Уолтер Лорд - Последняя ночь «Титаника». (Хроника гибели)
С этим ушедшим миром ушли и некоторые из характерных для него предрассудков, в частности, глубоко укоренившееся и громко проповедуемое убеждение о превосходстве англосаксонского мужества. Для спасшихся все не по правилам севшие в спасательные шлюпки «зайцы» казались либо «китайцами», либо «японцами»; все, кто прыгал с палуб, были «армянами», «французами» или «итальянцами».
— Среди пассажиров некоторые мужчины, — заявил стюард Кроу перед американской следственной комиссией, — наверное, итальянцы или люди других иностранных национальностей, но не американцы и не англичане, пытались прорваться в шлюпки.
Стюард Кроу, разумеется, не слышал, на каком языке говорили упомянутые им нарушители порядка, и не мог знать, какой они национальности. Вопрос о национальностях в ходе слушания дела в американской следственной комиссии в конце концов настолько обострился, что итальянский посол в США потребовал извинения (и получил его) от пятого помощника Лоу за то, что тот использовал в своих показаниях слово «итальянец» в качестве синонима слова «трус».
Англосаксы же, напротив, не могли совершить ничего предосудительного. Когда Брайд описывал нападение кочегара на Филлипса, некоторые газеты для пущего эффекта превратили кочегара в негра. А в заметке, озаглавленной «Утрата нужных иммигрантов», газета «Нью-Йорк сан» отмечала, что среди погибших находились 78 финнов, которые могли принести стране некоторую пользу.
Но наряду с предрассудками были утрачены и кое-какие благородные качества. Мужчины будут продолжать оставаться храбрыми, но храбрость свою они будут проявлять уже совсем по-иному. У мужчин на «Титанике» был особый стиль: было что-то особое у Бена Гуггенхейма, переодевшегося перед смертью во фрачный костюм; у Хауэрда Кейса, на прощание махавшего миссис Грэм рукой с мерцающим огоньком сигареты, и даже у полковника Грейси, который, пыхтя, носился по палубе, с галантными намерениями, хотя и безрезультатно, разыскивая миссис Кэнди.
Понятие о том, что noblisse oblige15, тоже исчезло. В течение нескольких тяжких дней ожидания в неизвестности Асторы, Гуггенхеймы и другие подобные им семейства не обрывали телефоны и не посылали друзей или слуг в нью-йоркскую контору компании «Уайт Стар Лайн», а приходили туда сами. Приходили не только потому, что личный контакт — это лучший способ получения информации, но потому, что чувствовали себя обязанными присутствовать там.
Сегодня семейная преданность нисколько не меньше, чем в те времена, однако телефонного разговора, вероятно, оказалось бы вполне достаточно. Мало кто отправился бы в контору пароходной компании, не побоявшись царящего там бедлама. Но в те дни никто не колебался в своей решимости лично посетить контору. Конечно, Винсент Астор получил лучшую информацию, чем остальные, а некоторые даже удостоились беседы с самим генеральным управляющим Франклином, но суть подчеркиваемого здесь момента в том, что указанные люди не просто устанавливали контакт с должностными лицами, но сами, лично, явились в контору.
В наибольшей же степени гибель «Титаника» ознаменовала конец всеобщей самоуверенности человечества. До этой катастрофы люди считали, что ими найден ответ на вопрос о том, как сделать жизнь размеренной, организованной, цивилизованной. В течение 100 лет Запад пребывал в состоянии спокойствия. В течение 100 лет техника неуклонно совершенствовалась. В течение 100 лет блага, обеспечиваемые мирной жизнью и трудолюбием, казалось, с удовлетворительными результатами достигают всех слоев общества. При ретроспективном рассмотрении того времени мы теперь видим, что причин для самоуверенности у тогдашнего человечества было значительно меньше, чем тогда казалось, и все же большинство составляющих общество людей считало, что жизнь идет, как ей полагается.
Гибель «Титаника» разбудила их. Никогда больше не будут они столь уверены в себе. Особо чувствительный удар эта катастрофа нанесла по репутации техники. «Непотопляемый корабль», возможно, являющийся высшим достижением мысли человечества, оказывается, может затонуть в первый же свой рейс.
Но выводы, сделанные людьми из этой катастрофы, распространялись не только на технику. Если это высшее достижение оказалось таким ужасающе непрочным, хрупким, то что же тогда говорить обо всем остальном? Если богатство в ту холодную апрельскую ночь значило столь мало, то так ли уж много оно значит во все остальные дни и ночи года? Десятки проповедников вещали с амвонов, что «Титаник» был уроком, ниспосланным свыше для того, чтобы пробудить людей, погрязших в самодовольстве, чтобы покарать их за чрезмерную веру в достижения техники. Если это был урок, то весьма впечатляющий: с тех пор люди никогда ни в чем не чувствовали уверенности.
«Титаник» не имеет отношения к последующей длинной веренице постигших человечество разочарований, но его гибель стала как бы первым толчком надвигающегося землетрясения. До «Титаника», казалось, была тишь да гладь, после него — сплошной хаос. Вот почему для многих, кто жил в те времена, трагедия «Титаника» в большей степени, чем любое другое отдельное событие, явилась конечной вехой старого доброго времени и началом новой, беспокойной эпохи.
В понедельник 15 апреля 1912 года в 2 часа 20 минут утра ни у кого не было времени для подобных размышлений. Над могилой «Титаника» повис неплотный, похожий на дымку туман. Гладкая поверхность моря была усеяна ящиками, креслами, досками и другим хламом, который продолжал всплывать откуда-то из глубины океана.
Сотни людей барахтались в воде, цепляясь за обломки крушения и друг за друга. Стюард Эдвард Браун, у которого от холодной воды захватило дух, смутно вспоминал, как за его одежду цеплялся какой-то человек. Пассажир третьего класса Олаус Абельсет почувствовал, как его шею обхватила рука какого-то мужчины. Олаусу кое-как удалось высвободиться, и он крикнул, выплевывая морскую воду: «Отпусти!». Но человек снова схватил его, и норвежцу пришлось энергично оттолкнуть его ногами, чтобы освободиться окончательно.
Не люди, так само море истощало силы пловцов. Температура воды составляла около -2o С, т.е. ниже точки замерзания пресной воды. Второму помощнику капитана Лайтоллеру казалось, будто в его тело вонзилась «тысяча ножей». В такой воде от спасательных нагрудников толку было мало.
И все-таки некоторым в этих условиях удавалось не только сохранить твердость духа, но и выжить. В захламленной воде неясно виднелись два предмета, дававшие надежду на спасение: складные шлюпки A и B. Обе они всплыли, когда шлюпочная палуба ушла под воду, причем шлюпка A оказалась частично затопленной, а шлюпка B — перевернутой. Волной от упавшей трубы «Титаника» обе шлюпки затем отнесло от толпы барахтающихся в воде людей, и теперь лишь самые сильные и удачливые пловцы собирались возле них.
Примерно через 20 минут пребывания в воде Олаус Абельсет подплыл к борту «парусинки» A. С дюжину полумертвых людей уже лежали в этой переваливающейся с борта на борт шлюпке. Олаусу не помогли влезть в нее, но зато никто не пытался помешать ему перелезть через планширь. Находившиеся внутри люди пробормотали:
— Не переверни шлюпку.
Один за другим прибывали новые пловцы, пока в шлюпке не собралось примерно две дюжины людей. Их подбор оказался весьма причудливым: «Звезда» теннисного корта Р. Норрис Уильямс-младший, лежавший подле своего набрякшего мехового пальто, двое шведов, кочегар Джон Томпсон с сильно обожженными руками, пассажир из первого класса, стюард Эдвард Браун, пассажирка третьего класса миссис Роза Эббот.
Шлюпку A постепенно сносило дальше от места гибели лайнера; новые пловцы прибывали все реже и реже. Вот они совсем перестали появляться, и полузатопленная шлюпка в безмолвии и одиночестве медленно дрейфовала в пустынном ночном океане.
Тем временем другие пловцы устремились к перевернутой «парусинке» B. Эта шлюпка находилась ближе к месту гибели лайнера, и ее белое днище облепило гораздо большее количество людей, которые вели себя значительно шумнее и активнее, чем те, что доплыли до шлюпки A.
— Спасите!.. Спасите!.. — снова и снова слышал Уолтер Хэрст, присоединившийся к мужчинам, которые пытались вскарабкаться на корпус перевернутой шлюпки.
Радист Хэролд Брайд был здесь с самого начала, но сперва находился под шлюпкой. Лайтоллер тоже приплыл сюда еще до того, как «Титаник» окончательно затонул. Второй помощник подплывал к шлюпке, когда свалилась в воду носовая труба лайнера. Волна чуть не отнесла его прочь и в то же время подтолкнула к самой шлюпке юного Джека Тэйера. К тому времени Хэрст и трое или четверо других мужчин, скрючившись, устроились на днище. Лайтоллер и Тэйер тоже вскарабкались на корпус шлюпки. Брайд все еще пребывал под ней, лежа на спине, стукаясь головой о банки, задыхаясь в душной темноте.
