Игорь Симбирцев - Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору
Именно после этого и состоялась знаменитая поездка Блюмкина в Тибет под чужим именем и под легендой бродячего дервиша, вокруг которой и сейчас столько тайн. Хотя в советское время, отвергая экзотическую версию поисков Шамбалы, рейд Блюмкина по Тибету и Северной Индии объясняли сугубо разведывательными целями поисков путей возможного наступления конницы Буденного на Пенджаб и Индию в случае вооруженного конфликта СССР с Великобританией. Скорее всего, он налаживал там контакты ГПУ с подпольем индийской компартии, с левым профсоюзом «Красное знамя» в Бомбее и с левыми боевиками «Красных рубашек» на севере Индии и в Кашмире.
Тогда действительно казалось, что массовое восстание левых сил в Индии не только выгонит отсюда англичан, но и встряхнет застопорившуюся мировую революцию, дав СССР верного соратника в Южной Азии в лице социалистической Индии. Такие мысли проносились и по московским коридорам. На одном из конгрессов Коминтерна посланец «Мусульманской коммунистической организации» из района нынешнего Пакистана по имени Баранотулла торжественно пообещал, что у местных коммунистов все готово к восстанию и отделению от Британской империи вместе со всей Индией, правда, к этому прилагались надежды на поддерживающий рейд в район реки Инд корпусов Красной армии. По некоторым сведениям, Блюмкин даже хвалился в своем стиле, что после победы революции в Индии он попросит для себя место начальника Индийской ЧК. Но этим утопическим проектам сбыться в конце 20-х годов было не суждено, конница Буденного по Гималаям не помчалась, и массового восстания индусов также не удалось поднять, как не нашли и мистического входа в страну Шамбалу, а Блюмкина отозвали в СССР навстречу скорому концу его чекистской карьеры.
После тибетской экспедиции Блюмкин еще успел поработать по линии разведки ГПУ на Ближнем Востоке, где разъезжал по многим странам с паспортом на имя турецкого купца Якуба Султан-заде, этот регион тоже заинтересовал чекистскую разведку. В 1929 году, возвращаясь с Ближнего Востока в СССР, Блюмкин в Стамбуле тайно встретился с уже изгнанным из Союза Троцким и после беседы с ним бросился в свою последнюю и губительную авантюру. Объявил себя троцкистом и пообещал коммунистическому изгнаннику организовать в Москве троцкистское подполье из сторонников Троцкого в ГПУ. Здесь в искренность Блюмкина вполне верится, он все время считал себя троцкистом и был близок ко Льву Давидовичу Троцкому до его изгнания из СССР, хотя, вероятно, авантюризм Блюмкина и здесь опережал его политические устремления.
После приезда в Москву Блюмкин в своем стиле легкомысленно доверил эту тайну очередной своей подруге и тоже чекистке Елизавете Горской, а та выдала его начальству. Кроме того, одно из писем Троцкого Блюмкин принес на квартиру известному оппозиционеру в партии Радеку, также бывшему тогда в немилости у Сталина. Радек на этот визит чекиста с посланием от Троцкого отреагировал так же, как в XVIII веке опальный екатерининский вельможа Иван Шувалов на визит к нему домой авантюриста Федора Аша с предложением совершить дворцовый переворот и занять место царицы. Радек, как и Шувалов за два века до него, немедленно донес о визите к нему Блюмкина прямо на Лубянку зампреду ГПУ Ягоде. Радек позвонил Ягоде по телефону сразу, как ушел Блюмкин (у Шувалова телефона не было, тому пришлось бежать в Тайную канцелярию бегом – прогресс доноса налицо), и туда же Радек затем передал письмо изгнанника Троцкого. Узнав о близком аресте, неутомимый авантюрист Блюмкин, как и в 1918 году после убийства Мирбаха, попытался податься в бега, скрывался на квартирах знакомых и даже в стиле шпионских боевиков постригся наголо и сбрил усы для конспирации. Но той же Горской заманен в ловушку, договорившись встретиться с ней на вокзале перед бегством из Москвы, а здесь попав в засаду бывших коллег.
Можно лишь добавить, что сыгравшая столь неблаговидную роль в этой истории и выдавшая ГПУ доверившегося ей и любившего ее Блюмкина (невзирая на все особенности личности этого человека), Елизавета Горская позднее сделала большую карьеру во внешней разведке чекистов, выйдя замуж за известного разведчика Василия Зарубина, и долго работала в паре с мужем в европейских резидентурах, где имела разведывательный псевдоним Эрна. В большинстве мемуаров советских разведчиков и официальных летописцев советской разведки в героических страницах биографии Горской-Зарубиной этот «блюмкинский» эпизод 1929 года предпочитали попросту не упоминать, очевидно понимая его своеобразный моральный подтекст. Иногда из симпатий к Горской-Зарубиной даже пытаются оспорить сам факт ее предательства в отношении Блюмкина. Так, в посвященной ее фигуре книге «Таинственная Эрна» авторы В. Денисов и П. Матвеев в подтверждение ссылаются даже на решение Политбюро ЦК ВКП(б) 1929 года по делу Блюмкина, где после резолюции «Блюмкина расстрелять, ГПУ поставить на вид» записано отдельным пунктом: «Поручить ГПУ установить точно характер поведения Горской в этом деле». Хотя вряд ли это можно считать аргументом против утверждения о предательстве Елизаветой Горской влюбленного в нее человека, тем более что ГПУ наверняка с ее ролью здесь тщательно разбиралось, а она все же затем пошла на повышение в ИНО ГПУ. В различных «Легендах советской разведки» или «Очерках из истории советской разведки» о резиденте Горской-Зарубиной пишут в восторженных интонациях, историю же с выдачей загнанного бывшего любовника Блюмкина либо умалчивая, либо стыдливо упоминая вскользь и без деталей. Не раз встречалась мне в подобных изданиях и такая дипломатичная фраза о Горской: «В дальнейшем с Блюмкиным по идеологическим причинам порвала» – это о выдаче бывшего друга и любившего ее человека на верный расстрел.
В материалах дела Блюмкина № 86411 от октября 1929 года осталась эта докладная Елизаветы Горской на имя начальника Секретного отдела ГПУ Агранова об участии Блюмкина в троцкистском заговоре в спецслужбе СССР. И здесь же четко записано, что на встречу с Блюмкиным на вокзале Горская шла уже под контролем чекистов, сообщив время рандеву со скрывающимся другом начальнику ИНО ГПУ Трилиссеру. А также зафиксированы последние слова Блюмкина Горской в момент, когда подошедшие «товарищи» его арестовали и сажали в машину на Мясницкой улице: «Прощай, Лиза, я знаю – ты меня предала». Все эти подробности рассказывал друзьям-чекистам лично сажавший арестованного Блюмкина в машину сотрудник ГПУ Иван Ключарев, а от бежавшего вскоре на Запад друга Блюмкина и сотрудника ГПУ Агабекова подробности ареста известного авантюриста из ЧК стали известны и в Европе, дойдя в итоге и до нас.
После допросов на Лубянке в судьбе этого необычного человека была поставлена точка, за тайную связь с Троцким и предательство советской власти Блюмкин был расстрелян как экс-чекист по решению Особого совещания ГПУ, и никакие заслуги времен Гражданской войны и зарубежной разведки его не спасли теперь от чекистской пули. Смертный приговор Блюмкину приведен в исполнение на Лубянке 3 ноября 1929 года, расстрелом командовал лично начальник Секретного отдела ГПУ Яков Агранов – возможно, потому, что и сам, как Блюмкин, в свое время был боевиком партии левых эсеров. Не знаю, правда это или легенда, что перед расстрелом Блюмкин громко славил Троцкого и мировую революцию, пел «Интернационал» и с вызовом спрашивал Агранова: «А о моей казни напечатают в «Правде» что-нибудь?» – но такой финал был бы вполне в духе этого человека.
Так в жизни Якова Григорьевича Блюмкина уместился стандартный путь среднего чекиста дзержинского призыва 1918 года: приход в ВЧК (часто из бывших боевиков и даже эсеров либо анархистов), романтические иллюзии первого года революции, бойня времен Гражданской, славные годы советской разведки в 20-х, арест своими, обвинение в измене, расстрел в подвале Лубянки. Путь был стандартным, только сам Блюмкин был нестандартным чекистом, поэтому, в отличие от многих, у кого этот путь растянулся с 1918 по 1937 год, он проделал его всего за десятилетку и с более эффектно выкинутыми коленцами по пути. Именно этот романтический ореол, оставшийся еще с первых лет революции вокруг первого поколения чекистов, подобных Блюмкину, Артузову, Делафару, Петерсу и другим, создавал вокруг советской разведки еще больше мифов, заставив западный мир даже преувеличивать к концу 20-х годов ее и без того заметное могущество.
Операция «Синдикат»
Эта акция в 20-х годах тоже была показательной и вошла в летопись советской разведки. В отличие от развивавшейся в те же годы более длительной и сложной операции «Трест», бившей по мощному белоэмигрантскому союзу РОВС, «Синдикат» был направлен против боевой организации бывших эсеров во главе с неутомимым Савинковым. Знаменитый террорист, с которым за долгие годы так и не смогла справиться царская охранка, с 1917 года теми же методами продолжил борьбу и против непризнанной им советской власти. После участия в Белом движении и в эсеровских восстаниях 1918 года на Волге, оказавшись в эмиграции в Европе, Борис Савинков воссоздал из бывших эсеровских боевиков «Союз защиты Родины и свободы», действовавший методом террористических актов против диппредставительств СССР и забрасывавший свою агентуру на территорию Советского Союза.
