременности и техническим свойствам (концентрации процесса труда в мастерских с разделением и с объединением труда и с «постоянным капиталом) заслуживали бы названия фабрики, как о сколько-нибудь распространенном явлении, источники не знают ничего. В качестве нормальной формы производства они ни разу не встречаются ни в производстве фараонов, ни в монопольном производстве Птолемеев и позднейшей Римской империи, которые скорее всего могли бы их напоминать (см. ниже.). Эллинский έργάστήριον[21] (эргастерий) есть в сущности людская (Gesindestube) состоятельного человека — большей частью купца, в частности импортера ценного сырья (например, слоновой кости) — в которой он с помощью любого количества скупленных или взятых в заклад с правом пользоваться их трудом обученных рабов, под надзором надсмотрщика (ζγεμών ού έργάστήριον) перерабатывал ту часть сырья, которую он не продал свободным ремесленникам (Demosth. XXVII 823, 19). Этот эргастерий можно делить на сколько угодно частей (продавая часть рабов), как кусок свинца, потому что он представляет собой недифференцированное скопление попавших в рабство рабочих, а не дифференцированную организацию труда. И встречающиеся кое-где в крупных сельскохозяйственных производствах «побочные промышленные производства» («Nebengewerben») для сбыта, так же как и мастерские для переработки сырья при монопольных правительственных организациях (Monopolverwaltungen) на Востоке и во времена Римской империи и, несомненно, как и в средние века, принимавшие иногда более значительные размеры текстильные «производства» (Textil-«Betriebe») хозяек княжеских домов, являются лишь придатком плантаций податного управления или «ойкоса», но не «фабриками».
