Эдвард Томпсон - Гунны. Грозные воины степей
Приск, видя состояние друга, решил взять инициативу на себя. Он взял Рустикия, который знал гуннский язык, подошел вместе с ним к Скотте и пообещал, что Скотта получит от Максимина множество даров, если выхлопочет ему аудиенцию у Аттилы. Приск объяснил, что посольство принесет пользу не только римлянам и гуннам, но и лично Скотте, а под конец добавил, что, как ему сказали, Аттила слушается Скотта, но это все только слова, которые не будут заслуживать доверия, если римляне не узнают на опыте силу его влияния на Аттилу. Скотта обиделся на этот оскорбительный намек и, сердито прервав Приска, заявил, что никто не имеет большего влияния на Аттилу, чем он. Желая доказать свои слова, он вскочил на лошадь и поскакал к шатру Аттилы. Приск поспешил к Максимину, предававшемуся унынию в компании Вигилы. Выслушав рассказ Приска, посол бросился к нему со словами благодарности и отозвал людей, уже выступивших с вьючными животными. Вскоре Скотта вернулся и сказал, чтобы они явились в шатер Аттилы.
Толпа варваров, окружившая шатер, охраняла Аттилу, но Максимина и Приска сразу впустили в шатер. Когда они вошли, Аттила сидел в деревянном кресле. Максимин с Вигилой приблизились к Аттиле; Приск и остальные застыли на почтительном расстоянии. Историк получил первую возможность рассмотреть гуннского вождя. Перед ними сидел «низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазками, с редкой бородой, тронутой сединой, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом кожи» человек. Пока Приск разглядывал гунна, Максимин, поприветствовав Аттилу, передал ему письмо императора и сказал, что император желает доброго здоровья ему и его окружению. Аттила мрачно ответил, что римлян постигнет та же участь, какую они желают ему, но Максимин, ничего не знавший о заговоре против Аттилы, не обратил внимания на его слова. Максимин попытался продолжить, но Аттила, прервав его, повернулся к Вигиле, обозвал его бесстыдным животным и спросил, с какой стати он посмел явиться к нему, зная решение его и Анатолия о мире. Ведь было сказано, чтобы послы не являлись прежде, чем гуннам не будут выданы все беглецы. Вигила ответил, что у римлян нет беглецов из скифского народа, они выдали уже всех, кто у них был. Аттила, еще больше рассердившись и осыпав Вигилу бранью, крикнул, что он посадил бы его на кол и отдал на съедение хищным птицам за бесстыдство и дерзкие слова, если бы не посольский устав, и добавил, что у римлян есть много беглецов из его племени. После чего приказал секретарям зачитать их имена. Когда это было сделано, Аттила приказал Вигиле немедленно удалиться и сказал, что пошлет с ним в Константинополь Эслу, бывшего посла Руа, чтобы окончательно урегулировать вопрос по выдаче всех гуннов, перебежавших к римлянам начиная со времени, когда Карпилеон (сын Аэция, полководца Западной Римской империи) стал их заложником. Он не может позволить своим рабам, как он их назвал, служить в римской армии и бороться против него. Хотя, добавил Аттила мрачно, вряд ли они принесут пользу римлянам, если он опять пойдет на них войной, а он это, конечно, сделает, если дезертиры не будут возвращены. Заканчивая аудиенцию, он приказал Максимину не покидать его территорию, а подождать ответ на письмо императора. Вот так закончилась первая встреча с Аттилой. Кроме приветствия, посол не произнес ни слова.
Вернувшись в свой шатер, римляне стали обсуждать встречу с Аттилой. Вигила выразил удивление, что Аттила, показавшийся ему во время посольства Анатолия человеком кротким и спокойным, теперь так грубо бранил его. Приск высказал предположение, не внушили ли Аттиле нерасположение к нему некоторые из варваров, пировавших вместе с римлянами в Сердике, сообщив, что Вигила называл римского императора богом, а Аттилу — человеком. Максимин признал это предположение вероятным; ведь он не подозревал о заговоре против варвара. Но Вигила пребывал в недоумении и, казалось, не мог понять причину, по которой Аттила с таким гневом набросился на него. Вдруг в шатер заглянул Эдеко и попросил Вигилу выйти наружу. Сделав вид, что все по-прежнему остается в тайне, он попросил Вигилу привезти из Константинополя, как договаривались, 50 либр золота, чтобы он мог раздать деньги своим людям. Эдеко ушел, а Вигила вернулся в шатер. Когда Приск поинтересовался, зачем приходил Эдеко, Вигила, естественно скрыв истинную причину, сказал, что Эдеко объяснил ему причину гнева Аттилы. Оказывается, все дело в беглецах, которых отказываются выдать римляне. В этот момент появились несколько гуннов, которые передали распоряжение Аттилы: римляне не должны покупать на территории гуннской империи ничего, кроме продовольствия, до тех пор, пока не будут улажены разногласия между имперским правительством и Аттилой. Вигила попал в западню, искусно расставленную умным варваром. Узнав перед возвращением с Эслой в Константинополь, что на гуннской территории нельзя ничего покупать, как он объяснит 50 либр золота, которые должен передать Эдеко? Кроме того, Аттила распорядился, чтобы посольство Максимина оставалось на его территории до возвращения Онегесия. Онегесий, брат Скотты, был вторым человеком в гуннской империи после Аттилы. В данное время его не было в лагере. Вместе со старшим сыном Аттилы, Эллаком, он отправился к акацирам, год назад подчинившимся Аттиле. Максимин остался дожидаться возвращения Онегесия, а Вигила отправился в Константинополь. Он по-прежнему был уверен, что удастся убить Аттилу, если он привезет Эдеко 50 либр золота.
На следующий день гунны свернули лагерь и двинулись на север. Римские послы какое-то время ехали вместе с варварами, а потом свернули на другую дорогу по приказанию проводников-гуннов, объяснивших, что Аттила должен заехать в одно селение, в котором он хотел жениться на дочери Эскама (о нем нам ничего не известно). Римляне продолжали путь по ровной дороге, пролегавшей по равнине, переправлялись через судоходные реки, название которых не удалось установить. Совершив длинный путь, проехав много селений, они остановились на ночлег у озера. Вдруг поднялась буря с вихрем, громом, частыми молниями и сильным дождем. Ветер опрокинул шатер. Все вещи, подхваченные ураганным ветром, утонули в озере. Перепуганные разбушевавшейся стихией, римляне бросились в ближайшее от озера селение. Правившая в нем женщина оказалась одной из жен Бледы. Она не только предложила римлянам еду, но и компанию красивых женщин, но от женщин римляне отказались. В благодарность за оказанное гостеприимство римляне подарили жене Бледы три серебряные чаши, меха, индийский перец, финики и другие лакомства, которые дорого ценятся, потому что не встречаются у варваров.
Проделав семидневный путь, по приказанию проводников-гуннов римляне остановились в одном селении, поскольку в него должен был по пути заехать Аттила. Здесь посольство Максимина встретилось с западными римлянами, тоже прибывшими в качестве послов к Аттиле. Позже мы обсудим цель приезда западного посольства, а сейчас только отметим, что в состав посольства входили: Ромул, тесть Ореста, который, как мы уже говорили, был римлянином из Паннонии, а его сын, названный в честь деда, впоследствии стал императором Западной Римской империи; Промут, губернатор провинции Норик (несмотря на волнения первых лет нового столетия, Норик был все еще частью Римской империи); командир воинского отряда Роман. Констанций, отправленный Аэцием к Аттиле в качестве секретаря, и Татул, отец Ореста, приехавший повидаться с сыном, не входили в состав посольства.
Когда Аттила проехал вперед, римляне, восточные и западные, двинулись вместе следом за ним. Переправившись через несколько рек, они, наконец, въехали в огромное селение, в котором находился штаб Аттилы. Это было самое большое селение из всех, через которые они проезжали. Оно располагалось в центре широкой, безлесной равнины, удобной для маневрирования конницы, где никто не мог захватить гуннов врасплох. Жилище Аттилы сильно отличалось от остальных построек. Этот дом, сделанный из бревен и до блеска обструганных досок, окружала деревянная ограда, украшенная деревянными башнями. Несмотря на башни, ограда носила чисто декоративный характер. В некотором отдалении от дома Аттилы стоял дом Онегесия, тоже деревянный, окруженный оградой, но уже без декоративных башен. Рядом с домом Онегесия находилось строение, которое сразу бросилось в глаза римлянам, поскольку было сделано из камня. Это была баня. Камни с огромными трудностями привозили из римской провинции Паннония, поскольку в этой области не было ни камней, ни деревьев, и варвары использовали привозной материал. Баню построил военнопленный из Сирмия, города, захваченного гуннами во время кампании 443 года. Он надеялся получить свободу за то, что построил баню, а добился того, что попал в еще большую зависимость. Онегесий сделал его банщиком, и он прислуживал Онегесию и его домашним и друзьям во время мытья. Жилища остальных гуннов были сделаны, как считает Гиббон, из глины и соломы, поскольку поблизости не было никаких строительных материалов, ни камней, ни деревьев{66}.