Владимир Карпов - Маршал Жуков. Опала
Почему до апреля? Потому что не только отношения Жукова и Эйзенхауэра обретают новые качества, мир раскалывался на два военных союза. В Пентагоне разрабатывались планы внезапного атомного удара по Советскому Союзу, по своей новой должности Эйзенхауэр имел к этому прямое отношение.
Мне кажется по этой причине Эйзенхауэр прекратил переписку с Жуковым. Он не скрывал своего восхищения полководческим искусством Жукова, говорил открыто о своей дружбе с ним.
Но явно не хотел быть криводушным в своих отношениях с маршалом, которого искренне уважал. Он, видимо, не считал, возможным, разрабатывая план войны против Советского Союза, писать лживые письма, поэтому «переписка прервалась».
Так недавние союзники и друзья оказались разделенными невидимой линией фронта.
Расправа Сталина над Жуковым
Много написано о неблаговидных делах Сталина. Обычно его поступки объясняются борьбой за власть, мотивируются политическими схватками с соперниками. Все это, как говорится, имело место. Некоторые историки и писатели, объясняя негативную деятельность Сталина, касались и его чисто человеческих качеств, а вернее пороков. Но только касались. Одно из деяний Сталина, о котором я хочу рассказать, особенно наглядно раскрывает именно порочные свойства его человеческой натуры.
Я имею в виду расправу Сталина над маршалом Жуковым после победы в Великой Отечественной войне.
Почему я считаю, что в основе этой расправы лежат не только политические (они тоже, конечно, были), но главным образом пружины психологические, эмоциональные? Потому что у Сталина не было повода расправляться с Жуковым, как с претендентом на место руководителя государства. Жуков не был политиком, он никогда не помышлял о захвате власти. Разумеется, после многих блестящих побед, одержанных в сражениях и в войне в целом, Жуков имел огромную популярность в народе и непререкаемую власть в армии. При желании он мог бы посоперничать даже с самим Сталиным. Но в том—то и дело, что такого желания у него никогда не появлялось, как говорил он сам, даже и в мыслях, не было.
Но Сталин, при его болезненной подозрительности, вычислил такую возможность у прославленного полководца, тем более, что жизнь давала подобные примеры: некоторые крупные военачальники второй мировой войны стали главами своих государств. Генерал Эйзенхауэр — в США, маршал Тито в Югославии, Энвер Ходжа в Албании, генералиссимус Франко сохранял свой трон в Испании, маршал Ким Ир Сен (по сей день!) правитель Северной Кореи.
Словом, пища для размышлений у Сталина была. Но все же в глубине души, он, наверное, понимал, что Жуков ему не соперник. Хорошо изучив маршала за годы войны, Сталин знал: Жуков «военная косточка», он любит военное дело — это его призвание увлечение, смысл жизни. Он никогда не посягнет на трон, на котором сидит Сталин, этот трон ему просто не нужен.
Все это только усугубляет безнравственность задуманной и осуществленной расправы.
Жуков прошел рядом со Сталиным всю войну, они преодолели немало критических моментов и одержали вместе крупные победы в сражениях. Я вовсе не хочу умалять роль Сталина в этих победах. Но Жуков не раз выручал Сталина (хотя бы под Москвой, когда Сталин уже смирился с потерей столицы). Многими своими талантливыми решениями маршал поднимал авторитет Сталина как Верховного Главнокомандующего.
Почему же все—таки Сталин решился на расправу?
Вот здесь, мне кажется, пора сказать о психологических факторах, упомянутых выше.
Зависть очень сильное чувство, она может не только подталкивать человека на неблаговидные поступки, но, укрепляясь и развиваясь, порождает ненависть. Ну, а ненависть, в свою очередь, является стимулятором более решительных действий во вред тому, против кого она направлена.
В общем, не я первый высказываю предположение, что ощущение своего «несоответствия» порождало у Сталина целый комплекс желаний при невозможности самому возвыситься до более талантливых соратников, то как—то принизить их, подмять своей властью, ну, а против особенно выделяющихся или непокорных, закипала затаенная ненависть, которая находила удовлетворение обычно в физическом уничтожении объекта ненависти. Сталин сам говорил: высшее наслаждение — сломить соперника и насладиться победой.
Он был большим мастером сложнейших интриг и, надо полагать, наслаждался процессом создания хитросплетений, в результате которых жертвы его с помощью фальсификации и ложных обвинений превращались в ничто еще при жизни, он доводил их пыточным изуверством до признания «своей вины», а затем следовало физическое уничтожение.
Как теперь стало известно из архивов, все крупные судебные политические процессы 30–х годов были не только задуманы, но и осуществлены лично Сталиным. Он повседневно руководил следствием, читал и правил протоколы допросов, ставил задачи на «выбивание» нужных ему показаний, увеличивал число арестованных, расширял масштабы обвинений и в конце концов определял меру наказания: как правило, расстрел.
Расправа над маршалом Жуковым, начатая в 1946 году, явилась одной из таких крупномасштабных интриг, задуманных и проведенных Сталиным с его многолетней опытностью.
Читатели могут соглашаться или не соглашаться с высказываемыми предположениями, особенно касающихся хода мыслей «вождя народов». Надеюсь, все, что я расскажу дальше, подтвердит правильность моих суждений.
Итак, по порядку. Первый импульс, породивший искру, из которой разгорелся не только костер, а настоящий пожар злобы и ненависти, наверное, зародился сразу после победы над германской армией. Сталину, как Верховному Главнокомандующему, полагалось принять капитуляцию поверженного врага — это был торжественный, величественный исторический акт. И кому же как не ему, «великому полководцу всех времен и народов», «организатору и вдохновителю всех наших побед», возвыситься над согнутыми спинами гитлеровских военачальников, ставящих подписи и безоговорочно признающих свое полное поражение.
Фактически и юридически Сталин имел право на осуществление такой исторической миссии. Но помешала его постоянная настороженность, боязнь покушения (как известно, Сталин во время войны не выезжал на фронты по этой же причине). А в мирные дни сидел за высокими стенами Кремля или на Кунцевской (ближней) даче, охраняемый сотнями телохранителей, скрывавшимися за деревьями и строениями, окружавшими эту дачу.
Привозить гитлеровских маршалов и генералов в Москву для подписания акта капитуляции было неприлично, тем более, что союзники уже подписали такой акт 8 мая там, в Германии, на поле сражения. Ехать на это самое поле сражения, где еще все дымилось от ужасающих пожаров и оказывали сопротивление отдельные группы гитлеровцев, считалось опасно. Вдруг какой—нибудь фанатик найдет способ проникнуть через кордоны охраны и пустить роковую пулю в него, в Сталина. Чем черт не шутит: найдутся желающие отомстить за поверженный «фатерлянд». Если здесь, в своей столице, удается обезопасить себя от своих соотечественников сложной системой охраны, то там, в чужой стране, в окружении враждебного народа опасность возрастает на несколько порядков.
Учитывая все это, Сталин поручил Жукову принимать капитуляцию. А потом, читая газеты и просматривая кинохронику, Иосиф Виссарионович, наверное, примерял себя на месте Жукова, как бы он выглядел и как был бы запечатлен для истории. Скребло, скребло самолюбие у вождя народов, отодвинутого на второй план в такой торжественный, именно исторический момент.
Но Сталин всегда находил способ поправить дело. И сделав некоторую уступку при подписании акта капитуляции, он намеревался наверстать, взять реванш на параде Победы — провести его лично и всенародно закрепить себя как победителя в Великой Отечественной войне.
Рассуждения угодливых историков о благородстве и скромности Сталина, который так бескорыстно уступил Жукову право принимать парад Победы, не имеют ничего общего с действительностью. Факты, рассказанные выше, свидетельствуют о том, что Сталин очень хотел сам принимать Парад Победы. Неудача, вполне естественно, прибавила недоброжелательности к Жукову.
Следующим импульсом, подстегнувшим болезненное самолюбие Сталина, было случившееся на Потсдамской конференции.
Произошло это не в ходе конференции, не в дискуссиях с главами государств Черчиллем, Труменом, Эттли, где решались большие международные проблемы, а вне стен дворца Цецилиенхоф, в обычной семейной беседе отца с сыном, т. е. Иосифа Виссарионовича и его сына Василия. Сталин—младший в те дни служил в войсках, находившихся на территории Германии.
Для большей достоверности я всегда опираюсь на документы или рассказы участников и очевидцев события, о котором идет речь. Поэтому и здесь приведу рассказ Главного маршала авиации Александра Александровича Новикова, дважды Героя Советского Союза, в то время командовавшего военно—воздушными силами страны (с апреля 1942 по март 1946).
